Можно сказать, что публика 1880-х – после эпохи Сен-Леона, после десятилетий Петипа – разучилась воспринимать романтический балет. У нее отмерли соответствующие эстетические рецепторы. Это будет правдой. Можно увидеть и другое. Исполнение Бессоне, четкое, точное, сильно артикулированное, словно промывало хореографию чистой холодной водой. Наконец-то можно было увидеть, что именно сочинил хореограф. Балерина почтительно отступала если и не в тень (с такими-то зубами и ногами), то на положение послушного инструмента, амбиции которого заключаются в отчетливом, ритмически безупречном воспроизведении.