– Ничего вы ему не вырвете, – чуть презрительно перебил его Глинский. – Если уж вашему другу Булгакову не удалось…

– Он мне не друг, – огрызнулся Орлов, и взгляд его наполнился злобой. – Он неудачник и идиот.

– Я б так не сказал, – проворчал Виктор. Не так давно он присутствовал на скромной свадьбе Сергея и Катрин. Майору до чертиков захотелось объявить об этом, и он еле сдержался.

– Неудачник и идиот, – упрямо повторил Орлов. – Да еще руки у него черт знает откуда растут. Урода этого не смог прикончить. Уж я бы не промахнулся.

– Где ж вы были раньше? – в усмешке Виктора сквозила неприкрытая ирония.

– Где вы были полгода назад? Когда Рыков похитил Катрин? Что-то я вас не видел в Репино. Булгакова видел. Видел, как он вынес ее из коттеджа, еле живую. Руки его видел в крови – а вот вас там не оказалось…

Орлов взвился:

– Я хотел поехать с вами! Вы меня не взяли!

Глинский поднял брови:

– И что? Небо – бескрайнее, места хватило бы всем. Было б желание. Впрочем, я не собираюсь с вами спорить. Какой смысл? Если ваша женщина предпочла вам другого – это, в первую очередь, ваша вина. Наши доблестные органы правопорядка здесь ни при чем.

Орлов не ответил, но побагровел от гнева – казалось, еще немного и его хватит удар. Виктор наблюдал за ним не без удовлетворения. Ну что ж! Каждому в этом мире воздается по заслугам. Правда, воздаяние порой запаздывает, медлительное оно какое-то…

Покинув кабинет следователя, Мигель, махнув рукой Ланскому, быстро удалился, бросив его с Орловым, насупленным и исполненным неприязни ко всем вокруг. Антон повернулся к нему:

– Послушай…

– Что? – Глаза Орлова были совершенно больные.

– Мне жаль, что все так получилось, – начал Антон. – Мне, правда, жаль.

– Что тебе жаль? – спросил Орлов, скривившись. – Тебе жаль, что вы с Кортесом набили мне морду? Так не жалей. Этот полицай, мать его, по-хорошему прав. Я сам во всем виноват.

– Мне жаль, – повторил Антон. – Мне жаль, что все так закончилось.

– Закончилось? – переспросил Андрей удрученно. – Ты действительно полагаешь, что все закончилось? Этот кровосос на свободе. Думаю, теперь нам всем мало не покажется.

– Я не боюсь за себя, – произнес Антон. – Я боюсь за Анну и Катрин. Он не успокоится.

– Позаботься об Анне, – тихо ответил Орлов. – Кроме тебя – кто?

– Да, – Антон наклонил голову. – Кроме меня – некому. А Катрин?

– С ней – Булгаков, – с болью проговорил, а вернее, простонал Орлов. – Что я могу?..

– Не сомневаюсь – можешь, – твердо сказал Ланской. – Когда придет время – помни, ты перед ней в долгу.

Орлов кивнул и протянул Антону руку. Тот сжал ее на прощание, и, думая, что, наверное, они виделись в последний раз, отправился на работу. От всего происходящего веяло таким невыносимым холодом, над всеми ними витала смерть, такая неотвратимая и беспощадная, что Антон физически ощутил ее стылое, смрадное дыхание…

…Оставалось самое неприятное. Виктор не спал ночь, обуреваемый сомнениями, как сказать Аликс, что Рыков, ее единокровный брат, бывший любовник и отец ее сына, жив и, более того, бежал из тюрьмы. Майору с трудом верилось, что тот, слиняв из питерских Крестов, вернется в Москву. Скорее всего, пройдет через пропускной пункт на границе с Финляндией. И даже рискнув вернуться, сомнительно, что он отправится к той, которую так безжалостно обманул.

Виктор ни на секунду не допускал мысли скрыть от Аликс, что Рыков на свободе. Он видел, что Александра старается избегать разговоров о брате, но не сомневался, что мысли о циничном предательстве того преследуют ее – такие раны не заживают сами по себе. И лучше прижигать их сразу, а не бередить напрасными сожалениями и чувством вины. Какая вина? Не признайся Аликс, что следила за своим парнем, и видела, как тот вошел в дом Ланских – и находился там во время покушения на Анну Королеву – как знать, может до сих пор они бы собирали за Рыковым женские трупы. Она положила конец его преступлениям – как если бы пристрелила Рыкова собственными руками.

Не придумав ничего путного, он выложил ей все, как есть. Она даже не побледнела, а посинела. Хорошо, рядом стояла мать, а то Аликс рухнула бы на пол в прихожей. Анастасия удержала ее, подхватив под локоть, и отвела в комнату. Виктор продолжал топтаться у входной двери, не зная, что делать дальше – то ли бежать на работу, то ли разуться и пройти за Аликс и Анастасией. Но его никто не звал.

Наконец Настя вышла из комнаты, притворила за собой дверь.

– Пусть спит, – сказала она. – Господи, Виктор, что же теперь будет?

– Я не знаю, – признался он. – Его ищут, но…

– Но что?

– Думаю, он уже выехал из России.

– Вы уверены?..

Виктор почувствовал досаду – но не на Анастасию, а на самого себя.

– Как я могу быть уверенным? Как с этой мразью можно вообще в чем-то быть уверенным?.. Он непредсказуем и опасен.

– И что дальше?..

Они молчали несколько минут, а потом она нерешительно спросила:

– Виктор, у вас, наверное, остался телефон отца Олега… и Шурки. Я хочу ему позвонить и сообщить, что у него родился внук.

– Вы считаете, это разумно? – засомневался Глинский.

– Мне кажется, Лев имеет право знать, – ее голос звучал нерешительно. – На него столько свалилось. Я считаю, все, что случилось с его семьей – это возмездие. Но он уже заплатил сполна, и жизнь его разрушена: с работы выгнали, жена умерла, сын – маньяк-убийца в розыске… Пускай знает, что у него есть внук.

– А если Рыков-старший сообщит сыну, что у того родился сын? Я, Настя, вовсе не уверен, что они не поддерживают никаких контактов. Или что сынок не попытается связаться с папашей в один прекрасный день. Что в этом случае придет в его безумную голову?

– Вы считаете это настолько опасным? Какова вероятность, что Олег узнает?

Виктор пожал плечами:

– Трудно сказать. Если решите сообщить, то надо предупредить Рыкова-старшего, чтобы ни в коем случае не проболтался своему отродью про ребенка. Надеюсь, у него хватит благоразумия.

– Надеюсь, – кивнула Анастасия. – Так вы дадите мне телефон?

– Дам, – решительно ответил Виктор, – хотя, может быть, мы совершаем ошибку…

Тут Анастасия прислушалась.

– По-моему, Шурка зовет, – она приоткрыла дверь в комнату.

– Мама… Витя ушел?

– Он здесь, – Анастасия кинула на Виктора встревоженный взгляд.

– Пусть зайдет, – и он метнулся к ней, но Анастасия схватила его за рукав: – Куда в обуви?! Там же ребенок грудной!

И он стал торопливо скидывать тяжелые зимние ботинки.

Аликс свернулась калачиком на кровати, укрывшись теплой шалью с кистями. Ее щеки были влажны, и слезы блестели в неярком свете торшера. Уже спустилась ночь – а Виктору нужно было ехать в отдел, разгребать запущенные дела. Но пока он не мог оставить ее одну.

– Витя, – она протянула руку. – Сядь рядом.

Он послушно опустился подле Аликс, коснувшись спиной ее бедра.

– Я хочу попросить тебя, – чуть слышно сказала она.

– Что угодно, – откликнулся он.

– Ты не мог бы пожить у меня? – еще тише сказала она. – Хотя бы недолго. Мне страшно.

Виктор молчал, ошеломленный ее просьбой. Близкие отношения, возникшие между ними на короткое время, естественным образом сошли на нет в последние месяцы беременности Аликс, а после родов она ни разу не попросила его остаться ночевать – словно перестала видеть в нем мужчину. Но он все же старался быть рядом, смирившись с ролью друга. Конечно, его обижала отстраненность Аликс, но он пытался оправдать ее усталостью и поглощенностью маленьким сыном. «Это пройдет, – уговаривал он себя, – однажды она вспомнит обо мне, и все будет хорошо» Но интуиция опера недоверчиво посмеивалась над его надеждой. И вот – она просит его пожить у него. Еще недавно он не стал бы брать эту долгую, невыносимую паузу…

– Прости, – она потянула шаль на голову, чтобы он не видел слез разочарования. – Прости. Иди… Ты иди…

Что ж он молчит, идиот! К кому ей еще обратиться, кто, кроме него, сможет защитить ее от безумного братца?

– Конечно, милая, – он погладил ее по плечу. – Конечно, я поживу с тобой и малышом. Вам нечего бояться. Я останусь так долго, как ты захочешь.

– Правда? – она снова открыла заплаканное лицо. – Это тебя не сильно обременит?

– Совсем не обременит, – улыбнулся он. – Совсем.

– Хорошо, – она тоже наконец улыбнулась. – Ты сейчас поедешь на работу?

– Да, милая, – он рукой отер ее слезы. – Но утром я заеду домой и привезу кое-какие вещи… если не возражаешь.

– Конечно. Я сегодня разгребу шкаф и выделю тебе место. В нем такой, знаешь, бардак. Ах да! Ты не мог бы машину завести и погреть пару минут, когда на работу поедешь? – спросила она. – А то аккумулятор сядет. Холодно.

– Конечно. Где ключи?

– Там, – она махнула рукой в сторону комода и зевнула. – Спать хочу.

– Конечно, – он склонился, чтобы поцеловать ее в золотисто-рыжий висок. – Спи, милая…

Ключи валялись на хрустальном блюдце вместе с несколькими серебряными кольцами и браслетами. Цепочка одного из браслетов попала в верхний ящик комода и застряла в нем, мешая тому закрыться. Виктор немного выдвинул ящик, пытаясь высвободить цепочку, но что-то привлекло его внимание, и он не спешил этот ящик закрывать.

Фотографии – а вернее, обрывки фотографий. Каждая карточка разорвана на несколько кусочков, достаточно крупных, однако, чтобы Виктор разглядел счастливые глаза Аликс, стройную фигуру ее высоколобого спутника, их переплетенные руки. Он никогда не видел, чтобы она смеялась так, как на этих разорванных фотографиях – весь верхний ящик оказался забит ими. Виктор осторожно вытащил цепочку от браслета и прикрыл комод.

Середина марта 2011 года. Аэропорт Шереметьево, Москва

– Я могу вам помочь? – девушка в униформе появилась неожиданно, и он вздрогнул. Стоявшая рядом с ним молодая женщина в светлой норковой шубке кожей ощутила эту дрожь и незаметно сжала его ладонь. Он высвободил руку и улыбнулся продавщице в ответ.

– Благодарю, я уже нашел, что мне надо, – он взял с полки Courvoisier Extra. Коньяк переливался янтарным цветом с оттенком красного дерева.

– Прекрасный выбор, – девушка явно обрадовалась состоятельному покупателю. – Еще что-нибудь?

– Дорогая, – обратился он к спутнице. – Тебе взять хорошего вина?

Та покачала головой – больше всего ей хотелось стремглав выбежать из магазина и спрятаться до вылета в туалете, чтобы случайно с кем-нибудь случайно не столкнуться. Наверняка их ищут! А он рискует делать такие дорогие покупки. Как можно быть столь неосторожным! Она чувствовала, что ее нервы начинают сдавать.

– Я выйду… Дима, – она чуть не назвала его настоящим именем, но вовремя спохватилась. В ее больших серых глазах металась отчаянная паника.

– Конечно, – кивнул он и, эскортируемый продавщицей, отправился к кассе. По дороге он все же прихватил бутылку белого Sancerre – это она сейчас говорит, что ей ничего не надо, трясется от страха, как глупая овца, а когда они прибудут на место, ей захочется снять стресс… И совиньон придется в самый раз.

Доставая бумажник, он краем глаза следил за ней. Она вышла из алкогольного бутика и в растерянности озиралась вокруг, словно не понимая, где находится. Черт, не оберется он с ней проблем…

– Что, простите? – к нему обратились с вопросом, но он совершенно его упустил, стараясь сохранить свою спутницу в поле зрения.

– Ваш посадочный талон, пожалуйста, – повторила продавщица терпеливо. – Чем будете расплачиваться?

– Картой, – машинально ответил он, протягивая ей платиновую Visa.

– Я имею в виду, какой валютой? – спросила девушка.

– Евро.

– С вас пятьсот двадцать евро, – радостно сообщила продавщица.

«Интересно, улыбка полагается всем, кто совершает покупки на полштуки?» – подумал он, забирая карту. Схватив бутылки в наглухо запечатанном пакете, он выскочил из бутика. Его спутницы нигде не было видно.

«Вот трусливая баба. Сам виноват, нечего было ее с собой тащить. Зачем она тебе сдалась?»

Но в который раз он повторял себе, что ее нельзя было оставлять в Москве. Рано или поздно к ней бы пришли – и неизвестно, стала бы она молчать, когда менты нажали б на нее пожестче. Несомненно, из нее вытянули бы все что она знала. А знала она, к сожалению, много. Конечно, в идеале стоило ее убрать, но он чувствовал себя обязанным ей, а в список его многочисленных грехов неблагодарность не входила. Она истратила все свои средства, продав даже однокомнатную квартиру, чтобы вытащить его из лазарета в Крестах, где он валялся, изображая овощ, проклинаемый всеми и снедаемый смертельной ненавистью, ревностью и злобой… Поэтому пока она едет с ним, а там – посмотрим…

Он, наконец, нашел ее. Она сидела на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж зоны вылета. Она была такая бледная, что ему стало не по себе.

– Что ты тут расселась? – наклонился он к ней.

– Я боюсь, – прошептала она. – Олег, я так боюсь… я ничего не могу с собой сделать…

– Милая… – он потрепал ее по щеке. – Не бойся ничего. Мы вместе – и это главное. Сейчас объявят посадку на наш рейс, и все закончится. Через несколько часов мы окажемся далеко отсюда. Все останется позади. У нас прорва денег, ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. Пойдем. Милая, поднимайся.

Он видел, что ласковые слова успокоили ее. Она схватилась за его ладонь, как за спасательный круг, он помог ей подняться, и они пошли к своему посадочному выходу. Со стороны казалось – это любящая пара: он нежно обнимал ее за талию, она опиралась на его руку. Еще полчаса – и они покинут Москву и улетят туда, где их никто не знает и никто не найдет. Пока она не создает ему проблем – пусть живет.

Размышляя таким образом, он налетел на свою спутницу, резко остановившуюся, словно споткнувшись на ровном месте.

– О господи, – прошептала она.

– Что? – он тревожно оглянулся по сторонам.

– Там, у рекламы Chanel, справа… – она быстро отвернулась, спрятав лицо у него на груди. – Там эта… Катрин…

Сердце его замерло. Он проследил за тем, куда показала его подруга и тоже остолбенел. Около рекламного щита Chanel стояла молодая женщина с каштановыми волосами, небрежно собранными в тяжелый узел, с неизменными солнечными очками на идеальном носу. На ней были коричневые кашемировые брюки и короткая, до талии, дубленка, отороченная мехом. Он неторопливо достал из кармана темные очки. Теперь она ни за что его не узнает.

– Бежим, – подруга тянула его за рукав. – Скорее, пока она нас не заметила.

– Подожди, – он стряхнул ее руку. – Мне интересно…

– Боже мой! Если она тебя увидит…

– Так! – он повернулся к ней. – Замолчи немедленно! Я должен понять, куда она летит. Ты представляешь, что будет, если она летит тем же рейсом? Так что заткнись и не мешай!

Его лживые аргументы подействовали безотказно. Она послушно затихла и спряталась за ним, стараясь даже не смотреть в сторону той, из-за которой на любимого обрушились все несчастья. Та, которая оболгала его, из-за которой он оказался на грани жизни и смерти.

Тем временем Олег Рыков не сводил хищных глаз с Катрин. В его сердце бушевали и радость от того, что она жива и с ней все в порядке, и вновь проснувшаяся ревность к тому, кого она так преданно любит, и желание, душившее его, словно петля виселицы. А главное – насмешливое презрение к самому себе, что он так и не смог избавиться от тяги к ней. Но тут появился высокий широкоплечий мужчина, и по-хозяйски обнял Катрин, даже прижал ее к себе. Она не оттолкнула его, напротив, рука женщины легла ему на пояс, а точнее – на пряжку ремня. В ее жесте было что-то невероятно интимное – и он с изумлением узнал в обнимающем Катрин мужчине своего друга Сергея Булгакова. Того, кто чуть не убил его несколько месяцев назад. Вот, значит, как – они вместе! Более того – на правом безымянном пальце Сержа блеснуло тонкое кольцо. Рук Катрин он не видел, но вряд ли Булгаков будет носить обручальное кольцо от первого брака – кольцо Алены. Значит, они женаты.

Значит, его догадка на той даче в Репино, где он держал Катрин пленницей, оказалась верна. Неужели Катрин сказала ему правду, и она больше не любит эту скотину – Орлова! Ну, то, что она нравилась Булгакову – для него никогда не являлось секретом, впрочем, как ни для кого. Тот никогда особо сей факт и не скрывал – в отличие от самого Олега. Но насколько чувство Булгакова к ней оказалась всепоглощающим и всепрощающим, что Серж женился на Катрин после того, что он, Олег Рыков, с ней сделал! Хотя, если вспомнить, с какой ожесточенной яростью Серж сражался с ним и был готов его убить, и почти убил – да, несомненно, он страстно влюблен в эту женщину. Интересно, она и не пыталась вернуться к Орлову? Или он просто ее не принял? Ну, до Орлова он еще доберется, а вот что теперь делать с Катрин? Он не может так все оставить…

– Олег, прошу тебя, – скулеж за его спиной становился невыносимым. Ему стоило больших усилий сдерживаться.

Но вот Катрин и Серж чуть отстранились, чтобы прислушаться к голосу диктора. Заканчивалась посадка на лондонский рейс. Они снова вцепились друг в друга и побежали. Значит – Лондон? Ну, что же… пока им не по пути. Пока…