– Эх, как пьяненькая она, – продолжила одна из них, – смотри как к стойке идет, едва-едва.

Объект всеобщей жалости, тем временем, скрылся за стойкой ресепшена. Девушки за стойкой пушистой посетительницы не заметили, занятые оформлением тургруппы. Чемоданы, сумки и дети заполонили гостиничный холл и заняли работой на ближайшие полчаса, кажется, всех гостиничных администраторов.

– Глупости это все, – встала на защиту Катерины Ивановны вторая дама, – кошки не пьют! – и тут же переключилась. – В какая она красавица. Ну и что, что увечная, я бы ее взяла. За ней тут плохо ухаживают, бока свалялись, вся грязная. Кормят-то хорошо, но за такой красотой нужен глаз да глаз: мыть и чесать, да почаще!

«О, я бы посмотрел», – тоскливо подумал Феликс.

День выдался насыщенный на события, он уже начал чувствовать легкую усталость и не смог до конца понять – жаль ему или нет этих дам, планирующих мыть и чесать Катерину.

Дамы же, взволнованные идеей спасения кошачьей красоты, начали активно обсуждать план переезда секретного агента Министерства Магии из враждебного Калининграда в Петербург.

Не прошло и пяти минут, как к трем дамам присоединился сотрудник авиакомпании. На его счастье – по телефону. Дамы наперебой начали объяснять ему подробности перевозки спасаемого животного.

– Переноску купим, – кричала в трубку одна, – так, хорошо, – толкнула она подругу, – записывай размеры, высота двадцать пять сантиметров, ширина…

– Сколько?! – перебила её подруга, – Эй, мы не хомячка везем, это что за издевательство над животным! Это же… Да вот, у молодого человека такая переноска! Молодой человек, у вас двадцать пять сантиметров?

Дамы разом повернулись к стажеру, хищно впившись взглядами в потрепанную пестренькую кошачью сумку у него на плече.

– Э, – растерялся он, – я вам так сразу не скажу…

Дамы бесцеремонно оттащили Феликса в сторону и начали выяснять, двадцать пять у него сантиметров или сколько.

Феликс, конечно, знал, что опытные женщины всегда берут в поездку швейный дорожный набор, но никогда не видел, чтобы его доставали. И даже не подозревал, что в него входит сантиметровая лента!

– Двадцать пять! – торжественно объявила измерительница.

– Это ужас что! – продолжала возмущаться возмущающаяся дама. – Ну какая кошка согласится ехать в этой, в этой… – она не нашла приличного слова и просто трясла рукой, указывая на презрительно маленькие размеры сумки, всё еще болтающейся у Феликса на плече. – Ужасно, ужасно, – повторяла она, – дай-ка мне трубку, я скажу им, что нельзя так издеваться над зверьём!

– А вы котеночка везли или пёсика? – поинтересовалась третья дама у Феликса, пока первые две занимались перетягиванием телефона.

"Заколдованную ведьму!" – чуть было не ляпнул он.

– О, а вон и мой знакомый! – уходя от начинающейся беседы, Феликс обернулся в поисках Катерины или хоть кого-то, кто придет ему на помощь, но гостиничный холл был полон все теми же туристами, чемоданами и детьми, он помахал в сторону толпы пока ещё не заселенных, делая вид, что загадочный знакомый где-то там, внутри, – ну все, мне пора!

Проигравшая в битве за телефон услышала «пёсик» и ворвалась в светскую беседу, оттесняя Феликса от двери.

– И как ваш песик в этой переноске летел? – поинтересовалась обеспокоенная за жизнь еще одного животного пенсионерка.

– Да ну, – одна из дам, та, что наседала на авиакомпанию, оторвалась и вклинилась в разговор, – он у него, наверное, совсем маленький, чихуа-хуа или йорк.

– Летел плохо, – признался Феликс и, пользуясь моментом, протиснулся мимо общительных дам. – Не понравилось.

О том, кому полет не понравился больше – ему или Катерине, Феликс ещё не думал. Впрочем, стюардессе и пассажирам на соседних креслах тоже досталось. Кому когтистой лапкой по ногам, кому скорбным воем по ушам.

– Вот! – провозгласила дама с телефоном, потрясая им, будто самым главное доказательством собственной правоты. – Я говорила? Я говорила! Да как можно, как… у ты моя сладкая, у ты моя красавица изумрудноглазая! Вернулась!

Тон говорившей сменился с ликующего на восторженно воркующий. Феликс посмотрел под ноги и встретился взглядом с «изумрудноглазой красавицей».

Красавица смотрела чуть удивленно и весьма изумрудно. Половину иголок и другого елочного мусора она растеряла в процессе своей «операции», но чище не стала. Белая шерсть заметно посерела, будто кошка мазнула боком по пыльной машине. Где Катерина Ивановна успела найти грязь в отдраенном до зеркального блеска гостиничном холле – осталось загадкой.

Возможно, в ход пошла уникальная кошачья магия, позволяющая любому представителю этого вида мгновенно отыскать пыльный угол в любом помещении: от чулана под лестницей до операционной.

В пасти кошечка держала пластиковый прямоугольник с надписью «ГОСТИНИЦА КАЛИНИНГРАД» и цветной фотографией этой самой гостиницы. Видимо, чтобы подгулявшие гости точно знали, куда возвращаться, даже если не помнят адреса.

На вкус Феликса, Катерина Ивановна вид имела отменно воровской. О его вкусе и мнении, конечно, никто, как всегда, не спросил.

– Ты моя сладенькая, иди к мамочке! – пенсионерки мигом обступили кошку, приманивая её угрожающе ласковыми лицами и заманчивыми перспективами.

Катерина Ивановна замерла в дверях.

Каких только кошачьих радостей ни сулила ей «её» пенсионерка. Помимо проживания в отдельной благоустроенной квартире в самом центре культурной столицы: и вычесывать каждый день, и игрушки покупать, и корм – какой пожелает.

Агент поджала лапку и сделала полшага назад, очень по-кошачьи приседая на пушистый грязно-белый зад.

Дамы, поняв, что корм не пришелся красотке по душе, тут же сменили тактику и начали обещать ей все виды мяса по очереди.

– Буду тебе курочку покупать, грудку! – Катерина Ивановна прижала ушки (беленькое и пыльненькое) и вопросительно скосила глаза в сторону, на Феликса. Дамы охнули от восхищения. Феликс, глядя на удивленную мордочку, готов был их понять. Удивленная и чуть растерянная Катерина Ивановна была чудо как хороша.

Условия проживания улучшались с каждой секундой. Не успел Феликс прийти в себя от обещаний кормления грудкой, как кошке уже сулили ежедневные порции свежей вырезки, фермерское молочко и сметанку из деревни.

Впору было сказать «Мяу» и проситься на половину обещанного Катерине.

Катерина Ивановна склонила голову вбок. Жест был воспринят как благосклонный.

– Что стоите, хватайте её, – скомандовала одна из дам, затертая чуть назад, – и в ветеринарку! Надо паспорт и прививку успеть сделать, а то в самолет не пустют!

Глаза Катерины, и без того большие и зеленые, широко открылись и опасно заблестели.

Это был один из тех моментов, в которые Феликс особенно скучал по отсутствующей у него способности управлять невидимыми скоплениями энергии. Он, вслед за колдунами, называл её магией. Хотя у этого явления было множество научных (и не очень) названий, классификаций и направлений.

Именно сейчас Феликс особенно желал открыть в себе умение левитировать: самостоятельно или с помощью подручных средств. В зависимости от недавно изученной им методички подручные средства могли быть магически заряженными артефактами или бутафорией. В случае использования магически заряженного летательного средства летающему можно было и не иметь магических способностей. Достаточно было знать инструкцию по управлению лет. средством.

В случае использования бутафории, полет обеспечивался за счет расхода сил, аккумулируемых самим магом. А предмет, выдаваемый за артефакт, не имел собственного заряда и был для полета обыкновенного человека бесполезен.

Попросту говоря, на летающем артефакте летать мог кто угодно, даже Феликс, во втором случае маг должен уметь летать сам, а что держать в руке или между ног зажать – это уже на его выбор: хоть мопед без колёс, хоть резиновую уточку.

Второй вариант Феликсу не подходил, так как был попросту невозможен. Впрочем, вариант с артефактом тоже отпадал за неимением оного.

«Сейчас бы метлу», – с тоской подумал он.

Вспомнилось, как осенью они ходили в Битцевский парк с Зинаидой и Жоржем, его коллегой по Министерству. В той его части, изрядно заросшей, облюбованной собачниками и известными на всю страну маньяками, четырежды в год проходили традиционные гонки на мётлах.

Самих гонок Феликс видеть не мог – они были прикрыты мороками. Но видел, как готовились к старту участницы.

Жорж, обещавший быть рядом, встретил пару знакомых магов, с которыми учился в Университете Штормов. Мгновение и все трое растворились в толпе без единой капли волшебства – московский магический люд и нелюд был в богатом ассортименте: сновали тут и сям, болтали, обнимались, приветствовали друг друга и перемещались так скоро, что моргнешь – и лица перед тобой уже сменились.

Спокойно стояли только участницы гонок – ведьмы.

Все с длинными, напоказ, волосами, переплетенными в тугие косы – знак большой силы и власти, доступный немногим.

Феликс уже знал: здесь, на гонках, могут быть только старшие сестры, – женщины, получившие силу семьи по праву старшинства. Младшим детям оставалось совсем немного магии – хватало зажечь свечи по вечерам, сварить простенький омолаживающий крем и видеть то, что не видно людям.

Мётлы, традиционно заряженные ведьмой, могут лететь и нести на себе даже не мага. Но заряда надолго не хватает – любой метле нужна подпитка.

Только старшие сестры издревле имели достаточно сил, чтобы подстегнуть свою метлу в долгом полете, влить в нее свою магию и не упасть на землю.

Когда-то гонка имела серьезное значение: мирным способом позволяла выявить главу ведьм, самую сильную, – Старшую из старших. В те времена гонка шла на измор – выбывающая падала вниз, часто – разбивалась насмерть, опустошенная, изнеможенная, неспособная смягчить удар. Побеждала та, что останется последней.

Со смертью старшей сестры семейная сила переходила к следующей по старшинству. Прибавлялась к тому, что уже у нее было. Каждый год в составе участниц бывали перестановки.

Чтобы избежать склок и обид, неизбежных в женском обществе, для поддержания равноправия и честности, титул подтверждали раз в год, на Ивана Купалу.

Раньше гонка позволяла новый сестрами показать себя и, возможно, возглавить Старших сестер.

Сами ведьмы для простоты звали Старшую из Старших сестер просто «та самая Старшая» или «Старшая Сестра», но с таким уважением в голосе, что сразу становилось ясно, о ком речь.