Цитаты из книг автора «Юрий Безелянский»

вот что вспоминала Ирина Одоевцева: «…И тогда, и после войны Тэффи была очень бедна. Последние годы долго и тяжело болела, но даже перед смертью не теряла своего удивительного дара – чувства юмора. Обращалась к своим знакомым за денежной помощью так: “Прошу в последний раз. Обещаю, что долго не задержусь на этой земле. А вы уж, пожалуйста, дайте сейчас те деньги, которые все равно потратите на цветы, когда придете ко мне на похороны”.

конечно, очень субъективен, но меня всегда удивляют читатели и особенно читательницы, которые любят псевдолитературу, какую-то модную книжную галиматью и игнорируют (боятся? чураются? не понимают?..) настоящие книги, к примеру книги Нины Берберовой, книги, которые способны не только увлечь и завлечь, но и воспитывают, формируют, развивают вкус. Рассказывают подлинные истории, а не выдуманные про каких-то ментов и следователей, жен и любовниц олигархов, девиц-стерв и прочих людишек с копеечными мыслями и долларовыми амбициями.

Одоевцева дожила до выхода на родине своих мемуаров и ощутила на себе весь драматизм перестроечных лет. «Неужели нельзя купить хорошей ветчины?» – спрашивала она, а ей отвечали: «Нельзя. У нас же революция». Одоевцева была в ужасе: «Как, опять?!»

Уже в России Одоевцеву спросили: «Вы прожили с Георгием Ивановым самые счастливые свои годы?» На что она ответила: «Нет, почему же? Я была много раз счастлива и после смерти Георгия Иванова».

В середине 20-х годов Одоевцева перешла на прозу. Один из ее первых рассказов – «Падучая звезда» – отметил Бунин. Писала она рассказы и романы. Как отмечали знатоки, на смену «птичьему щебетанью» стихов пришли «страшные сны» и «темные фантазии» эмиграции. Роман «Оставь надежду навсегда» (1949) был ею же переведен на французский язык. Она написала по-французски три пьесы. Много переводила. Работала над киносценариями. И тащила на себе семейный воз. «Все удары, сыпавшиеся на нас постоянно, падали на меня, а не на него, – вспоминала Одоевцева свое супружество с Георгием Ивановым. – И всю жизнь он жил, никогда и нигде не работая, а писал только когда хотел. Впрочем, хотелось ему довольно редко…»

Чашу русской литературы из России выбросили. Она опрокинулась, и всё, что было в ней, – брызгами разлилось в Европе. Зинаида Гиппиус

Писатель Носик уже в наше время как-то подошел к дому Бунина на рю Жака Оффенбаха («живу на Яшкине», говорил сам Иван Александрович), и консьержка спросила, что он ищет. Носик ответил: «Здесь жил известный русский писатель…» Консьержка закивала головой: «Знаю-знаю – Зуров…» Литературного секретаря старая француженка помнила, а вот Бунина – извините…

Илья Эренбург советовал всем мужчинам, интересующимся порнографическими изданиями: «Надо уметь купить, не краснея». Но сам не переставал удивляться обилию в Берлине геев и лесбиянок: «Проститутка, скромно зазывающая на Егерштрассе прохожего, начинает казаться образцом добродетели. Пожалуй, среди кафе, где женщины любят женщин, а мужчины мужчин, просто-напросто самая обыкновенная традиционная проститутка. Ведь это же – идиллия!» Самое время вспомнить популярную песню «Черная моль»: «Я дочь камергера», – вынужденная продавать свое тело… Тогда многим эмигрантам казалось, что Запад – это сплошной порок и растление.

Георгий Иванов вспоминал: «Гумилева уговаривали быть осторожным. Он смеялся в ответ… Гумилева предупреждали в день ареста об опасности и предложили бежать. Он отклонил совет: «Благодарю вас, но мне бежать незачем – большевики не посмеют меня тронуть. Все это пустяки».

В одном интервью в Америке Набокова спросили: «Вы намерены вернуться в Россию?». Он ответил: – Никогда, в силу той простой причины, что вся необходимая мне Россия всегда со мной: литература, язык и мое русское детство. Нет, я никогда не вернусь. Это было бы равносильно капитуляции. Уродливая тень полицейского государства не ляжет на мою судьбу… В Америке я счастливей, чем в любой другой стране. Здесь – мои лучшие читатели и наиболее близкие мне умы. Это действительно второй дом – по крайней мере, в интеллектуальном смысле…