Прежде чем начать излагать свое понимание исторического развития я, конечно же, обязан предварительно разобраться в выдвигаемых опровержениях самой сути подобных представлений. Более всего критике подвергались разработанные много лет тому назад теории, где лейтмотивом служила, неважно идеалистическая или материалистическая, идея закономерности движения человечества. Проблема, конечно, не в том, что они встретили немало возражений. Подобное отношение непременно происходит с любыми теориями, как из области естественных, так и общественных наук.
Всем нам хорошо известно, что абсолютно истинных знаний не бывает; в любом учении сказывается субъективность, обусловленная ограниченностью знаний человечества, еще более той долей этого объема, которая воспринята автором; ограниченностью методов познания, которые никогда не могут быть совершенно адекватны бесконечно сложной действительности и т. п. Так что критика любых теорий, как и, положим, Платона, Гегеля, Маркса вполне обычное дело.
Но в ряде работ была выдвинута критика самого теоретического права существования таких теорий. Оппоненты утверждали, что принципиально невозможны никакие исторические теории, поскольку не существует закономерностей в истории. И хотя подобное утверждение касается независимого от ученых бытия человечества, а в подобных случаях индивидам, даже очень именитым ученым, следовало бы быть крайне самокритичными, тем не менее, некоторые из них пытались подняться выше природы и указать, что в ней не может быть того, что они полагают невозможным. Причем, наиболее громко заявлял об этом автор именно «критического рационализма», К. Поппер.
Несмотря на скромные предпосылки в виде «с нашей точки зрения», «на мой взгляд», отрицание закономерности истории было очень даже категоричным.
С наибольшей полнотой доводы против закономерности истории и кардинальном ее отличии от естественных наук изложены в книгах Поппера К. «Нищета историцизма» и «Открытое общество и его враги» (1,2). Я не буду касаться иных авторов того же плана, а сосредоточусь только на его основных аргументах, полагая их вполне достаточными для прояснения позиции критики. Заранее могу подчеркнуть главный тезис моих доводов против этого нигилизма: я буду все аргументы оценивать, как и Поппер, в сравнении естественных и исторических теорий, совершенно уверенный, что в научном основании принципиальных различий нет, и не может быть.
ПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ КАК КРИТЕРИЙ НАУЧНОСТИ
Поппер под «историцизмом» имеет в виду «такой подход к социальным наукам, согласно которому принципиальной целью этих наук является историческое предсказание, а возможно оно благодаря открытию „ритмов“, „моделей“, „законов“ или „тенденций“, лежащих в основе развития истории» (1, с.10).
Прежде всего отмечу, что для Поппера критерий научности не в том, имеются ли «ритмы», «законы» или «тенденции» и как они познаются наукой, а в нашей возможности предсказания. Поэтому основная аргументация против историцизма сводится к нашей неспособности предсказывать. «…Я показал, исходя из строго логических оснований, что ход истории предсказать невозможно» (1, с.7). Но предсказание нечто иное, чем постижение законов. Даже если мы выявили какую-то закономерность, это не означает, что мы способны предсказать конкретное явление, хотя бы из-за бесконечного множества факторов действительности, так или иначе влияющих на процессы. Ни один физик не сможет в точности рассчитать движение катящегося шарика, поскольку не способен определить все шероховатости поверхности, не говоря о множестве иных, не учитываемых факторов, влияющих на траекторию шарика. Такую задачу ученый и не ставит. По Попперу это удел инженеров, способных благодаря науке учесть основные составляющие воздействий, но отнюдь не всевозможные несущественные частности.
Почему мы должны от исторической теории требовать предсказаний конкретных явлений? Но эта проблема имеет и иной, много более важный, аспект. Пригожин показал теоретически, что неравновесная система при усилении параметров, выводящих ее из равновесного состояния, достигает некоторой пороговой точки (точки бифуркации), после которой происходит скачкообразный переход к одной из двух возможных состояний. При том мы никак не можем указать заранее, в каком из них окажется будущая система.
Аналогичную беспомощность проявляют физики при попытке определить в точности момент скачка к новой упорядоченности при фазовых переходах. Предсказать его невозможно. Со схожей проблемой сталкиваются геологи, пытаясь определить момент землетрясения. Они могут вычислить напряженное состояние земной толщи в данном регионе, быть уверены, что перенапряжение разрядится с катастрофическим эффектом, но в точности указать время и величину максимальной магнитуды не способны. Станем ли мы из-за этого отрицать физику, химию, геологию как науки?
Хочу обратить внимание, что в приведенных случаях мы имеем дело с актами критических преобразований, которые в определенном аспекте неподвластны и естественникам. История также имеет дело с изменениями общественной жизни, следовательно, если даже она не способна их предсказать, то эту слабость вполне разделяет с иными науками и от этого не должна терять права на научность.
Наконец, третий вариант непредсказуемости хорошо известен ученым, в особенности астрономам, геологам, исследующим новообразования, т. е. не только повторяющиеся в наличной природе процессы, но и формирование таких явлений, которые прежде не существовали. Никто не возьмется в точности представить будущее Вселенной, Солнечной системы, биосферы, земной коры. Известны закономерности прошлых процессов, отсюда выводимы и общие тенденции преобразований, можно высказать и немало предположений о них, но достоверных заключений сделать не удастся. Вполне реально и подобное состояние истории, что, однако, не должно выставлять ее как несуразную уникальность.
АРГУМЕНТЫ ПОППЕРА
1. История зависит от роста знаний, что непредсказуемо.
Самый серьезный аргумент Поппера против исторической теории опирается на роль знания в истории.
«(1) Ход человеческой истории в значительной степени зависит от роста человеческого знания. (Истинность этой предпосылки должны принять даже те, кто видит в человеческих идеях, в том числе научных, всего лишь побочный продукт материального развития, в каком бы смысле это последнее ни понималось.)
(2) Используя рациональные или научные методы, мы не можем предсказать, каким будет рост научного знания.
(3) Следовательно, мы не можем предсказывать ход человеческой истории.
(4) Это означает, что мы должны отвергнуть возможность теоретической истории, или исторической науки об обществе, которая была бы сопоставима с теоретической физикой. Невозможна никакая научная теория исторического развития, которая служила бы основой для исторического предсказания.
(5) Следовательно, основная цель историцистского метода (см. разделы 11—16 данной книги) поставлена неверно: историцизм терпит крах» (1, с.4—5).
Из утверждения (1) вполне логично было бы сделать прямо противоположный вывод, а именно, что ход истории имеет направленность. Поскольку рост человеческого знания, очевидно, имеет определенную тенденцию – наука развивается и все шире и глубже познается мир, тем самым все более взаимосвязанным становится наше знание мира, – а человеческая история зависима от него, то, следовательно, история также имеет соответствующую тенденцию. А раз существует некоторая тенденция развития, то, постигая ее, мы сможем получить теорию истории.
Вообще-то говоря, употребляемое Поппером понятие «тенденция» неопределенно. Чтобы его применение не было бессмысленным, необходимо указать на основание этой тенденции, то есть на более широкую базу, а по существу закон, из которого следует вектор изменений. «Тенденция» при известных закономерностях удачно подходит для характеристики конкретных изменений, поскольку невозможно знание всех параметров реальности, в которой протекает данный процесс. Мы знаем, положим, закон движения, что позволяет в общем виде предсказать «тенденцию» изменений, но при этом никак не можем иметь точное знание о конечном состоянии движущегося объекта. Еще удобнее употреблять это понятие для фазовых переходов и им подобным преобразований, когда, хотя и известна общая закономерность, но непредсказуема та флуктуационная случайность, которая окажет решающее воздействие на переход. Главное, что следует иметь в виду, это то, что тенденция не отрицает, а скорее предполагает, наличие закона.
О проекте
О подписке