– Прачечная души… – медленно прочитала Юнхи.

– Вывеска совсем старая. Значит, эта прачечная стояла здесь и раньше.

– Почему же мы только сейчас ее заметили?

Избавьтесь от ненужных пятен.

Качественная чистка и глажка

Справа висела привычная вывеска «Наша закусочная». Юнхи и Чэха прислонились к окну, стараясь разглядеть что-то в темноте кухни. Красный липкий стол, смятая кухонная фольга, контейнеры для ингредиентов, которыми хозяйка ловко орудовала на глазах у всех. Все стояло на своих местах. И даже нераспроданные остатки жаренной во фритюре еды.

– У нас в округе негде поесть. Но тут я не стал бы есть кимпап, даже умирая от голода. Никакая приправа не поможет, – сказал Чэха.

Почти не сговариваясь, они отошли от закусочной на несколько шагов и снова осмотрели здание. Какая-то мистика. В эту необыкновенную лунную ночь можно поверить и в невозможное – все кажется таким реальным.

Они стояли как вкопанные перед внезапно возникшим зданием, не в силах скрыть удивление. Внезапно подул ветер, донося аромат цветов с легко уловимыми нотками зелени.

Очередной порыв ветра принес листовку. Юнхи поймала ее и медленно прочитала.

Очищаю душу от загрязнений, избавляю от болезненных воспоминаний

Вы можете стать счастливее – я разглажу измятую душу и избавлю ее от самых разных пятен.

Жду вас в «Прачечной души».

Хозяйка

Сердце пронзила колющая боль. Не отпуская листовку, Юнхи прижала руки к груди.

– Чэха, смотри. Если я сотру все воспоминания про Хичжэ, то снова смогу радоваться жизни, – сказала она и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.

Чэха положил одну руку ей на плечо, а другой взялся за приглашение и закрыл глаза.

– Если все-таки возможно избавиться от ран, то мы, наконец, сможем стать счастливыми? – пробормотал он.

В этот момент дверь, ведущая в прачечную, открылась. Выбор оставался за ними: поддаться волшебству этой удивительной ночи или вернуться домой.

Они одновременно сдвинулись с места.

Но куда приведет эта дверь?

* * *

– Проходите, – заспанным голосом поприветствовала их Чиын.

Молодые люди удивились внезапному появлению хозяйки. Проведя рукой по своим черным длинным волосам, Чиын жестом пригласила гостей присесть за барный стол.

– Напугала вас? Вообще я собиралась передвигаться здесь с помощью ног, но сложно избавиться от старой привычки. Я как раз заварила чай. Выпейте для начала.

Гости растерянно наблюдали за Чиын. Стоило им только подумать об очищении пятен с души, дверь в загадочную прачечную отворилась сама собой, и вот внезапно возникшая перед ними хозяйка заведения уже угощала их чаем. Чэха попытался вспомнить все ошибки, которые совершил в жизни, но понял, что они не были смертельными. Может, им это снится?

– Итак, вот моя прачечная. Вы видели приглашение? Текст написала я сама. Мне всегда это удавалось хорошо. Не пугайтесь, присаживайтесь.

Медленно помешивая заварку в белом фарфоровом чайнике, Чиын внимательно разглядывала гостей. Чувствовалось, что их души были полны боли и печали. Оценив, сколько пятен придется с них стереть, она разлила чай по чашкам. Очистить бы искореженную душу одной глажкой…

Юнхи взяла чай и села за барную стойку. Она пыталась определить возраст хозяйки прачечной – двадцать, тридцать или сорок? В чертах ее лица проглядывала одновременно молодость и мудрость. Необычайная грусть сочеталась в ней с удивительным дружелюбием, от нее исходила доброта, а общалась она просто, но изысканно. Кто же она такая? Встречались ли они раньше? Из местных ли она?

Легкая и стройная, словно тростинка, воздушными шагами хозяйка прачечной перемещалась по комнате с чайником в руках. Казалось, она совсем ничего и не ела. Походка ее напоминала трепетание цветочных лепестков на ветру – движения даже не столько красивые, сколько очаровательные и грациозные. Хотя и красивые тоже. В общем, гостям эта женщина показалась удивительной.

Продолжая наблюдать за Чиын и дрожащими руками держа чашку, Юнхи сделала глоток, затем еще один. На душе становилось спокойнее. Усадив рядом Чэха, она взглядом указала ему на чай. Они знали друг друга с самого детства и понимали без слов.

«Выпей».

«Вдруг она что-то добавила туда?»

«Хуже, чем сейчас, уже не будет».

«Ну да».

Чэха кивнул и, поставив рюкзак на стол, сел и придвинул чашку.

Сделав пару глотков, они огляделись по сторонам. Снаружи дом напоминал уютное кафе в какой-нибудь деревне в Провансе, которое им доводилось видеть на фотографиях. Но внутри оказалось еще лучше. Здесь было тихо и уютно, совсем как в традиционном корейском доме. Окна в потолке пропускали в комнату лунный свет. Кстати, когда луна успела появиться на небе? Еще совсем недавно ее было не видать.

Хоть на улице стояла глубокая ночь, казалось, что помещение освещают солнечные лучи.

– Здесь так тепло и просторно, – сказала Юнхи, подойдя к деревянному книжному шкафу.

По всей комнате были красиво расставлены небольшие цветы в горшках и крупные растения в кадках, а деревянная мебель радовала и успокаивала глаз. Когда Юнхи снова взяла кружку, в ней отразился месяц, почему-то напомнивший ей по форме бровь. Выглядело очень живописно. Не менее живописным казался открывающийся со второго этажа вид. Заинтересовавшись, что там находится, Юнхи снова подошла к Чиын и с любопытством спросила:

– Это ведь прачечная?

– Да. Кстати, денег я не беру. Но у меня действует система отсроченного «душевного» платежа.

– Еще один долг? У меня так много кредитов… Брала вот недавно на обучение…

– Речь не об этом долге. Вы ведь хотите очистить душу от пятен и разгладить чувства? Я могу помочь сделать это, а еще обрести спокойствие. Но когда на вашем пути повстречается тот, кому потребуется именно ваша помощь, вы должны так же ему помочь. Это и станет платой за мои услуги. Согласны?

– Вы словно фея из сказок, которая совершает добрые дела, – усмехнулся Чэха, вступив в разговор.

Юнхи окинула его укоризненным взглядом и подошла к Чиын, которая вынула из комода две белые футболки. Если чувствуешь себя хорошо рядом с человеком, иногда просто хочется подольше побыть рядом с ним. Эта женщина, которую Юнхи видела впервые, как раз из таких. Невероятно, удивительная ночь.

– Вот, наденьте. Если душа ноет от накопившихся проблем или измята, ее потребуется постирать и погладить. Но во время очищения также могут исчезнуть и воспоминания, поэтому важно понять, какие из них вы хотите оставить.

– А разве не лучше удалить все плохие воспоминания? И после ты уже не будешь чувствовать себя несчастным, – на этот раз серьезно спросил Чэха, взяв футболку.

Чиын опустила глаза и покачала головой. Затем она вышла из-за стойки и загадочно посмотрела на ночное небо – такое же черное, как ее иссиня-черные глаза.

– Не ощущать страданий и печали – разве это хорошо?

– Это ведь и означает стать счастливым?

– То есть, по-твоему, если убрать из жизни несчастье, то останется одно счастье?

– А разве не так?

– Смогли бы вы жить, будучи только счастливым или несчастным?

– Нет! Я бы не смог!

– А что ты чувствуешь в течение дня?

– Ну, сонливость, голод, раздражение, нежелание идти на работу. Иногда вроде сидишь дома, а все равно не хватает чего-то. Когда хочется почувствовать себя живым, я ем сушеных кальмаров. Сколько ни жуй, все равно жесткие. Совсем как моя жизнь. Как ни крути, ничего не дается легко, все через преодоление, усилие и боль. И если долго жевать, начинают болеть челюсти. Раздражает! Но зато чувствуешь себя живым. Смешно, конечно… Непонятно, где тут счастье, а где несчастье, – сам себе удивившись, выпалил Чэха.

Он не привык делиться переживаниями с кем-либо, кроме Юнхи. Для всех остальных у него была припасена дежурная улыбка. Даже когда Чэха встречал раздражение и неприязнь окружающих, он не переставал улыбаться. Ведь говорят, что никто не бросит камень в того, кто улыбается. Счастлив при этом он не был, но старался избегать лишних конфликтов. Вот такая философия. С чего он вдруг разоткровенничался с первой встречной?

– Без некоторых болезненных воспоминаний жить можно, но другие, какие бы мучительные они ни были, помогают справляться с невзгодами и позволяют жить дальше. Грусть иногда дает нам силы подняться, – спокойно произнесла Чиын.

Выслушав ее, Чэха оторвал взгляд от футболки, сделал большой глоток чая и надел ее прямо поверх одежды. На его лице не осталось и следа от усмешки. Юнхи посмотрела на него, а затем закрыла глаза. Он не стремился забыть навсегда то, что вспомнил сегодня вечером, просто хотел жить дальше без боли и страданий.

– Ты хочешь избавиться от пятен или разгладить морщины? – спросила Чиын.

Чэха молча кивнул. Он и сам не знал, чего хотел.

Чиын направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Тогда прошу: допивай чай и поднимайся.

– Хорошо…

Чэха, почти допив чай, посмотрел на Юнхи. Она с уверенностью во взгляде решительно кивнула, затем взяла книгу из его сумки, открыла на середине и стала читать. Чэха медленно поднялся на второй этаж.

Возле окна стояли две большие стиральные машины, серебряная швейная машинка и гладильная доска с утюгом. Несмотря на это, помещение скорее напоминало кафе. Деревянная мебель и приглушенный свет успокаивали душу. В комнате было четыре стола и два дивана. Чэха сразу же уселся на ближайший из них.

– Закрой глаза и подумай, от каких воспоминаний хочешь избавиться. На футболке появятся пятна. Хорошенько подумай, точно ли готов забыть о них, пока не снял футболку. Это твой выбор и твоя ответственность.

– А что будет потом?

– Доверься мне, я быстро все очищу, – ответила Чиын, указав правой рукой на стиральную машинку.

На самом деле избавиться от мук можно и другими способами, не только постирать душу. Иногда достаточно и просто выпить чаю. Но все же они находились именно в прачечной. Гостю нужно было дать время, чтобы обдумать, от чего избавляться, а что сохранить.

– После стирки пятна исчезнут без следа. Главное – понять, что оставить. Так что подумай хорошенько. Когда воспоминания с нами, мы и сами не всегда понимаем, хороши они или плохи для нас.

Чэха закрыл глаза. Чиын неслышно направилась к ведущей на крышу лестнице, гадая, который час. Она не пользовалась часами. Время ей подсказывали свет, небо, луна – самые древние часы.

– Не могу без грусти смотреть на людей, которые весь день стараются выглядеть радостно. Сердце сжимается. Разве можно постоянно улыбаться? За этой улыбкой они прячут тоску и одиночество. Многие начинают чувствовать себя расслабленно, только очистившись от боли, запятнавшей их души, – пробормотала Чиын себе под нос, думая об улыбке Чэха.

Чиын стояла с закрытыми глаза, скрестив руки на груди. Затем сделала глубокий вдох и широко распахнула руки – совсем как птица, раскрывающая крылья и готовая взлететь. Но оказалось, что у нее есть зрители.

«Мам, ты поела? Тебе нужно хорошо питаться!»

Чэха отправил маме, работавшей поваром в придорожном кафе, сообщение, закинул телефон в карман и потянулся.

В то время он целыми днями сидел в своей полуподвальной комнатушке и без устали монтировал снятый три месяца назад фильм. Падая с ног от усталости, ненадолго ложился поспать, а затем снова вставал, заваривал лапшу и вновь принимался за работу. Когда он последний раз выходил на улицу? Чэха дотронулся до щетины, взъерошил отросшие волосы. Поправив кепку, он прищурился и взглянул на залитое ослепительным солнечным светом небо – лучший способ поднять себе настроение в любое время и в любом месте. И без лишних затрат. Небо всегда далеко, но при этом никогда и не покидает нас.

– Потрясающе голубое небо. Хотя нет, не потрясающее… ясное и чистое, как и всегда.

Он встал и направился к круглосуточному магазину всего в паре шагов от дома.

Когда-то Чэха бросил инженерный факультет ради искусства. Его выпускной короткометражный фильм получил награду на небольшом европейском кинофестивале. Все называли его многообещающим молодым режиссером. Он оправдал надежды одногруппников и преподавателей и прослыл в газетах «представителем новой волны». Его называли новым Пак Чхануком^[6], экспериментирующим с экзистенциальными темами и наделенным талантом к созерцанию окружающего мира. Иногда его даже приглашали на телепередачи. Тогда ему казалось, будто он самый счастливый человек на свете.

Однако после этого Чэха не создал ни одного фильма. Ему хотелось оправдать надежды окружающих и сделать что-то грандиозное, но сценарий найти не получалось. Он не смог написать ни строчки, да и не было истории, которую хотелось бы всем рассказать. Деньги на жизнь ему давала мама. Так прошло два года, пока он не стал подрабатывать на стройке и в службе доставки. Он не мог больше видеть, как его мама после операции на коленном суставе выпивает сразу три обезболивающих и идет на работу. Накопив денег, Чэха арендовал комнату в подвале и стал работать над фильмом. Спустя пять лет после премии на кинофестивале.

«Поела… Единственное, чего я хочу, – это чтобы ты устроился на работу и создал семью».

Завибрировал его телефон, лежавший на упаковке с обедом.

Чэха сидел за пластиковым столиком у круглосуточного магазина. Прочитав сообщение, он сделал глоток пива из банки. Выпивает днем…

– Мам, тебе кажется, что это проще простого, да, – найти работу и жениться? Мне хочется сделать что-нибудь важное. Надо подождать. Вот доделаю фильм, и он обязательно станет хитом. Начну тебе сразу помогать! – Чэха выкрикнул это во весь голос – то ли маме, то ли всему миру.

Набив полный рот, он стал мечтать о будущем.

– А сегодня ты в хорошем настроении, не то что обычно. Смотри не поперхнись! – убирая со стола, сказал хозяин магазина. Он открыл его, уволившись из крупной компании.

– У вас самый вкусный обед. Вы пробовали?

– Я ем, когда срок годности выходит. Жалко ведь просто выбрасывать. Хочешь, и тебе дам?

– Нет, спасибо. Могу позволить себе и не просроченный. А вы не увлекайтесь просроченной едой. Берегите здоровье!

– Зря говорят, что готовые обеды вредны. Смотри: в нашем мало соли, зато целых пять питательных веществ! Принести тебе?

– Да, точно, на упаковке указано, что соли мало. Жить становится все лучше и лучше. Ну, давайте!

Чэха положил в пакет две упаковки лапши и обеденный сет и неторопливо побрел домой.

Вернувшись, он снова принялся за работу над фильмом. Ему хотелось оправдать ожидания, которые возлагали на него после кинопремии. Но жизнь постоянно нас предает и вместо желанного досадно награждает нежеланным. Один известный профессор сказал: «Жизнь как маятник, за плохим всегда идет хорошее…» Но собственная жизнь напоминала Чэха большой колокол, по которому постоянно били гигантской колотушкой.

Ужасный фильм.

Куда вообще смотрел режиссер?

Пожалейте время и деньги.

С первого же дня проката в двух артхаусных кинотеатрах Сеула на Чэха обрушилась волна негативной критики. Он отправлял фильм на все возможные зарубежные кинофестивали, но ни на одном из них его не приняли. Знакомые утешали его, но в их глазах он читал другое.

Почему-то в памяти всплыли протертые джинсы отца, который давным-давно бросил их с мамой. Может, будь у Чэха нормальный папа, ему не приходилось бы браться за всякую сподручную работу и он смог бы сосредоточиться на кино и помогать матери деньгами.

Нет, лучше бы он занимался кино в качестве хобби, доучился на инженерном факультете и, как хотела бы мать, устроился в крупную фирму или готовился к государственной службе…

А может, не стоило после провала фильма устраиваться в рекламное агентство… Лучше бы снимал видео для «Ютьюба»…

Да лучше бы он вообще не рождался!

Чэха прокручивал в голове причины своих неудач.

Самыми ненавистными ему днями стали те, когда он сидел один дома, в темной комнате, и за просмотром кино боролся с одиночеством и страхом в ожидании, пока мать вернется с работы…

– От каких же воспоминаний ты хочешь избавиться?

Человек рождается с мягкой и нежной, как ладошки младенца, душой, но со временем она покрывается ранами и пятнами, и постепенно их становится все больше. Но иногда она сама собой очищается и разглаживается. Некоторые из пятен придают жизненных сил и становятся годичными кольцами, как у дерева, другие же копятся, причиняя боль, оставляя раны и шрамы.

Заметив, как Чэха постоянно улыбается, Чиын подумала об обратной, темной стороне луны. С первой секунды появления в прачечной она заметила в его глазах то самое чувство, которое поймет только тот, кому доводилось испытывать подобное, – безразличие к жизни. Вероятно, на душе у него немало пятен. Чиын, обращаясь к ночному небу, прочитала заклинание и поспешила вернуться к гостю. Как и ожидалось, на футболке в нескольких местах проступили пятна.

– Можно избавиться от всех? – смущенно спросил Чэха, почувствовав присутствие Чиын, и снял футболку.

Он всю жизнь притворялся, будто у него все в порядке, и даже сам поверил в это, но, озадаченно глядя на запятнанную футболку, понял, что ошибался.

Прошло уже пять лет, как он устроился в небольшое рекламное агентство после провала фильма. А его все еще не брали на бессрочный контракт. Каждый год начальник хвалил его и кормил пустыми обещаниями, но сам не спешил указывать это в характеристике. В свои тридцать три года Чэха хотел уже получить достойную работу и наконец-то переехать из подвала в нормальную квартиру. Когда у него появлялась очередная девушка, он не хотел показывать ей свое жилище и демонстрировать столь убогий образ жизни. И как только они начинали сближаться, он спешил закончить отношения. Череда коротких встреч неизменно завершалась расставанием.

От чего же стоит избавиться? Чэха погрузился в свои мысли.

– Воспоминания за всю жизнь очистить нельзя. Ты думаешь, что, начав все с чистого листа, обязательно проживешь жизнь счастливо?

– Как вы догадались, о чем я думаю? – смутившись, замялся Чэха, рассматривая футболку.

Он и правда думал однажды: возможно ли обрести счастье, забыв все?

Кто же эта женщина, которая очищает больные души? Поначалу она показалась ему ровесницей, но в ее глазах отражалась как будто тысячелетняя печаль, удивительным образом сочетавшаяся с невероятной теплотой. Светлая грусть. Чэха впервые видел такой взгляд.

Он всегда любил смотреть людям в глаза. Слова могут обмануть, а вот глаза – никогда. Мы не можем контролировать взгляд. Кто-то признается в любви, но в это мгновение он не выражает ровным счетом ничего. Другие жалуются на трудности, а в это же самое время в нем мелькают искорки необузданного веселья. Случалось, когда кто-то убеждал его: «Поверь мне», в глазах этого человека не читалось и толики искренности. «Я скоро вернусь, подожди немного», – говорила ему мама, а во взгляде ее отражалась бесконечная печаль. С тех пор как она стала жить с новым мужчиной, он перестал видеть даже эту грусть.