Глава 6
ЭРИКА ШМИДТ

Серый потолок, правда уже без привычной паутины, гул голосов на улице.

«Господи, помоги мне сегодня быть достойным милости твоей и остаться верным тебе, не впасть во грех, и не предаться мирскому» – коротко помолился Готфрид. Он всегда молился по утрам, а теперь нужно было делать это с особым тщанием. Затем он шёпотом произнёс молитву «Pater noster», и тут услышал шуршание внизу.

Скрип лестницы выдал его.

– Доброе утро, – сказал он, сжав руку на деревянном поручне.

Гостья сидела в кресле перед горящим камином и смотрела в огонь. Услышав Готфрида, она вздрогнула, обернулась, а потом быстро встала с кресла, словно боясь чего-то.

Чтобы не быть голой, она надела его одежду, валявшуюся в кладовой: старую рубаху с мешковатыми рукавами и заношенные штаны, которые он когда-то очень любил.

– Доброе утро, – повторил он. – Меня зовут Готфрид, а вас?

– Эрика… Эрика Шмидт, – промолвила та после некоторой паузы и попыталась сделать реверанс. – Мой отец, Альбрехт Шмидт…

– Да, я помню его, – кивнул Готфрид. – Он сделал для моего отца шпагу.

На мгновение повисла неловкая пауза.

– Спасибо, что прибрали мой дом, – вымолвил он наконец. – Вы помните, что случилось позапрошлой ночью?

Эрика вся покраснела и спрятала глаза.

– Кажется меня хотели… совершить ритуал… ну, ведьмы…

– Колдовской шабаш – произнёс Готфрид, добавив в голос суровых ноток. – Как вы туда попали?

– А где я? – с детской наивностью спросила она. – Я помню только начало этого, а дальше…

– А дальше мы сорвали его. Вы ведь дочь Альбрехта, поэтому я взял вас к себе. Но вы не ответили, как попали туда?

Она боялась этого вопроса, намётанный глаз ведьмолова заметил это. Боялась, что её посчитают ведьмой? Эрика глубоко вздохнула, оглядела глазами комнату и безнадёжно, будто уже стоя на эшафоте, сказала:

– Меня опоили зельем… А что было потом не помню. Даже того, как оказалась здесь. А вы… солдат?

Готфрид кивнул.

– Значит вас опоили против вашей воли?

– Да, да! – энергично закивала Эрика. – У меня ведь больше нет отца, так что никто бы меня не хватился, вот меня и решили…

Она замолчала.

– Принести в жертву?

– Да.

– Кому?

– дьяволу, – ответила она спрятав глаза. – Это был дьявол, – она осенила себя крестным знамением, – слуга Сатаны!

– Я понял это. Но мне показалось, что под личиной дьявола скрывался обычный человек.

Видно было, что Эрика очень смущается, но всё же она твёрдо покачала головой.

– Это был дьявол. Или тот, в кого он вселился. Какой человек пойдёт против людей и Бога? – она подняла глаза к потолку.

– А почему они выбрали именно вас?

– Ну… моего отца больше… нет… – Эрика уставилась в пол. – Я ещё девушка, и… наверное мне просто не повезло…

Готфрид кивнул. Может быть ведьмы таким образом хотели опорочить семью славного мастера и бывшего солдата Альбрехта Шмидта? Или ей и вправду не повезло?

– Хорошо, – сказал он после паузы. – А где ваша мать?

– Её у меня тоже нет, – и она вздохнула.

– Так как вы попала им в руки?

– Они… еретики пришли на похороны отца. Я думала, что они его друзья, знакомые. А потом они опоили меня.

Готфрид помолчал.

– Сможете опознать кого-нибудь из них, если потребуется?

Девушка снова кивнула, а затем неуверенно спросила:

– Вы ведь не будете меня пытать? Ведь я не виновата, меня против воли…

– Конечно нет, – сказал он. – Вы можете пока идти домой. Если хотите, мы приставим к нему охрану и вас больше никто не тронет.

Самому ему не хотелось этого говорить, но долг и совесть требовали дать ей свободу, отпустить, отправить домой.

– Сейчас мы позавтракаем, а потом я дам вам денег на экипаж. Дело в том, что к полудню мне нужно быть в ратуше…

Во время этого разговора Готфрид стоял на ступенях лестницы, а Эрика прямо перед ним, возле приоткрытой двери кладовой. Великолепное гостеприимство: устроил несчастной допрос при первой встрече. У неё умер отец и сама она пережила такое, что не дай Бог никому. А тут ещё и эти подозрительные расспросы… Чурбан. Накормить бы её для начала… Да одежды купить.

Эрика молча смотрела на него, крепко сжав руки, словно молясь.

Деньги у Готфрида водились, и немалые – по закону, родственники казнённых еретиков должны были выплачивать деньги всем причастным к казни. От епископа, верховного судьи, до самого низшего палача. У него эти богатства уходили, в основном, на повседневные нужды и оседали в «Синем Льве».

На какое-то время повисла пауза, а потом Готфрид повернулся и пошёл на кухню. Живот уже подводило от голода и вчерашнее жаркое пришлось бы как нельзя кстати. А потом можно забежать в «Синий Лев», перехватить кружечку-другую. Но как же всё-таки не хочется, чтобы Эрика уходила.

Он повернулся к ней и выжидательно посмотрел.

– Домой мне нельзя, – сказала Эрика, жалобно взглянув Готфриду в глаза. – Они выследят меня. И вам… вам тоже туда нельзя, потому что они могут и вас выследить или убить… В моём доме теперь только нечисть.

Повисла долгая пауза.

– Хорошо, – наконец кивнул Готфрид, умело скрывая восторг. – Так как Альбрехт был другом моего отца, то я считаю своим долгом защищать вас от всех напастей и предоставить вам все возможные удобства. Так велит мне честь и так я хочу, так что можете рассчитывать на меня. Жить будете здесь, пока мы с этим делом не разберёмся.

– Большое спасибо вам, благородный герр, – сказала Эрика, взглянув в его глаза с благодарностью и… теплотой? От этой теплоты сердце Готфрида стало таять, и он улыбнулся. Непривычно и нелепо, но очень искренне.

– А сейчас пойдём за продуктами и купим вам женскую одежду – негоже фройляйн ходить в мужских обносках.

Эрика кивнула, смущённо улыбнувшись. Конец допроса принёс ей явное облегчение. Конечно, она смущалась – одна, в доме незнакомого мужчины. Но смущался и Готфрид, хотя под ледяной маской равнодушия этого не было видно.

Они наскоро позавтракали вкусным жарким и пошли по узким улочкам Бамберга, стараясь особо не спешить, чтобы дорога вместе длилась подольше. В Труденхаусе сейчас просыпались подозреваемые, их тела ныли от вчерашних пыток и холодных камней пола, а души страдали от невыносимой неопределённости будущего. Хотя какая уж тут неопределённость? Каждого ждала боль, каждого ждал позор и пламя. И пусть тех, кто не сознавался, отправляли в тюрьмы на долгие годы, выдержать пытки всё равно было мало кому под силу.

Узники просыпались, думая о предстоящих муках, которые расчётливая инквизиция отложила до полудня – пусть еретики мучаются в ожидании, промаринуются в собственном страхе, тогда и станут податливее и сговорчивее.

А в это время снаружи, вне тьмы камер, молодая пара прохаживалась по узким улицам Бамберга, стараясь особо не спешить, чтобы дорога вместе длилась подольше.

Вопреки ожиданиям Готфрида, его златовласая спутница никак не реагировала на встреченных ею людей. Наверное, все еретики крепко засели в норах и берлогах, боятся высунуть свои богохульные носы на улицу. И, в общем-то, правильно делают. Или же она просто никого из них не знала в лицо. Или знала? А Рудольф Путцер? Вот уж кто точно был с ней знаком. Ох, не случайно именно её, Эрику Шмидт, выбрали жертвой…

Внезапно у Готфрида появилась идея: а что, если устроить Эрике очную ставку с возможными похитителями? Ведь она сможет опознать многих из тех, кто сейчас ждёт своей пытки, и тогда, возможно, им будет легче. Обвинение, в котором есть неколебимая уверенность, но пока нет доказательств, будет составлено значительно быстрее, а значит на долю обвиняемых выпадет меньше истязаний. То есть они почти сразу отправятся на казнь.

С этими мыслями он шёл молча. Хотелось что-нибудь сказать Эрике, чем-то её развлечь, но он не был мастером болтовни, как Дитрих, а боязнь выставить себя не в лучшем свете губила на корню все зачатки разговоров.

Мысли об очной ставке он тоже отбросил – не стоило вообще вести Эрику в Труденхаус, ведь кто знает, вдруг и на неё падут подозрения?

Так они шли дальше и Готфрид изредка поглядывал на свою спутницу – если бы она увидела кого-то из своих похитителей, он сразу понял бы это. Но Эрика смотрела на всех прохожих одинаково равнодушно.

* * *

Этим утром Хэлена вышла из дома, намереваясь посетить одного своего знакомого. Мать пристыдила её накануне за распутный образ жизни, но сколько знакомых у неё благодаря этому!

В этот солнечный день она собиралась заглянуть в гости к Зигфриду – одному из своих мужчин, лейтенанту городской стражи. Он мог бы рассказать ей, где сейчас находится Эрика Шмидт. И с кем. То, что Эрики нет в Труденхаусе уже сказала ей Мать. Интересно, какое волшебство она использовала, чтобы узнать это?

Более того, Хэлена собиралась развеяться и немного согрешить. Правда, совсем не с Зигфридом.

Солнце светило мягко и ярко. Улицы были полны: тут были и люди, снующие по своим делам; и мухи, жужжащие над ещё тёплой кучей дерьма под расписным окном; и вездесущие грязные вороны и голуби, копающиеся в утреннем мусоре; и крысы, которые составляли им конкуренцию.

Путь Хэлены лежал в центр города. Она окликнула возничего двуколки, чтобы добраться туда быстро и с удобством.

Дурного вида престарелый возничий смерил её взглядом, каким умирающий от голода смотрит на вертел с бараниной, и спросил, куда ей нужно.

– В центр, на рыночную площадь, – сказала Хэлена.

– Хорошо, милая фройляйн, я не возьму с вас много денег, – подобострастно сказал он, и Хэлена с отвращением поняла, что его интересует плата совсем иного рода.

Извозчик гнал по главным улицам, то и дело охаживая кнутом зазевавшийся народ, и бросал плотоядные взгляды в глубокий вырез на платье Хэлены, сидевшей рядом. Как будто хотел сожрать её с потрохами. Она же старательно избегала встречаться с ним взглядом, делая вид, что очень интересуется проносящимися мимо них грязными домами.

Наконец двуколка остановилась прямо у рыночной площади.

– Куда дальше? – с готовностью спросил возничий.

– Спасибо, мне и здесь удобно, – вежливо ответила Хэлена и быстро слезла на землю. Даже не воспользовавшись рукой, которую ей услужливо предложил возничий.

Она расплатилась с ним и не оглядываясь пошла прочь, по дальше от его похотливых глазок. Хорошо ещё, что это благодетель не огласил в слух той цены, которую хотел получить от неё. Попадаются же иногда такие… В тридцать лет они вдруг понимают, что жизнь прошла мимо, и начинают неумело заигрывать с каждой встречной. Это было бы даже мило, если бы не было так убого. Эти отчаявшиеся престарелые ловеласы всегда раздражали Хэлену. Жалкие, лысеющие, с масляными улыбками и заискивающими глазами… При ней они нахохливались и выпячивали грудь вперёд пивного брюха. А когда возвращались домой, к толстухе-жене и опостылевшим детям, снова сутулились и шаркали ногами. Каждый из них напоминал облезлого петуха, который от старческой слабости ума вдруг решил, что он орёл.

Как же Хэлене хотелось почувствовать рядом с собой настоящего мужчину. Сильного и независимого, неколебимого как скала и ласкового, как весенний ветерок. От этих мыслей она снова вспомнила о Рогатом. Властитель лесов, бог тех сил природы, которые никогда не подчинятся человеку, необузданный, сильный, страстный. Та сила, которая заставляет семя расти в плодородной почве, которая порождает новое и уничтожает старое.

Настоящий мужчина.

И настоящие мужчины, судя по всему, не заставили себя ждать.

– Эй, – окликнул её грубый голос. – Стоять!

Хэлена нервно оглянулась и встретилась взглядом с двумя стражниками, которые спешили к ней, бряцая бронёй. Она остановилась, не ожидая ничего хорошего. Патрульные сбавили шаг.

– Что-то она подозрительно выглядит, – сказал один, дыхнув пивным перегаром.

– Наверное, украла что-нибудь, – кивнул второй.

Хэлена оцепенела и только испуганно поглядывала на них обоих. От них воняло потом и пивом, глаза у обоих были мутные и злые.

– А ну-ка, как зовут? – осведомился первый. У него были густые русые усы, голубые глаза и нос картошкой.

Хэлена молчала.

– Как зовут? – повысил голос второй, худой и гладко выбритый. – Глухая что ли?

– Хэлена, – ответила та, стараясь бочком-бочком как-то обойти патрульных.

– Куда идёшь? – спросил первый, перегораживая ей путь.

– В гости, – бросила Хэлена, шаря глазами по улице в поисках спасения. – К лейтенанту Зигфриду Татцену.

– В гости! – передразнил её второй. – К какому ещё Татцену? Знать не знаю такого. Подожди убегать, давай отойдём.

– Я не хочу, я очень спешу, – взмолилась она.

– А тебя никто не спрашивает, – ответил первый. – Может, ты что украла, а?

С этими словами они загнали её в ближайший переулок. Вокруг были только серые стены, по земле текли ручьи воды от вчерашнего дождя. И выхода не было – другая сторона переулка была намертво закрыта досками.

– Ну что, – сказал второй, – она, поди, под платьем краденое прячет.

Он визгливо заржал и схватился за подол её платья.

– А ну-ка, – пробасил первый, и его похотливые лапы легли на её ягодицы и бедро.

Хэлена пыталась оттолкнуть их руки, как-то успокоить этих двоих, но те уже ничего не слышали. Они прижали её к стене, начали лапать грудь, задрали подол…

– Помогите! – закричала она, не надеясь особо, что кто-нибудь ей поможет. Двое стражников никак не отреагировали – они знали, что если сюда кто и сунется, то тотчас же пойдёт дальше, стараясь забыть увиденное. С властью никому не хотелось ссориться.

– Не надо, пожалуйста! Не надо! – на глазах Хэлены выступили слёзы, она всё ещё отбивалась, но вот ткань платья затрещала…

– Эй вы! – послышался низкий гневный голос.

Хэлена повернула голову, но увидеть незнакомца ей мешал один из стражников, плотоядно глядевший на неё и облизывавший слюнявые губы.

– А ну оставьте её в покое, ублюдки!

Стражники развернулись, разъярённые тем, что кто-то посмел им так грубо мешать.

Хэлена наконец увидела своего спасителя – он был в шляпе, лицо у него было суровое и злое. А через мгновение она с радостью поняла, что стражники его боятся.

– Хартман! – прорычал незнакомец, отталкивая здорового стражника. – А второй кто? А, Виттих!

Оба стража вжались в противоположную стену, пряча глаза от пришедшего и изредка бросая взгляды на Хэлену.

– Я вам, ублюдкам, прикажу плетей всыпать! – рычал тем временем её спаситель. – А ну марш на улицу и продолжать патрулировать! Сегодня же о вас доложу!

– Слушаюсь, сержант Айзанханг, – пробубнил один из стражников и они боком, словно два закованных в железо краба, всё ещё пряча глаза от пришедшего, обошли его и, выйдя из переулка, быстро исчезли за углом.

Хэлена тем временем поправляла платье, пытаясь стереть слёзы с глаз.

– Всё хорошо? – спросил её спаситель.

Хэлена подняла на него взгляд и с удивлением увидела, что позади него стояла Эрика.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза, застыв. В глазах Хэлены были слёзы и удивление. В глазах же Эрики только испуг.

От ярости Готфрид не заметил их взглядов.

Потом Хэлена закрыла лицо руками, словно плача, и выбежала прочь из переулка.

– Эй! – только и успел крикнуть Готфрид ей в след.

Когда он услышал её крики, то не смог пройти мимо. Когда же увидел, что двое стражников пристают к совершенной невиновной девушке, внутри его разгорелась такая ярость, что он еле сдержался, чтобы не поубивать их прямо на месте.

– Ублюдки, – выругался он и пошёл к выходу из переулка. Эрика последовала за ним.

Ральф Шнайдер со своей женой Анной были портными с Ланге штрассе – самой главной улицы Бамберга. В их небольшую швейную мастерскую и пошли спутники.

Мастерская была не очень широкой, зато уютной. Здесь была стойка, деревянные болванки для шитья одежды. Над входом висели колокольчики, отпугивающие ведьм – ведь, как гласит поверие, ведьмы боятся шума. Когда дверь открывалась, они звенели и бренчали, а к самой двери была прибита подкова.

Готфрид сдержанно поздоровался и попросил Ральфа помочь Эрике с выбором платья. Портной намётанным глазом оценил точёную фигурку Эрики и отправился в подсобное помещение, откуда вернулся с целым ворохом разных платьев, юбок, чепцов и каким-то свёртком. Всё это богатство он унёс в примерочную комнату, куда и пригласил златовласую фройляйн для выбора.

Когда за Эрикой закрылась дверь, и ключ повернулся в замке, Готфрид облегчённо вздохнул. Рядом с Эрикой у него самым позорным образом подкашивались ноги, впору было вспоминать слова Дитриха о колдовстве…

– Нашли себе невесту, герр Айзанханг? – улыбнулся портной.

– Может быть майстер Шнайдер, – буркнул Готфрид. – Её семья пострадала от колдовства, одна она осталась. Я же взял её под протекцию, как велит совесть.

Портной вздохнул.

– Неужто в наше время люди остаются друг с другом только по велению совести? – спросил он у потолка.

Готфрид тоже вздохнул и кивнул в ответ:

– Да, это бич нашего времени – разнузданность нравов… Если бы не церковь, давно бы все в Геенне огненной мучились. Предались бы блуду, как проклятые язычники.

– Да, да, – покивал майстер Шнайдер грустно. – Истину говорите, герр Айзанханг. Но ведь только по совести тоже нельзя…

Тем временем замок снова щёлкнул, и в проёме показалась Эрика, одетая по последнему слову германской моды: белый чепец, завязанный под подбородком на красивый бант, белая рубашка, подхваченная тёмно-красным корсажем на шнуровке, и чёрная юбка, из-под которой торчали носки старых сапог Готфрида…

– Э-э-э… протянул он, растеряно глядя на Эрику, которая будто бы расцвела, и на лице её переливалась счастливая улыбка.

Однако же майстер Шнайдер воспринял его реакцию по-своему:

– Обувь я не продаю, – с сожалением сказал он. – Но фройляйн очень идёт это платье. Будете брать что-то ещё?

Готфрид вышел из оцепенения.

– Да, Эрика, может быть возьмёшь ещё пару платьев? Не будешь же ты всё время ходить в одном.

Девушка вернулась в примерочную, но не закрылась там, а сразу показалась с несколькими свёрнутыми платьями в руках. И когда она успела их все перемерить?

Готфрид расплатился, и портной забрал платья, которым сегодня повезло меньше. Однако таинственного свёртка среди них уже не было…

Затем пошли к сапожнику, майстеру Маллюру. Он сидел на крылечке своей лавки и подбивал подошву ещё достаточно новому ботинку. У него нашлась пара женских туфель для Эрики. Казалось, она готова была приплясывать от радости, когда примеряла их, однако только скромно поблагодарила Готфрида за подарок, как всегда опустив глаза в пол.

Время уже подходило к полудню. Спутники попрощались с майстером Маллюром и поспешили за продуктами. Готфриду нужно было на службу, а Эрике, судя по всему, не терпелось как следует рассмотреть приобретения. А на это не жалко истратить и целый день. Поэтому они быстро набрали чего-то съестного почти не глядя и скорее пошли домой.

Однако и на обратном пути Готфрид не заметил, чтобы Эрике попались какие-то знакомые: люди проходили мимо них, не обращая ни малейшего внимания, а девушка всё время то смотрела себе под ноги, то поднимала голову и заглядывала ему в лицо. И взгляд этот обжигал его, заставлял отводить глаза, смущал…

Оставив счастливую фройляйн дома, Готфрид закрыл дверь на ключ и отправился на службу.

Его дом находился как раз между ратушей и Труденхаусом, в паре кварталов от обоих.

Когда он уже подходил, то увидел Дитриха у дверей. Он часто топтался там, поджидая Готфрида, трескал какие-нибудь орехи и сплетничал со стражниками.

Однако тут Готфрида окликнул знакомый дребезжащий голос.