Роль эмоций в моральной оценке

В отношении моральной составляющей поведения принято считать, что эмоции могут мотивировать поступать «хорошо» и избегать «плохих» действий (см., напр.: Haidt, 2003). Например, эмоции стыда и чувства вины могут возникать у человека, нарушившего моральную норму, а эмоции гнева и отвращения часто возникают у индивидов по отношению к тому, кто норму нарушил. Чувства стыда и вины мотивируют человека не нарушать нормы, а чувства гнева и отвращения мотивируют наказывать других за нарушение норм. Однако роль эмоций в моральной оценке (в отличие от поведения) авторы разных концепций, в том числе интуитивистских, рассматривают по-разному.

Большинство современных авторов сходятся во мнении, что эмоции так или иначе связаны с моральной оценкой действий (см.: обзор в Prinz, Nichols, 2010), о чем свидетельствует целый ряд работ. В ходе моральной оценки активируются структуры мозга, которые в литературе связывают с переживанием эмоций, и выраженность этой активности разная в зависимости от выбранного ответа, контекста оцениваемой ситуации и прочих факторов (напр.: Greene et al., 2001; 2004; см. обзор в: глава 4, п. 4.1). Показано, что индивиды с нарушением понимания социальных эмоций и сниженной эмпатией, такие как пациенты с повреждениями вентромедиальной префронтальной коры (Koenigs et al., 2007) и страдающие алекситимией (Patil, Silani, 2014), чаще выносят утилитарные моральные оценки, допускающие причинение вреда одному человеку для спасения большего числа людей. Сходные данные получены в отношении здоровых индивидов с низким уровнем эмпатии (Gleichgerrcht, Young, 2013). Высокий уровень эмоционального возбуждения, измеряемого по показателям электрической активности кожи, связан со снижением предпочтения утилитарного поведения, включающего причинение вреда (Navarrete et al., 2012). Введение серотонина как «инструмента» повышения эмоциональности приводило к снижению утилитарности моральных оценок в высокоэмоциональных личностных моральных дилеммах (Crockett et al., 2010). Таким образом, результаты исследований показывают тесную взаимосвязь эмоций с тем, как люди оценивают моральную составляющую действий. Тем не менее вопрос о том, каким образом эмоции связаны с моральной оценкой, в литературе остается открытым.

В психологии вопрос о роли эмоций в моральной оценке берет свое начало в дискуссии между последователями философской традиции, отраженной в трудах Хатчесона и Юма (эмоции лежат в основе моральной оценки), и последователями кантианской традиции (эмоции могут сопровождать моральную оценку, но ее основа рациональна). Модели двойного процесса (Greene et al., 2001, 2004, 2008; Nichols, 2002), и в особенности модель Хайдта (Haidt, 2001), основываются на том, что быстропротекающие эмоциональные процессы лежат в основе интуитивной моральной оценки. Другие авторы (см.: Huebner, Dwyer, Hauser, 2009) замечают, что связь эмоций с моральными оценками не означает, что эмоции лежат в их основе; альтернативным объяснением этой связи может быть то, что эмоции появляются как результат оценки, а не наоборот. Например, Хаузер (Hauser, 2006) обосновывает позицию, согласно которой эмоции являются частью «морального поведения» (moral performance), но не «моральной способности» (moral competence), поэтому оценки могут вызывать эмоции, но эмоции не являются основой моральных оценок. В пользу этой точки зрения авторы приводят данные, которые показывают, что характерные ЭЭГ-потенциалы в структурах, связываемых в литературе с эмоциями, появляются уже после принятия морального решения (Decety, Cacioppo, 2012). Тем не менее на сегодняшний день в литературе проблема роли эмоций считается нерешенной и одной из наиболее актуальных в области исследования основ моральной оценки действий.

2.2. Системно-эволюционный подход к анализу динамики субъективного опыта при моральной оценке действий

С позиций системного-эволюционного подхода (Александров, 1989, 2001, 2011; Александров, 2006а; Александров и др., 1997; Швырков, 1986, 1995; Alexandrov, 2015, 2018; Alexandrov et al., 2000, 2017, 2018; и др.), проблемы интуитивного – рационального и роли эмоций решаются через рассмотрение моральной оценки как аспекта целостного поведения индивида в социокультурной среде, в основе которого лежит актуализация его субъективного опыта разной степени дифференцированности. Поведение «представляет собой единую психофизиологическую реальность динамических соотношений определенного целостного организма, имеющего индивидуальную историю, со средой, имеющей определенные объективные закономерности» (Швырков, 1986, с. 11). Поведение направлено на достижение необходимых организму результатов – адаптивных соотношений со средой. В ходе взаимодействия со средой поведенческие акты, приводящие к достижению полезных результатов, фиксируются в структуре субъективного опыта индивида в виде функциональных систем – элементов опыта, которые формируются на основе уже имеющихся, ранее сформированных систем, как бы «наслаиваясь» на них (см. ниже). Новые элементы опыта и системы, на основе которых они сформированы, представляют собой единицы опыта. Одновременная актуализация систем разного «возраста», составляющих единицу опыта, обеспечивает реализацию конкретного поведенческого акта, направленного на достижение определенного результата – необходимого организму соотношения со средой. При формировании функциональной системы в ее состав вовлекаются не только группы нейронов, но и другие клетки организма, чья совместная активность приводит к реализации нужного индивиду поведенческого акта. Следует подчеркнуть, что формируемая в ходе научения новому поведению специфичность нейрона относительно функциональной системы – системная специализация – является постоянной и не меняется в течение жизни индивида.

Соотношение организма со средой обеспечивается функциональными системами – элементами опыта, сформированными на разных этапах фило- и онтогенетического развития организма. С этих позиций любое поведение, даже видоспецифическое, рассматривается как результат научения. Системы, которые формируются рано в индивидуальном развитии, лежат в основе реализации наиболее общих для разных индивидов видоспецифических актов. В ходе дальнейшего развития формируются новые системы, которые обеспечивают все более сложные и разнообразные виды поведения. Таким образом, научение в ходе индивидального развития приводит ко все большей дифференцированности опыта субъекта и его отношений со средой^[17]. Вся совокупность сформированных у индивида функциональных систем и отношений между ними представляет собой структуру субъективного опыта, которая обеспечивает поведение индивида и отражает историю его соотношения со средой (Александров, 1989; Александров, Александров, 1981; Швырков, 1986, 1995).

Нами обосновано, что увеличение дифференцированности субъективного опыта в ходе развития и научения представляет собой нелинейный процесс (см.: Alexandrov et al., 2017): каждый последующий элемент опыта формируется на основе ранее сформированных элементов, и его дальнейшее функционирование зависит от места в общей структуре опыта и связей с другими элементами. Нелинейность процессов формирования индивидуального опыта позволяет говорить о сложности его структуры: в ходе индивидуального развития дифференцированность опыта увеличивается, растет число элементов опыта и связей между ними, что обусловливает увеличение сложности структуры опыта и, соответственно, системных процессов, обеспечивающих поведение (Alexandrov et al., 2017). Нелинейная структура индивидуального опыта может быть проиллюстрирована в виде дерева, или графа, как показано на рисунке 2.

Единая концепция сознания и эмоций

В последнее время все больше авторов критикуют традиционное рассмотрение когнитивных и эмоциональных характеристик поведения индивида как отдельных функций и процессов (Pessoa, 2008). Идея динамического единства эмоций и других познавательных процессов в деятельности человека разрабатывалась несколькими поколениями ведущих отечественных психологов (Анцыферова, 1999; Выготский, 1960; Корнилова и др., 2010; Леонтьев, 1975; Рубинштейн, 1973; и др.). Тем не менее на сегодняшний день превалирующим остается дизъюнктивный подход, предполагающий существование отдельных механизмов сознания и эмоций. Недизъюнктивный подход (Брушлинский, 1994) к пониманию сознания и эмоций разработан в единой концепции сознания и эмоций (Александров, 1995, 2006б, 2008; Alexandrov, Sams, 2005).

Рис. 2. Схема структуры субъективного опыта. Овалы обозначают функциональные системы, соединения между ними – межсистемные отношения. В ходе индивидуального развития растет степень дифференцированности опыта и его сложность

В литературе не существует общепринятого понимания терминов «сознание», «когнитивный», «эмоции». В рамках системно-эволюционного подхода принято понимание термина «cognition», согласующееся с таковым у У. Матураны и Ф. Варелы (Maturana, Varela, 1987), как процесс активного взаимодействия со средой, порождающего знания в качестве средства достижения целей или, в более широком смысле, как эффективного действия, которое позволяет индивиду продолжить свое существование в окружающей среде. При этом познавать, отмечают Матурана и Варела, значит учиться индивидуальным актам или кооперативным взаимодействиям. В рамках такого рассмотрения понятие когнитивного более широкое, чем сознание и эмоции, которые могут рассматриваться как определенные стороны когнитивного процесса. Однако этому пониманию противоречит традиционное противопоставление (дизъюнкция) когнитивного и эмоционального, а также подход к сознанию и эмоциям не как к разным аспектам когнитивного, а как к сущностям (natural kinds), рядоположенным с когнитивным.

В то же время, при формулировании «когнитивного подхода» эмоции описывали через «когнитивные структуры» (см.: Frijda, 1987), при этом эмоция могла рассматриваться как происходящая из комбинации эраузала (arousal) и когнитивных процессов (Schachter, 1967) или как разновидность когнитивного процесса (Solomon, 1976). Эмоции также рассматриваются авторами как вид перцепции, у которого имеется «когнитивный аспект» (de Sousa, 2003) и «когнитивные функции» (Oatley, Johnson-Laird, 1987). При этом считается, что эмоции несут информацию, используемую в принятии решения (Clore, Schwarz, Conway, 1994), а обеспечение информацией относят к основным функциям эмоций (Raghunathan, Pham, 1999). А. Дамасио обосновывает представление о том, что эмоции являются базовым механизмом принятия решения, с помощью которого индивид совершает опознание без вовлечения сознания (Damasio, 2000).

Важно заметить, что мы не рассматриваем здесь те или иные отдельные эмоции, а говорим об эмоциях вообще. Это определяется особенностями нашего представления о том, что концепция «эмоций» соотносима с концепциями обыденной психологии (folk psychology). Данная позиция согласуется с идеей К. Х. Вандервулфа с соавторами (Vanderwolf et al., 1988): «Имеется мало научных оснований для общепринятого взгляда, согласно которому концепции обыденной психологии, такие как „эмоция“ или „мотивация“, действительно соответствуют анатомическим и функциональным образованиям мозга. Следовательно, традиционные психологические концепции часто служат в качестве вводящих в заблуждение инструкций для исследования мозгового контроля поведения»^[18]. Эмоции рассматриваются нами не как специальное поведение, не как отдельные психические или специфические физиологические процессы (хотя некоторые процессы, например, изменение электрического сопротивления кожи или показателей активности сердца, могут часто связываться с появлением эмоций^[19]), а как обозначение доступных индивиду субъективных переживаний (воспринимаемых с позиции первого лица, «first-person perspective»), которые являются характеристиками актуализации его опыта. С данным представлением, в свою очередь, согласуются убедительные теоретические аргументы и данные экспериментов других авторов (см.: Lindquist et al., 2013; Barrett, 2006) о том, что определенная эмоция (счастье, гнев, печаль и др.) обозначает не реально существующий объект или явление («natural kind»), а является категорией обыденного знания («common sense category»), которое соотносится с «широким рядом ментальных событий, различающихся физиологически, поведенчески, когнитивно и субъективно»^[20].

Эмоция часто рассматривается как антагонист разума (Delgado, 1966; Davidson, 2000; de Sousa, 2003; и др.), отличительного признака сознания. Авторы указывают на связь сознания и процессов сличения характеристик текущих изменений среды с характеристиками сформированных моделей, т. е. параметров ожидаемых и реальных стимулов (см.: Иваницкий, 1999; Edelman, 1989; и др.). Представления единой концепции сознания и эмоций в самом общем виде не противоречат последнему утверждению. Однако существует серьезное препятствие на пути использования теоретических представлений, стоящих за этим утверждением, для разработки системных представлений о рациональном. Оно состоит в том, что подавляющее большинство авторов в развитии своих взглядов основываются на положениях более или менее модернизированного подхода «стимул – реакция». Кажущаяся необходимость использования понятия «стимул» отпадает при рассмотрении поведенческого акта не изолированно, а как компонента поведенческого континуума (Швырков, 1995) – последовательности актов, совершаемых индивидом на протяжении его жизни. Каждый следующий акт в континууме реализуется после достижения и оценки результата предыдущего. Эта оценка – необходимая часть процессов организации следующего акта, которые, таким образом, могут быть рассмотрены как трансформационные или процессы перехода от одного акта к другому. Места для стимула в таком континууме нет. С теми изменениями среды, которые традиционно рассматриваются как стимул для данного акта, информационно связано предыдущее поведение, в рамках которого эти изменения ожидались, предвиделись в составе модели будущего результата – цели.

Имея в виду сказанное выше, а также учитывая, что, кроме планирования конечного результата акта планируются также и этапные (промежуточные) результаты, можно полагать, что рассматриваемые в литературе в качестве механизмов сознания процессы «сличения ожидаемых и реальных параметров» имеют место на всем протяжении поведенческого континуума: как во время реализации поведенческого акта, так и при его завершении. Причем предвидятся и сличаются параметры не стимулов, а результатов: конечного (завершение акта) и этапных (реализация акта). Такой подход позволяет сопоставить стадии поведенческого континуума и «поток сознания», а также определить «сознание» как непрерывную оценку субъектом этапных и конечных результатов поведения (как «внешнего», так и «внутреннего»). Эта оценка определяется содержанием субъективного опыта и ведет к его реорганизации. Она может быть соотнесена с тем, что традиционно определяется как роль сознания в регуляции деятельности.

Анализ литературы (см.: Александров, 2006б; Alexandrov, Sams, 2005) позволяет выявить сходство ролей, приписываемых авторами сознанию и эмоциям в организации поведения. Эмоции, как и сознание: 1) принимают участие в регуляции деятельности; 2) имеют большое коммуникативное значение; 3) связываются с процессами сличения ожидаемых и реальных параметров результатов во время реализации и при завершении действия. Следовательно, по аналогии с определением сознания, данным выше, можно сопоставить эмоции с оценкой субъектом результатов своего поведения, осуществляемой в процессе реализации поведения (как «внешнего», так и «внутреннего») и при его завершении. Л. С. Выготский отмечал, что «сознание должно быть понято как реакция организма на свои же собственные реакции» (Выготский, 1982, с. 58), а говоря об «оценочной функции эмоций», рассматривал последнюю как реакцию «всего организма на свою же реакцию» (там же, с. 94). С точки зрения единой концепции сознания и эмоций, позиция Выготского, который дает столь сходные определения сознания и эмоций, представляется следствием строгой последовательности в анализе связи сознания и эмоций с организацией поведения.

Таким образом, говоря о сознании и эмоциях, мы описываем различные аспекты единого системного механизма, лежащего в основе поведения: согласованной и одновременной активации систем разного возраста, обеспечивающей достижение адаптивного результата.

Как уже было отмечено выше, формирование все новых систем в процессе индивидуального развития обусловливает прогрессивное увеличение дифференцированности в соотношении организма и среды. Системы, формирующиеся на самых ранних стадиях онтогенеза, обеспечивают минимальный уровень дифференцированности: хорошо – плохо; приближение (approach) – избегание (withdrawal). Это разделение применимо ко всем живым существам (см., напр.: Schneirla, 1939) и связывается со стремлением к удовольствию и с избеганием неудовольствия. Минимальный уровень дифференцированности означает, что данное деление образует направляющие для всей системной структуры опыта, формирующегося на протяжении индивидуального развития. При этом эмоция связывается именно с наиболее древними и низкодифференцированными уровнями организации поведения^[21]. Все эти рано формирующиеся системы, вовлекаются ли они в обеспечение поведения приближения или поведения избегания, направлены на достижение положительных адаптивных результатов.

Таким образом, сознание и эмоции являются характеристиками разных, одновременно актуализируемых уровней системной организации поведения, представляющих собой трансформированные стадии развития и соответствующих различным этапам дифференциации. Сознание и эмоции рассматриваются континуально: не как дизъюнктивные психологические процессы, имеющие различные нейрофизиологические механизмы, а как различные характеристики единой системной организации поведения.

Как уже было отмечено выше, дифференцированность соотношения индивида со средой возрастает в процессе индивидуального развития; при этом любой поведенческий акт осуществляется как одновременная реализация систем: от наиболее старых и, как правило, наименее дифференцированных до наиболее новых и дифференцированных. Каждая из этих систем представляет собой фиксированный в системной структуре субъективного опыта этап развития. Фиксация осуществляется в процессе системогенеза при научении. Континуальность (недизъюнктивность) в единой концепции сознания и эмоций означает, что в развитии нет критического момента появления сознания или исчезновения эмоций. На каждом этапе развития, на каждом уровне системной дифференциации поведение может быть охарактеризовано с применением обеих характеристик: сознания (с-) и эмоции (э-). Однако на каждом уровне соотношение этик характеристик различно. Выраженность с-характеристики систем нарастает по мере роста дифференцированности, а э-характеристики – уменьшается. Для каждого данного этапа развития э- и с-характеристики максимально выражены в отношении противоположных концов системного континуума, т. е. для наименее и наиболее дифференцированных систем соответственно. Следовательно, в процессе развития осуществляется постепенный недизъюнктивный переход от формирования систем, для которых максимально выражена э-характеристика, к формированию систем, реализация которых характеризуется как проявление сознания. Высокодифференцированные системы не заменяют низкодифференцированные, а «прибавляются» к ним. Поэтому поведение любого индивида обладает обеими этими характеристиками, выраженность которых зависит от ряда факторов. Возвращаясь к определению эмоций, данному выше, следует добавить, что они связаны с оценкой результатов систем, обеспечивающих соотношение индивида и среды на сравнительно низком уровне дифференциации.

Из единой концепции сознания и эмоций следует, что: поскольку в обеспечение поведения с необходимостью вовлекаются наиболее рано сформированные низкодифференцированные системы, постольку эмоция той или иной интенсивности свойственна любому