5-й пункт – русский

Подводя итоги

 
В таинственных, волшебных городах —
В Санкт-Петербурге, Суздале, Коломне,
В Перми, в Смоленске и в других местах
Бывал – и с благодарностию помню.
 
 
Москву, конечно, где я был рождён,
Я исходил бессчётными шагами,
И Ярославлем был я покорён,
И очарован курскими садами.
 

 
Деревня Мельниково, городок Ирбит,
Владимир, Пенза, Киев и Саратов,
Рязань и Брянск – никто не позабыт.
Ах, Боже мой, как жизнь была богата!
 
 
…И вот сегодня глобус я вращал
(Привязан к дому, старый стал, болею) —
Найду-ка место, где я не бывал
И горестно об этом сожалею.
 
 
Нашёл – среди шести материков!
Пусть я не пил ни в Копенгагенах, ни в Ниццах,
Но вот Великий Новгород и Псков
Не видел я – и это не простится.
 

2018

По возвращении с Запада

 
Дым в Отечестве – жуть, без фильтрации
И колдобины вместо шоссе.
Политические прокламации
Отвратительны, право же, все.
 
 
Демократии па́йки – уменьшены,
На зарплату прожить не смогу,
Но прелестные русские женщины
Возникают на каждом шагу.
 

1999

Цвета русского знамени

 
Над чёрной вспаханной землёй
В тумане купол золотой.
 

1997

Сугубо личный опыт

 
На восток и на запад от центра земли,
Вкось от Пулковской нашей оси
Уносили когда-то меня корабли,
Рассекая небесную синь.
 
 
Обжигал и меня экзотический хмель,
Но не так, чтобы сбросить с коня:
Искушения всех чужедальних земель
Безнадёжно слабы для меня.
 
 
За Гиссарским хребтом – азиатский дурман,
На Манхэттене – допинг трясёт,
Но меня ленинградский волшебный туман
До того ещё взял в оборот.
 
 
В ленинградском тумане двуглавый орёл
Над моей головой воспарил,
Он мне зренье и слух обострил, и повёл,
И прямую дорогу открыл.
 
 
Что нам западный допинг, восточный дурман,
Им у нас не бывать в козырях;
Нам болота да снег, нам ковыль да бурьян,
Да сентябрь, что грибами пропах.
 
 
И напрасно кичится иной человек,
Что изведал иные миры:
Ведь гиссарский кинжал и манхэттенский чек
Бесполезны для русской игры.
 
 
Манит, манит Жар-птица волшебным пером,
В чащу манит меня за собой;
И причём тут манхэттенский нарко-содом
И причём тут гиссарский разбой?
И не всё ли равно, где бывать довелось,
Если здесь, у опятного пня,
Вылезает наружу Вселенская Ось
И Жар-птицы перо – у меня.
 

2003

На нашей улице

 
Идёшь и видишь – вот хороший человек.
Трудяга, верно. Руки все в мозолях
Одет прилично, лишь на голове.
Бейсболка – так у сына ходят в школе.
 
 
А вот прозрачно-синие глаза
Старушки, знающей, что жизнь всего мудрее;
Все дочки замужем, а внучка-егоза…
Распишется, родит – и повзрослеет.
 
 
За ней идёт собрат мой книгочей,
Да, точно брат – читает то, что надо:
В руках – Есенин, Гёте, Апулей
И никаких тебе маркиз де-Садов.
 
 
Хорошие всё люди! А враги,
Раздутые от долларовой спеси?
Здесь, здесь они, да не слышны шаги —
Несутся мимо в чёрном «мерседесе».
 

2018

"Пиджак влетел в немалую копейку…"

 
Пиджак влетел в немалую копейку,
Но это – внешние круги;
Моя душа одета в телогрейку,
В резиновые сапоги.
 
 
Она идёт российским бездорожьем,
Да хоть бы и по целине;
В любой ненастный день и в день погожий
Она своя в своей стране.
 
 
В таком наряде можно лечь на землю
И небесам в глаза взглянуть;
Его мудрец, его пастух приемлет,
С поэтами уж как-нибудь.
 
 
А если кто чего, так в душу глянешь
И чётко видишь все дела:
Та чучелом в смешной заморской дряни,
Та неприлична и гола.
 
 
У нас ведь как – обычно с третьей рюмки
На стол выкладывают суть,
И всё понятно даже недоумкам,
Поэтому – не обессудь.
 
 
А у меня весьма высокий рейтинг,
Друзья признали и враги —
Моя душа одета в телогрейку,
В резиновые сапоги.
 

2003

Верую

Н. Б.

 
Пускай зима, снега, морозы,
На озере – метровый лёд,
Звучат печальные прогнозы
Да иностранные угрозы,
Но – Китеж всё-таки всплывёт.
 
 
Нам слали столько похоронок
За все прошедшие века!
Писали – при смерти ребёнок,
А слой озоновый так тонок!
Гуд бай, Россия. Всё. Пока.
 
 
Нам запрещали то и это,
Учили по-чужому жить,
Давали ложные советы,
Ссылаясь на «авторитеты»:
Нет, нет, не сможет Китеж всплыть.
 
 
Из-за границы привозили
Паскуднейших профессоров
И те нам головы дурили,
Мол, миф о Китеже сложили
Агенты вражеских штабов.
 
 
Нам географию меняли,
За бред платили гонорар,
Пожар бензином заливали,
Из книг страницы вырывали,
Где было слово Светлояр.
 
 
Нам говорили: «Глуповатый
И простоватый вы народ.
Для вас всё кончено, ребята,
Прошли вы точку невозврата».
…Нет, Китеж всё-таки всплывёт!
 

2018

Ниночка, помнишь?

 
Березняк, и сосняк, и осинник,
И речушки скрипичный изгиб;
Натюрморт завершает в корзине
Крупный белый ядрёнейший гриб.
 
 
Шелест леса, по-русски певучий…
Всё настолько прекрасно вокруг,
Что нельзя ни насколько улучшить
Даже силой божественных рук.
 
 
Но – нашлось добавленье к картине
Безупречной, к осенним полям:
Вот сейчас бы да в дымчатой сини
Надо мною лететь журавлям.
 
 
Так я думал – и стало мне стыдно:
Впрямь старуха из пушкинских строк —
Всё мне мало и всё мне завидно,
Всё-то мне недовешивал Бог.
 

2018

Мы, славянские поэты

 
Славянский мир – не ширь-широко поле,
Не лес да степь и не за далью даль.
Славянский мир – поболе, ох поболе:
От речки Радость до горы Печаль.
 
 
Нам в левый бок упёрлись алеуты,
Нам в правый бок упёрлась немчура,
И наши полвсемирные маршруты —
Всего лишь тропки заднего двора.
 
 
Вот так однажды друг мой черногорец
что надоел ему Ядран,
И речками приплыл, минуя море,
Ко мне на Ледовитый океан.
 
 
У нас ведь что ни день – сплошные сказки,
Нигде подобных сказок больше нет…
А помнишь юность в Чехах, стара ласка?..
Но умолчим, не выдадим секрет.
 
 
А как забудешь чары польской пани,
Балтийский ветер в кудрях золотых,
И белорусский лес, и синий снег, и сани,
И голубой платок, и белый стих.
 
 
Да, белый стих. Не только, впрочем, белый.
Но всё равно – такое волшебство!
Славянский стих соединит пределы
И выявит всё наше существо.
 
 
В мильонный раз докажет: не бывать нам,
Ни Западом, ни Югом не бывать,
И как бы ни ершились мы, но – братья
И друг от друга нам не убежать.
 
 
Полмира мы. Да где ещё видали
Такое солнце вы? Нигде такого нет.
И наши дали, дали, дали, дали —
От моря Бедствий до горы Побед.
 

2014

Перекличка с чешским собратом по перу

Йиржи Жачек

Счастливый человек

 
Мне с самого начала повезло —
родился в Хомутове я, не в Хиросиме,
и в школу я ходил
в Стреконицах, а не в бандитском Бронксе.
И дальше мне, ей-богу, всё фартило.
Призвали в армию —
и я служил на Эльбе, в Костельце,
а не в Чечне.
А разве не везенье,
что не в Чернобыле детишки родились,
а во Влашиме?
И, слава Богу, не было меня в Нью-Орлеане,
когда свирепый ураган «Катрина»
всё там порушил,
а был я в мирном чешском Фриделанте…
Теперь вы поняли, надеюсь,
насколько я счастливый человек?
 

Перевод Юрия Баранова

Вариация на тему Йиржи Жачека

 
Какое счастье, что родился я в России,
Тем более, на Матушке-Москве,
И на чистейшем русском языке
Над колыбелькою слова произносили.
 
 
Заметьте – без каких-нибудь акцентов
(Потом так трудно вытравить акцент;
Страдает этим не один «интеллигент»,
Особенно из клана диссидентов.)
 
 
Какое счастье то, что бабушка читала
Всё больше Пушкина, и в голову мою
Она вливала чистую струю
И хармсами её не засоряла.
 
 
Мне повезло: я рос не на Канарских
Вечнозелёных скучных островах,
Во злате осени я рос, в снегах, в цветах —
У нас в России климат щедр по-царски.
 
 
А ведь могло бы выпасть мне родиться
Не в центре мира, а сам чёрт не знает где:
В Йокнопатофе, например, в Кабо-Верде,
В Стамбуле, в Эльдорадо или в Ницце.
 
 
Я б там не знал, что надо за обедом
Три раза стопочку груздочком закусить,
И за опятами на вырубку сходить,
А про пирог с черёмухой не ведал.
 
 
И я б, наверно, равнодушным оставался,
Когда при мне туристы вдруг заговорят
Про Патриаршие Пруды и Летний Сад,
И хором Пятницкого я б не восхищался…
 
 
Тогда и Блока я читал бы в переводах,
А уж Есенина совсем не смог понять:
Ведь листопада золотую благодать
Считал бы я простым «явлением природы»…
 
 
Во многом я б, наверно, заблуждался;
Подумать страшно, но могло ж быть так:
Будь я вьетнамцем, я бы ел собак,
Будь иудеем – я бы кошек не касался.
 
 
Но, слава, Богу, нет! Судьба меня хранила,
Крещён и венчан и прописан был в Москве,
И никогда зверьё не бил по голове:
Так нянечка, Есенина не знавшая, учила.
 

2014

Ирине Маландиной

 
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
 

Николай Гумилёв

 
Ира, ты помнишь Старомонетный
В сорок девятом году?
В конце переулка дымилась Этна,
Порхали в снегах какаду,
 
 
Цфасман играл гениальней Шопена;
Вздымаясь под потолок,
Читал Маяковский проникновенно
И скромно помалкивал Блок.
 
 
За спорами «Лемешев или Козловский?»
С доброй улыбкой следил
Квартирный сосед Пётр Ильич Чайковский,
Он запросто к нам заходил.
 
 
Помню, однажды с тобой попрощался,
Пошёл через Каменный мост —
Случайно с Есениным там повстречался…
Ну кто говорит – склероз?!
 
 
Видится чётко, во всех деталях
Любимых лиц череда;
Вот скучные рожи куда-то пропали,
Как не было их никогда!
 

1999

Московиты

 
С былых времён мы звались московиты
(У нынешних соседей – москали),
Мы – с Волги, с Дона, с Северной Земли,
Мы, на пол-Азии разбросаны, размыты,
Но где б ни жили, всё равно мы – москали.
 
 
Американец есть, не «вашингтонец»,
Про англичан никто не говорит
«Эй, лондонцы», и словом «брюсселит»
Бельгийца никогда не назовёт японец,
Но каждый русский, всем известно, – московит.
 
 
Точней сказать – все, кто живёт в России,
Ведь московит – «всяк сущий в ней язык».
Проверил это бусурманский штык;
Пред нашей прочностью московской он бессилен,
Хоть разделять и властвовать привык.
 
 
Москва насквозь пропитана Россией,
Ну, а Россия вся пропитана Москвой.
Никто не справится с конструкцией такой,
Как на болотах бы враги ни голосили,
Как ни звенели бы заморскою деньгой.
 

2014