Прошел год

12 февраля 2012 года, Париж, Левый берег

Антуан Гийом вступил в темный зал, затаив дыхание, и в который раз с восхищением обвел взглядом изысканно подсвеченные гобелены в красных тонах, отливающие золотом и перламутром. Каждый раз, он, парфюмер из Граса, приезжая в Париж, шел в этот зал, словно на свидание с Прекрасной дамой и ее чудным единорогом. Пять из шести шпалер^[14] – аллегории пяти чувств – слуха, осязания, зрения, вкуса и, самого важного для мэтра Антуана – обоняния, хотя любой парфюмер знает, что для создания совершенного аромата необходимо включать все чувства – одного обоняния мало. Тонкая и изящная, богато одетая дама, идеальная красавица Ренессанса, как нельзя более точно олицетворяла идею, которую он старался донести в каждом из создаваемых им ароматов. Изысканная причудливость, скрытая женственность, не шокирующая глаз сексуальность. Гобелены дарили ему вдохновение, и этого вдохновения хватало на год, а через год он вновь возвращался в Клюни^[15].

Но в этот раз его внимание особенно притягивала шестая шпалера, для которой у каждого находилось свое толкование… Мэтр Антуан видел в ней Любовь, как единение всех пяти чувств. «A mon seul désir» – «По моему единственному желанию». Что, как не любовь, составляет единственное желание любого живущего на земле? Деньги, власть, карьера – все меркнет перед ее всепобеждающей силой. Дабы лучше изучить шестую шпалеру, Гийом уселся на скамью, и погрузился в созерцание. Прелестная дама, ее служанка, маленький единорог и наивный средневековый бестиарий^[16] … Мэтр Антуан как зачарованный пожирал глазами гобелен, наслаждаясь его утонченностью и сиянием.

«Опять эта невыносимая Coco Mademoiselle”, – с внезапным раздражением Гийом отвлекся от багряно-золотистой шпалеры. Он скосил глаза – рядом на скамейку опустилась молодая дама в белом пальто. «И что они все находят в этом бездарном парфюме, – с досадой подумал он, – что заставляет такую милую девушку звучать такими вульгарными пачулями…» Мэтр Антуан прикрыл нос кашне и вновь попытался сосредоточиться на шпалере. Но удовольствие оказалось подпорчено. Он пытался отвлечься от назойливого запаха, но тщетно. Он уже был готов встать и пойти проветриться, как другой аромат, мощный, мужественный и смолистый, проник в его искушенный нос. «Это уже лучше, – пробормотал мэтр Антуан. – Гораздо лучше. Если не ошибаюсь – Caron Yatagan. Хорош, хорош… На нем – излишне маскулинный… Но все равно – хорош».

Сидящая рядом женщина, видимо, тоже почувствовала этот волнующий запах нагретого солнцем дерева и дубового мха, потому что вздохнула и замерла. Спустя мгновение Yatagan стал звучать слабее, но прибавилась какая-то лишняя нота – в воздухе зазвенел металл, припорошенный ржой. Мэтр безошибочно распознал эту ноту. Но откуда ей взяться здесь, в темном зале, среди совершенных шпалер, чье имя вечность? Постепенно металл поглотил все остальные запахи, а их в темном зале витало немало, и все разной интенсивности. Гийом терпел еще несколько мгновений, пока запах крови не накрыл его целиком, проникая не только в нос, но заполоняя каждый сантиметр его кожи, забиваясь в каждую складку его одежды…

Музей пришлось закрыть, всех посетителей без особых извинений выгнали. Когда прибыла полиция, музейная смотрительница уже пришла в себя от обморока, а мужчина средних лет, по виду и по выговору – провинциал, сидел у стены на полу и плакал, вытирая слезы шарфом, обмотанным вокруг шеи. На одной из скамеек завалилась набок молодая женщина в длинном белом пальто, залитом кровью, все еще текущей из перерезанного горла. В ее распахнутых глазах застыло радостное удивление… Рядом лежала ее сумочка – дорогая, из мягкой коричневой кожи.

Инспектор уголовной полиции Барбье присел рядом на корточки и осторожно, хотя его руки и были в перчатках, раскрыл сумочку. Первое, что он увидел – паспорт в темно-красной обложке. «Russian Federation, – прочел Барбье и с досадой поморщился, – опять русские… Покоя им нет. Уже в музеях мочить друг друга начали…» Согласно паспорту убитую звали Буяновой Ксенией, двадцати пяти лет от роду. Открытая шенгенская виза на три года – и по всему выходило, что она въехала во Францию в марте прошлого года.

– Пробей-ка мне эту красотку, – Барбье сунул паспорт одному из полицейских. Тот взял паспорт и исчез, а инспектор обратился к служительнице – пожилой седовласой даме, которая сидела на стуле и плакала.

– Мадам, – он сел напротив нее. – Это вы обнаружили труп?

Дама отчаянно замотала головой и кивнула в сторону сидящего на полу господина.

– Вот он, – она всхлипнула. – Он подошел ко мне и сказал ужасную вещь.

– Что он сказал?

– Он сказал, что от женщины, которая сидит рядом с ним, звучит кровью.

– Так и сказал? – Барбье не удивился.

Служительница кивнула:

– Я не поняла, что он имел в виду, но поднялась посмотреть. Мадемуазель сидела, опустив голову, и когда я тронула ее за плечо, начала падать… – дама опять зарыдала.

– Принесите воды! – крикнул Барбье, а сам почесал затылок. Затем встал и направился к мужчине, привалившемуся к стене под шпалерой «Зрение».

– Поднимайтесь, мсье, – не церемонясь, сказал он. – Что это вы тут расселись? Садитесь вон на скамейку.

– На скамейку? – в глазах Гийома забился панический страх. – Там же она… сидит…

– Значит, на другую скамейку! – сердито оборвал его Барбье. – И держите себя в руках. Вы же мужчина, в конце концов…

Гийом с видимым усилием заставил себя подняться. Ступая неуверенно, словно пьяный, он грузно опустился на одну из скамеек. Инспектор достал из кармана блокнот и ручку.

– Вы парфюмер, – это был даже не вопрос, а констатация факта.

Гийом поразился.

– Как… как вы узнали? На мне даже парфюма нет – не пользуюсь, – пробормотал он.

– Если от нашего брата француза не пахнет парфюмом, значит, он парфюмер, – усмехнулся Барбье.

– Вы правы… – кивнул Гийом. – Мы не…

– Я имел дело с людьми вашей профессии… По долгу службы, – перебил его Барбье. – Они мыслят такими же категориями. Один из фигурантов дела, которое я расследовал, парфюмер, как и вы, заявил, что за пять минут до того, как произошло убийство, в доме запахло пирожными macaroon^[17]. Представляете? По этому аромату мы тогда нашли убийцу.

– Убийца носил Un Jour à St-Jean-de Luz^[18]? – несмело улыбнулся Гийом. – Эта нота редкая.

– Нет, он всего-навсего фасовал пирожные в кондитерской. Но мне нравится ваш подход. Расскажите про свои ощущения.

Мэтр Гийом казался польщенным. Он опустил нос в шарф и зажмурился, призывая на помощь профессиональную память.

– Сначала звучала эта вульгарная Coco Mademoiselle. А затем я увидел рядом с собой девушку в белом пальто. Такая красивая девушка и такой пошлый парфюм, – проворчал он, – возмутительно…

– А мне – ничего… – удивился инспектор. – Моя жена им пользуется…

– Я слышу, – дернул Гийом носом. – Простите, но это вульгарно. Вы ей порекомендуйте сменить туалетную воду. Она же туалетной водой пользуется, так?

– Вот уж не знаю, – пожал инспектор плечами.

– Ею, не сомневайтесь… А от этой красотки звучало духами, именно духами, там не было шлейфа.

Инспектор терпеливо слушал. Любая мелочь могла оказаться существенной.

– Сейчас мало кто пользуется духами – дорого. Чаще предпочитают парфюмированную или туалетную воду, – продолжал Гийом. – Так что девушка – явно не из бедных.

Что погибшая при деньгах – инспектор уже понял по ее пальто, сумке, а главное, обуви. А вот еще, оказывается, и духи. Замечательно.

– Что дальше? – с интересом спросил Барбье.

– А дальше появился Yatagan.

– Кто появился?

– Я не видел кто, – покачал головой мэтр Антуан. – Но на нем был именно Caron Yatagan. Вне всякого сомнения. Отличный аромат.

– Мужской? – спросил инспектор.

– В принципе – да. Но я знаю, дамы им не гнушаются – уж больно элегантен. Но это был мужчина, совершенно точно.

– Почему вы так уверены? Вы его видели?

– Да вы что! – Гийом посмотрел на него, словно на слабоумного. – Вы когда-нибудь слышали выражение «химия кожи»? Так вот – на мужчине и на женщине один и тот же аромат звучит абсолютно по-разному. Более того – на людях разной расы он звучит по-разному. И более того – на разных людях он… Итак, я утверждаю – это был достаточно молодой мужчина, европеец. Скорее всего, блондин или светлый шатен. Хотя я его не видел.

– Даже так? – инспектор недоверчиво поднял брови. – Может, еще и внешность опишете?

– Нет, – Гийома обидел его недоверчивый тон. – Напрасно вы иронизируете. Внешность не опишу, врать не буду. Могу только сказать, что, судя по интенсивности аромата, скорее всего, он высокого роста. Но тут могут быть нюансы…

Вернулся с паспортом полицейский, которого инспектор посылал проверять данные и подал тому издалека знак.

– Буянова Ксения въехала во Францию через Руасси вместе с мужем, Дмитрием Буяновым, тоже гражданином России. Он снял квартиру здесь недалеко, на Вожирар. Мы послали туда людей.

– Да, конечно, – почему-то у Барбье не возникло ни малейшего сомнения, что никакого мужа там они не найдут и дело – висяк. Кроме сочинения о французской парфюмерии и этого неадекватного господина у них нет ничего.

– Думаю, все произошло так… – Барбье задумчиво смотрел на девушку. – Он приблизился к ней сзади, конечно, он знал, кто она. Девушка, видимо, его ждала. Скорее всего, он коснулся ее, и она подняла к нему лицо – очень уж радостное выражение на нем. Да, она обрадовалась. Может, даже хотела что-то сказать, но не успела. Он перерезал ей горло. Да, нечего сказать, любовное свидание. «Убийство в термах Клюни» – жаль, Сименон умер… Да и инспектор Барбье звучит не хуже, чем комиссар Мегре…

– Здесь есть камеры наблюдения? – спросил он у директора, серьезной темноволосой дамы, появившейся на пороге зала.

– Да, мсье, мы только что их проверили, – у нее был сконфуженный вид.

– И что?

Директор развела руками.

– Все камеры вырубились. Словно их кто-то отключил.

– И кто бы это их отключил? – спросил Барбье. – Не знаете, случайно?..

– Не понимаю вашего тона, – возмутилась директор. – Я работаю здесь двадцать лет и такое впервые! Камеры не работали ровно семь минут. Есть изображение мадемуазель, – она кивнула на девушку в белом пальто, все еще лежавшую на боку, словно она устала и прилегла отдохнуть, – как она заходит в музей, следует по указателям и направляется сюда. А потом здесь садится на скамейку. Все. Потом все отключилось. Можете сами взглянуть.

– Взгляну, куда я денусь, – проворчал инспектор. Зазвонил его телефон, и он сделал шаг в сторону, чтобы ответить на звонок. Это звонил сержант, которого послали на улицу Вожирар.

– Вам следует приехать сюда, мсье инспектор, – сказал полицейский. – Здесь никого нет, и, похоже, уже не будет.

– Сейчас приеду, – буркнул Барбье и повернулся к полицейскому, с которым говорил минутой ранее. – Снимите показания с этого мсье и запишите его данные. Пусть задержится хотя бы на сутки. Тело можете увозить.

– Да, мсье инспектор, – кивнул тот, и Барбье стремительно вышел из зала. Вслед ему смотрела прекрасная Дама – безразличная ко всему, кроме своего маленького друга-единорога… Столь же равнодушно она взирала на худенькую девушку в светлом пальто, скрючившуюся на скамейке – чуть злорадно – она-то прекрасно видела, кто полоснул ту по горлу!..

Отличная квартира в бельэтаже, с видом на Люксембургский сад. Аренда наверняка стоит немалых денег, а учитывая, что обычно оплата вносится за несколько месяцев вперед, должна быть крайне веская причина, чтобы бросить уже оплаченное жилье и исчезнуть в неизвестном направлении.

– Только отпечатки убитой, – сказал криминалист, уже вызванный инициативным сержантом. – Больше ничего.

– Интересно, – Барбье быстро прошел в спальню и остановился перед туалетным столиком. Он увидел на нем то, что и ожидал.

– Молодец парфюмер – стопроцентное попадание.

Скромная белая коробочка с черными буквами и хорошо узнаваемым логотипом на крышке – Coco Mademoiselle, именно духи, а не что-то еще, а рядом – большой лаконичный флакон четырехугольной формы, с коричневой наклейкой «Caron Yatagan».

– Значит, это ее муж, – пробормотал Барбье. – И свой парфюм он оставил здесь. Скорее всего, по запаху мы его теперь не найдем.

– На бюро, судя по свежим потертостям, стоял лэптоп, – крикнул из гостиной криминалист, – которого нигде нет. Похоже, он его забрал.

– А одежда? – спросил инспектор.

– Одежда, и мужская, и женская, аккуратно уложена, – криминалист кивнул на три вскрытых чемодана посреди комнаты. Над ними уже колдовали эксперты.

– Документы? – спросил Барбье.

– Паспорт на имя Буянова Дмитрия, гражданина России и два билета на завтра, на поезд TGV^[19] Париж-Ницца. На его имя и на имя его жены – Буяновой Ксении.

– Значит, он ушел с концами, бросив все, в том числе и документы, – проворчал инспектор. – Хрен мы его найдем. Merde^[20]!

– Консьерж показал, что в последний раз видел мсье Буянова сегодня утром, часов в восемь, – доложил сержант. – Он, как всегда, ушел из дома один. Но обычно он вызывает такси, а сегодня ушел пешком. Примерно в час дня ушла и мадам, по словам консьержа, в хорошем, даже радостном, настроении. Точнее время консьерж сказать не может, но мы посмотрели по камерам наружного наблюдения – она ушла без семи минут час. И знаете, что любопытно?

– Что? – равнодушно спросил Барбье.

– Когда этот парень проходил мимо камеры, он всегда либо подносил руку к лицу, словно закрываясь, либо, если на нем была куртка, надвигал капюшон на лоб. Ни на одном кадре нельзя рассмотреть лица. Мы показали паспорт консьержу, и он его не опознал – говорит, есть что-то общее, но это не он.

– Как такое может быть? Не мог же он жить по подложным документам? Хотя почему нет? Вполне мог. Вот что… Пошлите запрос в наше консульство в Москве, – распорядился инспектор. – У них должны быть его фото – он же подавал документы на визу. И после того, как они пришлют фото, дайте его в розыск. И по новостям бы хорошо объявить, в уголовной хронике. Где эти чертовы журналюги? Когда они нужны – никогда их нет.

– Я могу позвонить одному, у меня в «L'express» есть знакомый, – вмешался в разговор криминалист, занимавшийся упакованными вещами. – Если нужно, конечно.

– Позвони, – кивнул инспектор. – Пусть напишет в свою газетенку пару строк, да фото тиснет… Хоть какая-то польза от них будет…

Телефонный звонок оторвал его от невеселых мыслей. Тело мужчины, опознанного по водительским правам, как Буянов Дмитрий, найдено, изуродованное до неузнаваемости, на железнодорожных путях в ста метрах от платформы Северного вокзала.

Конец февраля 2012 года, Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия.

– Специальный агент Джошуа Нантвич к полковнику Фэйрфаксу, – нажав кнопку, доложила секретарша начальнику подразделения и с кислой улыбкой кивнула: – Заходите.

Джош открыл тяжелую дубовую дверь. Алекс Фэйрфакс, полковник ФБР, разговаривал по телефону и жестом подозвал Джоша к столу. Джош, стараясь сохранить отсутствующее выражение лица, невольно прислушался. По тону разговора, ритму и модуляциям полковника он понял, что тот беседовал с иностранцем, хотя Фэйрфакс говорил по-английски. Но – слишком медленно, четко проговаривая слова и не употребляя идиом. Его подозрения подтвердились, когда он услышал «Do svidanya, towarish». Фэйрфакс положил трубку.

– Такие вот дела, сынок, – полковник сунул в рот бриаровый^[21] Dunhill и зажал зубами мундштук из эбонита. – Собирайся и лети в Париж. А потом, наверно, придется в Москву. Какой иностранный язык знаешь?

– Свободно говорю по-французски, – объявил спецагент.

– Н-да… – разочарованно протянул Фэйрфакс. – Не совсем то, что нужно, но сейчас ни одного агента с русским языком под рукой нет. А дело не терпит отлагательств. Оно как раз по твоей части.

– Я готов вылететь сегодня же.

– Сначала изучи вот это, – Фэйрфакс протянул ему флэшку. – Дело почти двадцатилетней давности об исчезновении Кэтрин Жаклин Маккларен, студентки Гарварда.

– И куда она делась?

– Двадцать лет никто не знал. Недавно с нами связались из Москвы, из уголовной полиции и предоставили некоторые сведения об этой девушке. Мы произвели эксгумацию по указанному адресу – Поконо Лейк, Пенсильвания, и в самом деле, обнаружили там истлевшие останки на прилегающем к одному из коттеджей участке. Генетическая экспертиза подтвердила, что эти останки принадлежат именно Кэтрин Маккларен.

– И кто ж так постарался?

– Некто Олег Рыков, сынок российского дипломата.

– Непостижимо! Он задержан?

– Задержан в августе 2010 года по другому делу. До суда не дошло, так как через полгода он благополучно сбежал. По предположениям коллег из Москвы, ему удалось выехать за пределы России, скорее всего, в одну из стран ЕС.

– Ну и бардак у них. Впрочем, везде бардак. У нас через мексиканскую или канадскую границу смыться – раз плюнуть.

– Не преувеличивай, – полковник недовольно поморщился, покусывая мундштук, но затем продолжил: – Предполагается, что он сбежал в Париж – там живет одна из уцелевших жертв. Отправишься прямиком туда. Твоя задача – этого парня найти и препроводить к нам. А поскольку, кроме нас, претендентов на него будет, судя по всему, много, то ты должен обставить всех. Это понятно?

– Да, сэр, – подобрался Джош. – А что со сроком давности?

– По закону штата Пенсильвания смертная казнь ему обеспечена. Убийство первой степени без смягчающих обстоятельств. И хотя ему было всего пятнадцать лет…

– Пятнадцать лет? – нахмурился агент. – Совсем мальчик.

Фэйрфакс помрачнел:

– К делу приложены результаты эксгумации. Труп девушки был расчленен, и аккуратно завернут в полиэтилен. Вот такой мальчик. Русские пояснили, что его мамаша помогала ликвидировать следы. Ее, к сожалению, привлечь не удастся.

– Почему?

– Умерла от сердечного приступа, когда узнала о бегстве своего выродка из тюремной больницы. Очень, очень жаль…

– А за что его задержали? – спросил Нантвич.

– Как это – за что? За убийства и изнасилования, разумеется…

– Позвольте спросить, сэр, что значит – разумеется?

– А то и значит, – с неожиданным раздражением заявил полковник. – Советую связаться с их уголовной полицией и запросить отчет о его художествах. Если повезет, и московские коллеги не станут вредничать – получишь копию уголовного дела. Хотя едва ли. Наш московский агент рекомендует обратиться в убойный отдел уголовной полиции. Конкретно к… – полковник сверился с бумажкой и с трудом выговорил: – Майор Александр Зубов… Хотя нет… он перевелся в министерство внутренних дел… О! Капитан Виктор Глинский. Он занимался расследованием по делу Олега Рыкова. Мистер Рыков убил четырех женщин летом прошлого года в Москве. Еще две чудом избежали смерти. Впрочем, подробностей я не знаю, тебе придется заняться всем самому. Кстати, нелишне встретиться с этими дамами. Одна из них как раз живет в Париже. Знаменитая балерина. Познакомься с ней, поговори.

– Я готов, сэр, – вытянулся Нантвич. Полковник с одобрением смотрел на него. Хорош, действительно… Если б не дурацкая серьга в ухе.