Глава 7
ДЕМОНОЛОГ

Это был местный сумасшедший. Никто не знал его имени, а сам он называл себя то императором Фердинандом, то отвергнутым сыном епископа, однако кто-то поговаривал, что он свихнувшийся монах или колдун.

У него были седые сальные волосы, спутанные, как пряжа нерадивой хозяйки. Редкие гнилые зубы торчали из зловонной пасти, а за ними, подобно червю в ране, шевелился белёсый язык. Глаза его были безумны, жёлтые белки вечно вращались и крутились, как нахватавшаяся блох псина.

– Послушай, друг, – вкрадчиво сказал сумасшедший. – Разве Сатана предложил бы Иисусу все царства мира, если бы они ему не принадлежали?

Готфрид прошёл мимо, не удостоив его даже взглядом.

А вот и «дом ведьм». Множество имён: Малефицхаус, Хексенхаус, Труденхаус и Друденхаус, обозначали одно – четырёхэтажное здание, обнесённое трёхметровым забором и не блещущее особыми архитектурными изысками. Ровные серые стены, двухэтажная мансарда под двухскатной крышей, и всё это обнесено крепкой каменной стеной. Тюрьма была относительно новой – построили её всего три года назад.

Над дверями Друденахуса находилась фигура Справедливости и начертаны слова Вергилия: «Discite iustitiam moniti et non temnere Diuos», что означало: «Смотри и учись делать добро и не презирай благословенных богов». Слева и справа от входа были выполнены две надписи, одна на латыни, а другая на немецком, со стихами из Библии: «И о храме сем высоком всякий, проходящий мимо него, ужаснётся и свистнет, и скажет: «за что Господь поступил так с сею землёю и с сим храмом?» И скажут: «за то, что они оставили Господа бога своего».

Дитрих стоял у входа и лузгал орехи.

– Привет, – сказал он после рукопожатия. – Сейчас только Фёрнер приехал, говорит, будем Фогельбаум допрашивать. Как думаешь, почему он именно нас выбрал для этого? У него же есть палачи, которым платят за такое…

– Я думаю, он нас проверяет. Меня, скорее… А тебя я взял в помощники. Как это – проводить дознания? Сложно?

– Да не особо, – Дитрих покачал головой. – Ты же это сто раз видел. Когда я тут работал, меня даже хвалили за усердие…

И он рассказал Готфриду о трудовых буднях наёмных палачей. О порядке дознания и о маленьких секретах, которые используют, когда вина очевидна, но доказательств нет.

Потом они вошли внутрь, и вся тяжесть деревянных перекрытий и неровных шершавых стен навалилась на них. Вдаль уходил широкий тёмный коридор, зажатый между двумя рядами обшарпанных деревянных дверей. В воздухе стоял запах тления и сырости, из камер то и дело доносились стоны, всхлипы и звонкий лязг цепей.

В конце коридора мерцала цветными витражами полукруглая пристройка с алтарём – здесь молились и исповедовались как инквизиторы, так и узники. А так же молельня защищала тюрьму от дьяволов.

Это была церковь судебной системы, только вместо скамей, стоящих ровными рядами, располагались двадцать шесть тюремных камер. Подобные тюрьмы были также возведены и в других крупных городах епископства.

Справа от входа была лестница на второй этаж, слева – каморка тюремщика и пыточные камеры.

Из своей коморки показался подхалим-тюремщик Леопольд Денбар, ссохшийся злой старикашка с бритой головой. Поздоровавшись с ним, друзья прошли в камеру дознаний.

Пыточная тоже была мрачным местом: небольшая комнатушка, шести шагов в длину, шести в ширину и шести в высоту, чтобы было удобно использовать страппадо. Стены были увешаны разнообразным палаческим инструментом – тисками, щипцами, масками, плетьми. В полу находилось отверстие для слива нечистот и крови. В углу стоял стол, покрытый пурпурным сукном с жёлтой окантовкой, которое также было придавлено сверху тяжёлым бронзовым распятием на подставке. Небольшое окошко под потолком цедило пасмурный свет сквозь толстые прутья ржавой решётки.

Камера была наполнена людьми, столпившимися возле скрюченной, пристёгнутой к деревянному креслу фигурки молодой девушки. Той самой, с которой Дитрих Байер со товарищи так весело развлеклись пару дней назад. Это были всевозможные доктора, священники, жаждущие исповедовать заблудшее дитя, и, собственно, инквизиторы, которым надлежало вести дознание.

Из-за стола с пурпурным покрывалом на всю эту толчею взирали герр Фридрих Фёрнер, доктор права Эрнст Фазольт, незнакомый Готфриду доктор медицины, священник, а так же секретарь Ганс Шталь, посасывающий перо за своей маленькой конторкой в стороне. В тёмном углу, позади герров, притаился странный чернобородый незнакомец с изрядными бакенбардами. Он торопливо писал что-то в небольшой книжице свинцовым карандашом, иногда смачивая его слюной. На кафедре лежала стопка из трёх книг, чтобы можно было свериться на случай разногласий, а так же стояло бронзовое распятие, как символ божьего присутствия.

Наконец Фёрнер постучал деревянным молоточком в знак того, что дознание начинается, и вся мелкая шушера расползлась вон из зала. В поисках новой жертвы, конечно, ведь параллельно, в соседних помещениях, велись ещё два дознания. А в зале суда остались лишь герры судьи, канцелярская сволочь, Готфрид с Дитрихом, а также чернобородый незнакомец с книжицей.

Прочитали все обычные молитвы.

– Приступим к дознанию, – сказал Фёрнер и вновь стукнул молоточком, отбив последние разговоры. – Извольте представиться.

– Анна Фогельбаум.

– Возраст?

– Девятнадцать лет, ваше преосвященство.

– Замужем?

– Нет, ваше преосвященство, живу с родителями…

– Знаете ли причину, по которой вас допрашивают?

Анна потупилась и произнесла:

– Обвиняют в ведовстве?

– Именно, – ответил Фёрнер мягко. – Поэтому предлагаю тотчас сознаться во всём, дабы не тратить наше и своё время.

Анна промолчала, а викарий вздохнул и спросил:

– Мои люди утверждают, что вас поймали в ночь на первое мая сего года на шабаше в Хаупсморвальде, где вы предавались богохульным игрищам и прочей ереси. Вы можете оправдаться?

Ведьма молчала ещё какое-то время, а потом, верно решив, что терять ей больше нечего, выпалила:

– Ваши люди, вот эти, – она указала на Готфрида с Дитрихом, – были пьяны, схватили меня в переулке и… и… надругались надо мной!

Господа судьи равнодушно переглянулись, и доктор Эрнст Фазольт предложил:

– Нужно проверить её на дьявольские знаки.

Дождавшись благосклонного кивка Фёрнера, Дитрих заголил девушке спину и грудь, и Готфрид стал присматриваться к её телу, ища нечестивые отметины. Грудь у неё была хороша. Лицо так себе, а вот грудь очень даже хороша. Упругая, молодая… Господа судьи даже наклонились вперёд, чтобы получше всё разглядеть.

– Что это за царапины на предплечьях?

– Ваша честь, это меня кошка исцарапала. Я хотела её покормить, а она…

Тем временем Готфрид проверял подозрительные участки кожи, тыкая в них специально предназначенным для этого шилом.

Укол – длинная, толстая игла входит в тело, девушка взвизгивает от боли, из ранки течёт кровь. Ещё укол – то же самое. Снова укол, следующий – девушка дёргается и кричит, кандалы звенят, но Дитрих крепко держит её за плечи. Опять укол, и вдруг шило по рукоятку входит в тело ведьмы в районе лопатки, прямо в странное тёмное пятно.

Она, казалось, сама была удивлена, потому что повернула голову и непонимающим взглядом уставилась на это место.

– Что вы чувствуете? – с интересом спросил Фёрнер.

– Я… э-э… щекотно… – в растерянности ответила Анна.

Писарь что-то нацарапал в протоколе, а Готфрид продолжил осмотр. Вскоре он обнаружил ещё пару дьявольских отметин: одну в виде пятна и одну в центре треугольника из родинок.

– Вы всё ещё будете отрицать свою виновность? – благодушно спросил Фёрнер. – В таком случае, где вы получили дьявольский знак?

Анна перекрестилась скованными руками и ответила:

– Я никогда ничего не замышляла против Господа, и останусь верна ему. Ни в каком шабаше я не участвовала и колдовством не занималась.

– Что ж, раз подозреваемая не реагирует на милосердное обращение, в таком случае следует применить пытки, – сказал викарий.

Готфрид приказал было применить тиски для пальцев, однако Фёрнер прервал его.

– Давайте лучше страппадо, – попросил он. – Сегодня у нас гость, так что покажем ему что-нибудь зрелищное. И снимите с неё платье, пожалуйста.

Наверное гостем был этот, с книжицей и бакенбардами. Палачи отстегнули девушку от кресла, раздели догола, связали ей руки за спиной и примотали к ним верёвку. Другой конец верёвки проходил через кольцо в потолке и был намотан на деревянный вал, к которому подошёл Дитрих. К ноге ведьмы Готфрид прицепил каменный груз, размером с её голову.

Анна Фогельбаум молчала и податливостью своей напоминала куклу. Вот Готфрид отошёл от девушки, заскрипел вал, наматывающий верёвку, и ведьма тихо замычала от боли, когда её начало поднимать к потолку, неестественно выворачивая руки. Верёвка тянет её всё выше, и подозреваемая захлёбывается криком.

– Отпускай! – скомандовал Фёрнер, и верёвка тут же ослабла.

Девушка, рухнула на пару футов вниз, но тут верёвка снова натянулась и суставы несчастной хрустнули, сухожилия растянулись. Она закричала от жуткой боли, засучила ногами, а затем срывающимся голосом призналась:

– Я – ведьма!

– Извольте опустить.

Палачи опустили Анну на пол, она встала на ноги, подняла блестящие от слёз глаза на судей.

– Я невиновна, моей вины перед Богом нет!

– Поднять, – скомандовал Фёрнер.

Девушку вновь вздёрнули, кости её опять захрустели, крик снова ударился о гулкие стены камеры. При этом на лице Дитриха играло выражение бесшабашного веселья, он еле сдерживал улыбку: поднять, так поднять.

– дьявол не даёт мне сознаться! – закричала она срывающимся голосом.

Её вновь опустили.

– И так, в чём вы хотите сознаться? – спросил Фёрнер.

– Я была на шабаше, занималась колдовством! – ответила Анна в отчаянии. – Пожалуйста, не надо больше!…

Судьи переглянулись. Доктор Фазольт с пренебрежением покачал головой.

– Этого мало. Что-то ещё?

Девушка молчала.

– Айзанханг, полста розог ей.

Похоже, что новый гость герра Фёрнера, был важной персоной, поэтому викарий и распинался перед ним, стараясь показать все прелести бамбергских инквизиционных процессов.

Готфрид взял из бочки с солёной водой ивовую розгу и приказал Дитриху поднять девушку на страппадо, а затем начал спокойно и размеренно пороть её по белому заду, по спине.

Едва девушку опустили, как она рухнула на холодный пол и тихо заплакала.

– Ишь, стонет, ведьма! – брезгливо бросил доктор Фазольт.

– А теперь, – сказал викарий и глянул на бородатого, следя за его реакцией, – давайте попробуем верёвку.

– Верёвку? – с усмешкой переспросил Дитрих. – Есть!

– Нет! – завыла побледневшая Анна, из её глаз покатились крупные слёзы.

– То есть вы готовы признаться? – поинтересовался Фёрнер.

– Да, я признаю, что я была на шабаше.

– И плясала богохульные пляски!

– Да, плясала.

– Как часто?

– Шабаши были каждую субботу, но я была впервые…

– Ранее вы сказали, что занимались колдовством, а теперь говорите, что были там впервые. Как это изволите понимать? – поинтересовался викарий.

– Меня там заставили колдовать.

– И как же вы колдовали?

– Мне дали глиняный горшок, и сказали набрать в него… м-м… дохлых лягушек. Это для того, чтобы вызвать дождь, – принялась объяснять ведьма.

– И она его вызвала! Посмотрите на улицу, герры! – ехидно вставил Фазольт. На улице, за решётчатыми окнами, действительно шёл дождь. – Герр секретарь, прошу отметить этот факт – вредоносное колдовство.

– Хорошо, и кто же вас привёл на шабаш? – спросил Фёрнер, когда писари перестали скрипеть перьями.

Ведьма опустила глаза и обречённо ответила «Рудольф Путцер».

– Где вы с ним познакомились?

Подсудимая, то и дело всхлипывая и забито озираясь, начала рассказывать, как недавно она рассталась с женихом. И вот, когда она сидела и плакала над своей судьбой, к ней подошёл незнакомец и предложил ей помочь вернуть потерю. Конечно, она согласилась. У неё не было выбора. Тогда дьявол, а это был именно он, потребовал её подписать контракт. Конечно же, кровью. И, едва она его подписала, незнакомец указал ей на идущего мимо Путцера и сказал ей идти вместе с ним на шабаш в следующую ночь. Так она и очутилась здесь.

– Во сколько начинался шабаш? – уточнил Фёрнер.

– В полночь. А закончиться должен был под утро, когда все расходились.

– Был ли там дьявол?

Анна всхлипнула и закашлялась.

– Да, был. Всё время сидел на своём троне. У него такой трон… из костей… Все ели, пили и все хвалились своими злодействами.

– И чем же угощал вас дьявол? – ехидно спросил Фазольт. – Вкусно было?

– Еда там была вся безвкусная и… по ней ползали черви. Всё было плохо приготовлено. Пироги с крысами. Ещё собаки варёные. Ни хлеба, ни соли там не было.

Фазольт хмыкнул, а Фёрнер одобрительно кивнул, а бородатый с книжечкой всё усердно царапал что-то на страницах.

– А что было потом?

– Потом мы все должны были раздеться и совокупиться друг с другом… – колдунья всхлипнула.

– Оргия, – подсказал доктор Фазольт.

– Вы вступали в интимную связь с дьяволом?

Анна опустила голову и завыла в голос, пытаясь произнести «нет».

– Байер, извольте поднять её ещё разок.

Дитрих молодецки выдохнул, крутанул своё колесо, потом резко крутанул обратно и застопорил. Ведьма завизжала от боли, начала извиваться как змея.

– Вы вступали в интимную связь с дьяволом?

– Да! – кричала Анна Фогельбаум. – Отпустите!

Дитрих посмотрел на Фёрнера, и тот кивнул. Ведьму опустили, но она не устояла на ногах и шлёпнулась на холодный камень, продолжая плакать и стонать.

– Расскажите, вы подписали с ним контракт? – от холодного голоса Фёрнера даже палачей пробирала дрожь.

Однако ответом ему были только всхлипывания. Готфрид с Дитрихом подняли несчастную на ноги и посадили на стоявший тут же трёхногий табурет. Какое-то время она плакала, и герры судьи начали о чём-то тихо переговариваться между собой, и до Готфрида стали долетать редкие фразы: «…молода…», «…быстро созналась…», «… нужно узнать о дьяволе…». Фёрнер вполголоса расспрашивал бородатого о том, как ему нравится дознание. Бородатый одобрительно кивал и приговаривал: «Да, да… очень даже… в том смысле, что просто превосходно…»

Наконец Фогельбаум успокоилась и теперь уже она ожидала, пока судьи прекратят свои разговоры.

– Ну так что? – Фёрнер обернулся к ней последним. – Вы подписали с ним контракт?