Третья Песня Старой Ведьмы

Она входит медленно. Делая каждый шаг так, как будто решает, а нужно ли его сделать. Когда она выходит на середину комнаты, то так же медленно, но невероятно гордо поднимает голову вверх. Я немного паникую, не зная, о чем именно она сейчас начнет петь. Она закрывает глаза и долго молчит, очевидно, пережидая мое волнение. Потом заводит свою песню, сначала едва слышно, постепенно придавая голосу силу и бархатистость. Это песня-сказка…

Когда я была маленькой, а я когда-то ею была, реки текли вспять, а небеса были оранжево-красными. Большие золотые звезды катились на землю, а боги разговаривали с людьми. Когда я была маленькой, я сама была своею матерью, а оранжево-красное небо было моим отцом.

Боги растили людей, хотя не всегда их любили. Меня они любили любовью сильной, но холодной и твердой как лёд. Они взяли у меня часть моей жизни и взамен дали часть своей. Их жизнь проросла во мне, и я стала старой…

Боги дали людям душу. Они вложили огонь им в голову. Они смягчили их сердце. Соединив в себе душу, голову и сердце, люди стали людьми.

От этого небеса стали подниматься выше и становиться светлее. Они стали сначала оранжевыми, а потом желтыми. Золотые звезды перестали сыпаться вниз, а начали медленно оседать серебряной пылью.

Тогда люди стали засевать землю семенами своей души и сердца и растить зерно человечности, поливая всходы мыслями своей головы. Боги смотрели и радовались, и понемногу, поднимаясь все выше и выше, уходили к себе.

Небеса стали изумрудными, такими красивыми, что, глядя на них можно было задохнуться от изумления. Звезды больше не падали на землю, а прочно закрепились на зеленом небе, расправив жесткие лучи.

Люди сжали разумом урожай человечности и сделали его теплом своего тела. Их тела стали красивыми и ровными. Боги ушли к себе. Остался только часовой, у которого много имен…

Когда люди засеяли землю в третий раз, небо стало голубым, каким ты его видишь…

Она слегка наклоняет голову, поворачивает ее ко мне и спрашивает голосом молодой учительницы: «Ты писала о ящике? Да. Он в шкатулке, та – в большом сундуке, а сундук – в амбаре, а амбар – во дворе. И так до бесконечности…» Я перестаю что-нибудь понимать, путаюсь и пугаюсь, пока не догадываюсь, что она говорит о начале этой главы. Ячейка – в ячейке, а та – в другой ячейке, а та – в следующей ячейке… Семья – в роде, род – в народе, народ – в нации, нация – в цивилизации, цивилизация – на планете, планета – во Вселенной… Ячейка – в ячейке, а та – в другой ячейке…

Она продолжает уже мощно и властно.

…Засеянное поле должно быть убрано, а убранное – засеяно. Все когда-то уйдут, и ты уйдешь в то время, которое выберешь для этого, и я буду приходить уже не к тебе… Но тот, к кому я буду приходить, должен быть. Потому что скошенное должно быть вспахано и засеяно вновь, иначе небеса станут багровыми и звезды не удержатся на небе. Мы держим их, ты и я, я сердцем, а ты душой, а Тот-кого-ты-любишь, крепит их своею мыслью.

Она заканчивает уже тихо, поглаживая меня по голове. Потом сразу уходит, оставляя меня наедине с картиной мироздания. Одну во Вселенной. Небо лежит на моих плечах. Мне не тяжело…

Я – женщина. Самка, вид Homo sapiens, человек. Как человек я принадлежу к «двудомным» существам. Мне нужен муж, мне нужна семья. Мужчины в целом нужны мне как половина мира. А женщины – как другая его половина, та, к которой я принадлежу. Я становлюсь лучше, сравнивая себя с мужчинами и соотнося себя с другими женщинами. Я больше и сильнее люблю себя, ощущая себя женщиной, и от этого способна легче полюбить других людей такими, какие они есть.

(Вовсе не являясь специалистом в области трансгендера, рискую предположить, что в даже гомосексуальных отношениях есть некое разделение ролей по вечному принципу, что, в сущности, и делает некоторые союзы семьями).

Меня произвели на свет и воспитали живые люди, я росла в семье. Эмбрионарий, описанный на первых страницах романа О. Хаксли «О дивный новый мир», фабрика по производству людей, кажется мне самым страшным, что может случиться с человечеством. Поле человечности будет заброшено. Биороботы не смогут его вспахать.

Защищая свое право быть человеком, добровольно принося ему в жертву часть своей карьеры, не жалея о деньгах, которые могла бы заработать в стане добровольных биороботов, но не заработала, о вещах, которые могла бы иметь, но не имела, о краях и странах, где могла бы побывать, да не довелось, я укрепляюсь в своей человечности. Я прощаю себе несовершенства, физические и ментальные. Я несовершенна, потому что я человек. Я – всего лишь попытка Природы, одна из миллиардов ее попыток, улучшить человечество. Но я так же спокойно отношусь и к тому, что в чем-то я удалась Природе на славу, и спокойно принимаю тот факт, что в чем-то я лучше, чем другие люди. Мои достоинства и совершенства, физические и душевные, я принимаю как успех Природы во мне.

Моё. Азиатское.

Иногда стоит заставить себя вырваться из процесса бесконечного познания и анализа, ибо, как сказано, «во многой мудрости много печали», и просто идти, ехать куда глаза глядят. Потому что, если останешься дома, часть «природы внутри тебя» засохнет или, что еще страшнее, загниет. В один из таких моментов меня осенила почти безумная, учитывая наше тогдашнее финансовое положение, мысль.

– Мы едем на Бали! – сказала я.

– Как? Это же невозможно! – муж решил, что это шутка.

– Возможно! Соберем все наши деньги и улетим на Бали. – ответила я.

– А на что мы будем жить, когда вернемся?

– Мы оставим дома немного денег, на еду на месяц, а на оставшиеся улетим на этот дивный остров! – быстро сообразила я, чтобы не оставлять мужу время на раздумья.

– Юля, это безумие, – мягко сказал муж.

– Конечно же, это безумие! – я была непреклонна. – И нам пора его совершить!

Сергей не сдавался еще дней десять. Но я нашла подходящий маршрут, (правда, с тремя пересадками), договорилась с теми, кто мог бы нас приютить и, в случае чего, даже покормить (что, прямо скажем, не вызвало у них бурной радости), и почувствовала, что он готов на уступки. Тогда я смогла сформулировать то, что буквально выталкивало меня из дома мощным потоком заманчивых образов и предчувствий.

– Если мы не полетим туда сейчас, то не попадем туда уже никогда в жизни!

– Ну, в этом ты права! – Сергей, похоже, решил, что против таких аргументов лучше не возражать. И мы полетели!

Бали, конечно же, заслуживает отдельной книги. Я расскажу только о нашем последнем дне на острове. Мы были в Убуде. Это город в центре Бали, где всегда великое множество туристов и людей, занимающихся творчеством. Город, где древняя индо-балийская культура и непревзойденное искусство потомственных народных мастеров художественной резьбы по дереву, традиционной живописи и ручной росписи тканей в причудливой гармонии переплелись с новейшими направлениями современный мировой культуры, что создает непередаваемую словами и всепроникающую атмосферу творчества.