13. Попытки освоить СВ-проход и открытие океанского пути

Безуспешные попытки открыть и освоить СВ-проход совершались и в середине LIA, но только государством. При Петре I они велись через реки [4-10], а при Анне Иоанновне снова через моря (Очерк 4). Затем плавания на восток из Европы совсем заглохли, но едва стало заметно потепление, возобновились. Сперва поплыли рыболовные шхуны, затем торговые корабли, уже проводившие некоторые исследования. Пионерами в этом выступили русский промышленник Михаил Сидоров, оплативший первое плавание, и английский капитан Джозеф Виггинс, его совершивший.

Михаил Константинович Сидоров

Джозеф Виггинс

В 1874 году он достиг устья Енисея.

Ныне Виггинс забыт даже в Англии (см.: [Stone, 1994]), что странно. Однако сто лет назад он был известен и удостоился биографии, где был назван новооткрывателем морского пути в Сибирь [Johnson, 1907]. Любопытно, что ещё до выхода этой биографии, в 1906 году, лейтенант Колчак писал точнее:

«такие авторитеты, как академик Бэр и адмирал Литке, признали вообще недоступным для навигации (Карское море – Ю. Ч.) и тем самым на несколько десятков лет задержали осуществление морского пути в Обь и Енисей, практическое значение которого доказал капитан Виггинс» [Колчак, 1906. Памятная записка…, с. 277].

В самом деле, рыболовы плавали и раньше, но возможность торгового судоходства доказал именно Виггинс. Он, кроме того, на обратном пути прошёл на северо-восток до широты 76°, указывая, тем самым, возможность пути к мысу Челюскин. Позже, в следующих плаваниях, он поднимался вверх по Енисею в лесную зону, что и запечатлел фотограф.

Обогнуть мыс Челюскин вскоре (1878 г.) сумел Эрик Норденшельд. Финансировал его Александр Сибиряков, тоже замечательный промышленник. Норденшельд сумел пройти, и тем самым открыть, весь СВ-проход. Этот подвиг лишь через 22 года решилась повторить РПЭ, но неудачно (см. Повесть). Второй раз СВ-проход был пройден, притом с востока на запад, в ходе ГЭСЛО, с зимовкой у зап. Таймыра, лишь в 1914–1915 годах, то есть через 37 лет.

Плавание Ивана Толстоухова. Крест, установленный Толстоуховым в 1687 году, обнаружен отрядом штурмана Ф. Минина в 1738 году. Зимовье, обнаруженное в 1740 году Мининым, приписано им же Толстоухову. «Старое огнище» обнаружил С. Челюскин в 1741 году у входа в нынешний залив Миддендорфа. (Подробнее см. главу «По запретному пути» книги [Белов, 1969].) Оно могло быть оставлено как Толстоуховым, так и иным погибшим мореходом.

Не исключено, что его оставил кто-то, пытавшийся пройти из устья Нижней Таймыры на запад, к Енисею.

Знаменитый флотоводец Степан Макаров в 1897 году, за два года до снаряжения РПЭ, писал в докладной записке, что ледоколы вскоре смогут провести военный флот через Ледовитый океан в Тихий (Семанов С.Н. Макаров. М., 1972, гл. 9). Что ж, и великие люди бывают порою наивны. Зато Михаил Бруснев (о нём см. Повесть), возвращаясь из сибирской ссылки, написал о СВ-проходе в газету «Восточное обозрение» более здраво:

«В это время (весна 1904 г. – Ю. Ч.) в Иркутске в обществе горячо обсуждался вопрос о возможности прохода военной эскадры из Балтийского моря в Тихий океан через Северный Ледовитый океан. Колчак отрицательно отнёсся к этой идее. Проезжавший в это время М. Бруснев напечатал в "Восточном обозрении" по этому поводу обстоятельную статью, в которой доказал полную невоможность большой эскадре пройти мимо северного берега Азии» [Попов И., 1989, с. 228].

Это заключение Бруснева было итогом его работ в РПЭ и напоминает нам, что она тоже была попыткой овладеть СВ-проходом.

Трудность и длительность плавания мимо Таймыра привела в 1906 году лейтенанта Колчака, знаменитого участника РПЭ, к мысли обойти Таймыр по рекам. Рассуждая о будущих путях его освоения, он напоминал [Колчак, 1906. Памятная записка…, с. 285]:

«Несомненные трудности, которые могут встретиться при плавании у берегов Таймыра… обращают внимание на возможность обойти Таймырский полуостров с юга, пользуясь близостью и небольшой шириной водоразделов рек Енисея и Хатанги».

Среди конкретных путей он напомнил и «исторический путь с Енисея на Хатангу через Дудинку на озеро Норильское или Пясинское» (о чём поговорим в Очерке 2) и выразил надежду на его возрождение. Формально говоря, прогноз Колчака оказался начисто неверным и тоже наивным: в его время крупный пароход повсюду вытеснял лодку как торговое судно, а пути между верховьями рек осваивались в прежние века именно на лодках, которые перетаскивались посуху (волок). Однако это ясно нам, а в годы молодости Колчака рассматривалось множество проектов возрождения старинных сибирских лодочных путей. Один из них даже был реализован – Обь-Енисейский канал, вырытый на месте одного из южносибирских волоков XVI века. Проект активно обсуждался в Иркутске во время пребывания там Колчака (подробнее см. [4–4, с. 132]), и тот вполне мог увлечься им и видеть что-то похожее на севере.

За всё время плаваний на Енисей (1874–1917) рейсов не было 14 лет (каждый третий год), за остальные 30 лет состоялось 122 рейса, из них 36 были чем-либо неуспешны [Марголин, 1949]. Тем самым, нельзя было считать Северный морской путь освоенным при царе даже в его западной части.

Последняя попытка устроить водный путь от Англии до Монголии по Ледовитому океану и Енисею состоялась в 1910–1914 годах, причём были начаты работы по углублению дна верховий Енисея (Славин С. В. Плавания через Карское море и русско-монгольские отношения // Летопись Севера, 1949, № 1). Однако такой путь опоздал, он теперь не мог спорить с тихоокеанским, поскольку от океана в глубь Китая были уже построены железные дороги.

Итак, история СВ-прохода закончилась сто лет назад. За прошедший век её настолько забыли, что важнейшие её экспедиции (ВСЭ, РПЭ, ГЭСЛО) с нею связывать не принято, а жаль. Началась же она, напомню, с того, что неведомые мореплаватели эпохи Колумба открыли мыс Скифский.

Очерк 2
Мыс Фаддея, или: Сотвори себе кумира

Совсем не смотрится Таймыр полуостровом, если включить широкие устья рек не в состав морей, как делают ныне, а в состав рек, как делали первопроходцы. Ныне принято считать, что главное – уровень воды, и там, где он равен морскому, там море. Первопроходцам же важно было иное: насколько опасны тут бури, какая тут водится рыба и можно ли тут пить воду или следует искать речку. Если рассмотреть на их лад, то страну между островом Сибирякова (вход в Енисейский залив, а лучше сказать – в устье Енисея) и островом Большой Бегичев (устье Хатанги, в том же смысле), то это не полуостров, а лишь закругление материка, такое же, как, к примеру, в низовье Амура.

К чему нам это? А к тому, что природа сама выделила страну Таймыр чётко не как полуостров, а как север материка, чем мы воспользуемся.

Страну делит огромный крест озера Таймыр (оно и дало стране имя), к северу от которого протянулся с юго-запада на северо-восток невысокий горный массив Бырранга. На востоке он выходит в море упомянутым закруглением, оно оканчивается берегом Прончищева. На юге от озера гор нет, есть лишь неровная возвышенность. Она понемногу переходит в Северо-Сибирскую низменность, уходящую в глубь материка далеко на юг, до самого плато Путорана, (а его рассматривают уже как северный край Среднесибирского плоскогорья) и на восток до самой реки Оленек. «Полуостров» тут ни при чём.

По югу Северо-Сибирской низменности протекают реки, образующие «южнотаймырский водный путь» с Енисея на Хатангу. Само название этого пути довольно ясно говорит, что Южным Таймыром наши предки звали, опять-таки, не часть «полуострова», а природную область материка. Об этой области у нас и пойдёт речь – как раз она, видимо, собрала ватагу наших героев.

К югу от озера Таймыр мы видим тундру типичную (сомкнутый растительный покров преобладает), а к северу – арктическую (средняя температура июля здесь составляет 4–6 °C, а растительность занимает не больше половины поверхности). Названия рек и гор тоже поделены озером: к югу местные, к северу русские, хотя есть, как узнаем далее, важное исключение.

А селения? Селений к северу от озера нет и, вероятно, никогда не было. Это значит, что там даже никто из неприхотливых и выносливых народов Крайнего севера зимовать не может. Не было никогда селений и на закруглении.

Архипелаг Северная Земля и полуостров Челюскин – это, геологически, один и тот же невысокий горный массив, частью затопленный (там, где пролив). Это хорошо видно на самых разных геологических картах, а на климатических видно, что оба – арктическая пустыня (средняя температура июля, как сказано в начале Очерка 1, не превышает 2 °C, а растения покрывают менее 1/5 поверхности). Никто не жил здесь до 1932 года, когда на мысе Челюскин открылась полярная станция, а впоследствии и пограничная застава (действуют поныне). В южной части полуострова Челюскин пустыня переходит в арктическую тундру. Летом тут живут песцы и олени, но никто на них не охотится. Судьбы исторические этих мест тоже кое в чём сходны: ни тут, ни там нет людей – ни жителей, ни сезонных охотников, ни местных, ни русских; но и тут и там когда-то люди появлялись. Кто они были, неизвестно ни тут, ни там.

Как мы уже знаем, на крайнем юго-западе Северной Земли, на мысе Неупокоева, до сих пор торчит поморский столб, вероятно вкопанный в XVI веке. Теперь пора узнать, что на крайнем юго-востоке полуострова Челюскин есть столь же важное место – мыс Фаддея: в XVII веке около него погибли мореходы, плывшие, вероятно, на двух русских кочах.

От кочей ничего не осталось, почему же принято говорить, что на кочах? Да потому, что больше попасть сюда вроде бы не на чем. Это самая северная стоянка прошлых эпох (если не считать мыса Неупокоева, до сих пор не обследованного), на ней преобладают русские вещи, и понять, кто здесь погиб, очень важно. Разумеется, не из сображений престижа, а для понимания истории.

Поскольку находки обнаружены на острове Фаддея Северном и в заливе Симса (60 км западнее острова), будем называть всё предприятие плаванием Симса-Фаддея (ПСФ).

Сочетание найденных вещей ПСФ более чем странно, и замечательный писатель-полярник Зиновий Каневский^[22] изумлялся:

«Некоторые находки, сделанные в последнем лагере неизвестных мореплавателей, поражают безмерно». Больше всего он изумился наличию женщины: «Безымянная женщина… – согласитесь, тут есть место для размышлений о неразгаданной тайне» [Каневский, 1991, с. 20].

За Каневским никто, насколько знаю, ещё не последовал, и нам предстоит это сделать.

1. Место гибели и самые разные вещи погибших

Мыс Фаддея назван в честь святого Фаддея, поскольку положен на карту в день его памяти (21 авг. ст. стиля). Было это в 1739 году, и сделал это лейтенант Харитон Лаптев^[23], один из знаменитых командиров Великой северной экспедиции (ВСЭ), которой далее будет посвящен Очерк 4. Пока же замечу, что её корабль шел с юга, и что ему удалось добраться немногим севернее мыса Фаддея – дальше, к северу, простирались сплошные многолетние льды.

Что льды там не тают, Лаптев отметил вполне чётко:

«В 1739 г. до сего мыса… морем дошли, от которого простирается в летнее время лед стоячий, неломаный, а в 1740 г. и до сего места не допустил лёд: судно истерло» (ИПРАМ, с. 27),

и то же самое (с поправкой на погоду конкретного года) писали независимо Прончищев и Челюскин. Можно лишь удивляться тому, что после них 250 лет никто не обращал на это внимания, да и теперь мало кто обращает. А ведь для выяснения обстоятельств ПСФ это крайне важно.

Участники ВСЭ были уверены, что они тут первые, но через двести лет выяснилось, что это отнюдь не так. До середины XX века, почти до наших дней, на берегу островка, с которого виден мыс Фаддея, пролежали остатки лодки – видимо, с одного из тех кочей. Рядом в беспорядке валялось множество предметов XVII века. Нашла их в 1940 году, в начале Второй Мировой войны, советская гидрографическая экспедиция на судне «Норд». Островок у берегов каменист, основную же часть его занимает тундроподобная арктическая пустыня. Посещают его белые медведи, у берегов есть моржи и тюлени. Зовется он «остров Фаддея Северный».

Карта 1. Места находок и путь по рекам

На другой год та же экспедиция «Норда» работала здесь снова. Она нашла, в 60 км к западу, на материке, на берегу бухты Симса, избушку, полную вещей, очень похожих на прошлогодние находки. И ещё – остатки трёх человеческих скелетов. Кто эти люди и как попали (за сто лет до ВСЭ!), сюда, на 500 вёрст севернее ближайшего зимовья? Чего искали в полярной пустыне?

Едва кончилась война, к находкам отправило Алексей Окладников, тог а уже хорошо известный археолог. С ним, кроме двух рабочих,

был всего один археолог (Вера Запорожская, его ученица и будущий соавтор), проявившая себя там хорошими зарисовками, но ничего не написавшая. Так что Окладников стал единственным археологом, поведавшим стране и миру об удивительных находках у мыса Фаддея. И навсегда таковым остался, ибо никто из археологов туда больше не ездил, а теперь уже и искать там, вероятно, нечего.

Большинство вещей русские, в основном, мужские, но есть и местные, в том числе женские. Они принадлежат то ли энке (энцы, «немирная самоядь» – непокорное племя, жившее тогда по притокам низовья Енисея), то ли нганасанке. Нганасаны кочуют по всему югу Таймыра до сих пор (см. Прилож. 1).

Есть вещи и из Западной Европы: это кремнёвые ружья, три из шести компасов, тонкие дорогие ткани, мужской башмак на высоком каблуке, посуда с западными клеймами и счётные жетоны.

Меховой одежды и обуви нет – одна рукавица, зато есть шёлк, золотое шитьё, английское сукно, ювелирные пуговицы, шахматы, изящные перстни и серьги (русские женские), щипчики, нагрудные кресты (один золочёный, был украшен камнями, другой перламутровый) и множество русских монет XVI–XVII веков. Всё это говорит о состоятельных горожанах, включая иностранцев, возможно, с жёнами, но не о полярниках.

Многие вещи выдают людей совсем иного круга – местных жителей тундры. Костяные наконечники стрел, колчан^[24]и санки, сделанные, как записал эксперт, «опытной рукой северянина», выдают коренных таймырцев, а насторожки (части от ловушек) – охотников русских. Масса собольих и песцовых шкурок указывает уже не на охотников, а либо на приказчика, вёзшего собранную (ясак) и скупленную пушнину, либо на крупного вора. А обрывок стрелецкого кафтана – на его охрану. Деревянная булава^[25]говорит о казачьем атамане.

Место находок на острове Фаддея Северном

Собрана пушнина тоже в очень разных местах, ибо песец водится в тундре, а соболь в тайге. Заметьте: меха возили из Сибири в Европу, а ювелирные изделия – наоборот. Стрелы с костяными наконечниками ни туда, ни сюда не возили, их делали и применяли на месте, из того, что растет поблизости. Однако, вот удивительно: есть две стрелы из кедра, из него же выстроганы и поплавки, а он растёт не ближе зоны Урала.

Карта 2. План находок на острове Фаддея Северный.