Глава 5

Бешеный голод не просто сводил с ума – возвращал в первобытное состояние агрессивного тупого дикаря с копьём, но без желанного мамонта. Часы напролёт я ёрзала на нарах, стонала, плакала, рычала, грызла изнутри щёки, но собственная кровь не насыщала. Я как будто пыталась наесться содой или разбавленным чаем.

Как во сне помню свои жалкие метания по камере. Я неосознанно рыскала под нарами и пледом, выпотрошила подушку, ковыряла ногтями грязь по углам, пыталась выломать решётку, что-то бессвязно кричала. Запертый в клетке зверь, брошенный на произвол судьбы. Без еды, воды и общества, с издевательски безразличными костлявыми надзирателями по ту сторону решётки.

А потом…

После очередного голодного обморока меня разбудил оглушительный лязг. Решётка отъехала вбок, и в моей темнице оказалась еда. Я моментально бросилась на неё.

Вожделенная пища не желала отдаваться мне. Сопротивлялась, убегала, пыталась дать отпор, но это были жалкие попытки. Остановить меня не могло ничто. Ни здоровый кулак, чуть не выбивший из меня мозги, ни даже клинок, исполосовавший мне руки и лицо, но боли я не чувствовала. Только необузданный, пьянящий голод и радость предвкушения. Наконец мои мучения закончатся!

Сознание взрывалось петардами неописуемого блаженства, пока я поглощала блаженно райский напиток жизни и не могла насытиться. Как утопающий не может надышаться, вынырнув из толщ воды. Как не может напиться умирающий в раскалённой пустыне.

Пьяное безумие, беспамятство, экстаз, дурнота, головокружение и звон. Не знаю, сколько прошло времени, когда меня начало отпускать. Приподняв веки, вижу окровавленный пол у самого лица. Он почему-то пытается взлететь. Голод отступил, но мне всё равно как-то нехорошо. Ну прям очень нехорошо.

Пытаюсь приподняться, но тут сгибаюсь от невыносимой боли. Из живота торчит рукоять ножа. Так вот в чём дело. Моя кровь заливает пол, сочится из порезанных в нескольких местах рук, течёт по лицу, капая на глаза. Кажется, на лбу повис лоскут кожи.

Совсем рядом кто-то лежит. И что-то подсказывает – ему куда хуже, чем мне. Темница залита кровью. Моей жертвы и моей собственной. Грунтовый грязный пол, каменные стены, прутья задвинутой решётки – всё забрызгано бордовой тягучей жидкостью или каплями, а кое-где припорошено перьями из разорванной подушки, будто снегом.

А по ту сторону стоят и неприхотливо смотрят на меня люди. Нет – нелюди. Ухмыляющийся мясник, фермер с фиолетовыми губами и надменным взглядом, гигантская ящерица и несколько скелетов на фоне. Пришли поглазеть на «гладиаторское» месиво и сделать ставки. Как мило. Интересно, а если я сейчас сдохну от клинка в животе, который никто не спешит из меня доставать, кто-нибудь победит?

Опускаю голову обратно, ловя гадкие вертолётики, и перед глазами всё плывёт. Рука сама тянется к ножу, дрожит, слабо обхватывает рукоять и вытаскивает клинок из живота. С губ сам срывается крик, мир погружается во мрак и где-то на краю сознания мелькают слова школьного учителя ОБЖ. Что он там говорил? Нельзя самостоятельно вытаскивать из плоти нож, штырь или чему там угораздило в тебя воткнуться. Это должны делать в больнице, куда тебя доставит скорая помощь.

Но что-то подсказывает мне, никто здесь в ноль-три не позвонит.

* * *

В очередной раз я проснулась разбитая и измученная. Как будто сутки провела в запое, и потом меня отмутузила толпа собутыльников.

Я сидела на холодном грунтовом полу, воткнув взгляд в одну точку, до тех пор, пока не перестала кружиться чугунная голова и нос не порезала вонь. Наверное, только это отрезвило и заставило оглядеться.

Лучше бы я этого не делала.

Не знаю, сколько ночей я проспала рядом с трупом, но он уже начал разлагаться. Убитый мной мужчина с разорванной в ошмётки шеей лежал на спине и смотрел в потолок затянутыми пеленой глазами. Зажав ладонями рот, я долго смотрела на одного из тройки белого лиса. Как? Как я могла завалить этого мордастого бугая?!

Могла. И завалила… Я помню это.

Забрызгавшая всю камеру кровь давно запеклась и высохла, я вся была в ней. Грязная, липкая и вонючая. Рана на животе затянулась, на руках не осталось порезов, лоскут кожи на лбу встал на место. Сколько же я тут проспала?

«Сколько же ты опять не ела?»

Ненавижу. Как я ненавижу этот голос в своей голове, вурдалачью природу и расу чистокровных кровососов! Господи, дайте мне кто-нибудь дробовик, я хочу снести башку каждой вампирской мрази!

Но никакого оружия под рукой нет. Ножа я тоже не нашла – забрали, твари предусмотрительные. Трясущимися руками ощупала смердящее тело, тронутое трупными пятнами, но как назло, карманов в форме подвальных заключённых не оказалось. Из груди вырвался отчаянный стон.

– Так, ладно, Женя, соберись, – шепнула я, убирая с лица слипшиеся от крови волосы. – Понасходилась уже с ума, хватит… Надо что-то делать.

– Приводить себя в порядок.

Я так и подпрыгнула от неожиданности. В коридоре, напротив моей камеры, скрестив руки на груди и гадко ухмыляясь, стоял Хавьер. За его спину прыгнул ящер, приковыляли три скелета со швабрами, тряпками и вёдрами с водой.

– Твой хозяин ждёт тебя. Чистую, сытую и готовую. Выходи, – заявил мясник и рывком дёрнул вбок решётку, что оказалась не заперта.

«Подмытую и побритую», – забыл добавить.

Я поднялась, и деревянные ноги вынесли меня за металлический порог. Только тогда я заметила девушку в длинном «форменном» платье, что стояла в двух шагах от антропоморфа, сцепив перед собой ладони и опустив глаза.

– Это твой ужин. Ешь, – властно приказал Хавьер. – И не заставляй меня повторять. Дону Луису нужны питательная кровь и чистое тело. Пара синяков или отбитая печень его не сильно расстроят.

Повторяться я его не заставила. Голод, это мерзкое, осточертевшее чувство, делающее из меня животное, вновь дребезжал во мне советским будильником. Думаю, не имея гроба для восстановления, – и учитывая степень разложения трупа – я проспала не меньше четырёх-пяти суток. Так что молча подошла к безропотной узнице и вгрызлась в её шею. А дальше всё по старому сценарию.

Наесться я не могла долго, так что девушка с силой оттолкнула меня и, шатаясь, побрела прочь. Антропоморфу пришлось удерживать меня за локоть, чтобы не кинулась в погоню, но взяла себя в руки я быстро. Хоть и не наелась.

– Ты знаешь, что делать, – кратко бросил ему мясник.

Ящер издал воинственное шипение и потащил меня по коридору.

Как и в первый раз, зелёная верзила приволокла меня в комнату с купелями и принялась мыть. Я апатично сидела в холодной воде, пока намыленная мочалка в грубых рептилоидных лапах шаркала по моему телу, волосам и лицу, вымывая запёкшуюся кровь. Молча повиновалась приказу встать и, сжав зубы, терпела, пока ящер бесцеремонно надраивал мне ноги и интимные места.

Терпеть пришлось и не такое. Насухо вытерев меня полотенцем в противоположной комнате с одеждой, он обмазал моё тело сладко пахучим маслом. Всё моё тело, не пропустив ни одной складки и больно поцарапав самые нежные места своими когтями. Мои стиснутые челюсти сводило судорогами.

Глаз задёргался, когда я увидела то, что мне предстояло надеть. Чёрные сетчатые чулки, туфли на шпильке, стринги и чёрный приталенный пеньюар с тугим кружевным лифом. Спасибо хоть не прозрачный.

Нарядись я так для любимого человека или хотя бы любовника, я бы почувствовала себя жгучей богиней любви и сладострастия. Но ни того, ни другого у меня нет, и учитывая, к чему меня готовят, я скорее секс-рабыня и игрушка для каннибала-извращенца.

По цепочке на ум пришёл Ганнибал Лектер, а следом за ним другой псих. И опять в груди закопошилось склизкое сомнение. Или того хуже – сожаление. Сказала бы я тогда, что принадлежу Морентону, не было бы этих издевательств, скотобойни, домогательства трёх вурдалаков, моей дикости от голода, нового убийства, сексуального рабства. Раньше я была как собака, которую спокойно отпускают на самовыгул, теперь – безвольная вещь. Кукла для взрослых. Чего я добилась своим упрямым противостоянием некромантскому лорду? Ну неужели с ним было бы хуже?

Так, стоп, Женя, не загоняйся. «С ним». Ну да. А ещё с его гаремом из племянниц, дружками-вампирами, жаждущими сделать из человечества кормушку, очень «обиженным» на меня кузеном – если выжил после свидания с моим револьвером – и армией тупых зомбаков. Потрясающая компания, то, что я всегда хотела.

«А здесь лучше, да?..»

Когда мои волосы подсохли и были обшарканы жёсткой штуковиной, которую язык не повернётся назвать расчёской, скорее, щёткой для обуви, ящер туго завязал мне глаза какой-то тряпкой и повёл дальше. Поднимаясь по ступеням высокой лестницы, я едва переставляла ноги, то ли из-за огромных шпилек, то ли от сотрясающего изнутри страха.

Стоило оказаться наверху и пройти через заветную дверь, как меня обволокли свежий воздух обманчивой свободы и домашнее тепло. После холодного грязного подвала с гниющим трупом в окровавленной темнице. Жаль, не насладишься.

Плен с завязанными глазами напомнил мне первый злополучный день в этом злополучном мире. Заточение в темнице, допрос деспотическим лордом, надругательства надо мной его прихвостнями. То, как я стала ужином для его ненасытной невесты, после чего Каин сделал из меня монстра, чем спас мне жизнь.

Каин…

Да чтоб меня прорвало! Каин!

«Я всю ночь чувствую твой панический зов. Я обратил тебя, между нами есть определённая связь», – сказал он мне, когда я отчаянно нуждалась в помощи и искала его.

Какая же я дура!

Пока меня вели, я порой слышала шаги по коридорам, знакомое постукивание костей и беззаботные голоса из комнат. Но думала только о меланхоличном эмобое с изувеченным лицом и отчаянно крутила в голове его имя.

Снова лестница, и я на втором этаже. Только поднялась, как услышала скрип двери и мерзкий радостный голос:

– О-о-о, ну что за прелесть! Дитя моё, ты очаровательна! Молодец, Шингар, давай её сюда.

Вот и заботливый дедушка, пришёл вручать внучку подарок. Сейчас, наверное, натянет сбоку бантик или посадит в коробку с праздничной обёрткой. А может, в огромный торт, откуда мне предстоит выскочить и станцевать стриптиз? Меня передёрнуло и начало мутить. Интересно, если меня стошнит на нового хозяина, он обидится достаточно, чтобы отказаться от такого подарка?

«Каин… Каин. Каин!» – чеканила я про себя это имя. Он должен почувствовать, должен мне помочь!

Ящер завёл меня в комнату вслед за доном Альваро и закрыл за нами дверь. Я решительно сняла с головы повязку и огляделась. Ну конечно – спальня. С керосиновыми лампами на угнетающих серых стенах – зажжена только одна – и плотными тёмными шторами, скрывающими окно. Мебель я увидела лишь мельком, зато огромная кровать так и бросалась в глаза из интимного полумрака.

Вампир подошёл ко мне совсем близко и приподнял пальцами с длинными ногтями мой подбородок.

– Я надеюсь, ты не разочаруешь меня, дорогая, – приторно мурлыкнул этот крашенный хрыч. Я стиснула в кулаке повязку. – Ты должна понравиться Луису. Знаешь, он у меня мальчик особенный… Но ты уж постарайся, пожалуйста.

– Что значит особенный? – прошептала я, не рискуя говорить нормально. Альваро отвёл взгляд, чуть задрав голову, и нелепо распахнул фиолетовые губы.

– У него… очень своеобразные и не совсем традиционные предпочтения. Меня и его родителей это начинает беспокоить. Конечно, все мы были молодыми и стремились попробовать в этой жизни всё. Но в его возрасте пора бы уже остепениться и взяться за ум, жениться, обзавестись потомством. А с этими его увлечениями…

Я чуть челюсть не затоптала. Не совсем традиционные предпочтения?! Так этот Луис что, по мальчикам? Фу-у…

– А… при чём здесь я?

– Ты достаточно красива и аппетитна, чтобы привлечь его, – ласково стал перебирать мои волосы у лица Альваро. – Докажи ему, что ты ничем не хуже его нынешних увлечений. Я надеюсь на тебя, моя куколка. Не подведи меня.

Мой дар речи и рассудок печально махали мне ручкой. Вампир погладил меня по щеке и шее, невесомо провёл ребром ладони по ложбинке между вульгарно выпирающими полушариями груди и вышел из спальни.

Я швырнула на пол тряпку, закрутила головой, и взгляд споткнулся об зашторенное окно. Думают, я буду покорно сидеть тут, а потом из кожи вон лезть, чтобы совратить какого-то гомика? Да оборжаться! Если Каин не придёт мне не выручку, я выберусь отсюда сама.

На цыпочках, чтобы не стучать шпильками, я подошла к окну и распахнула плотные шторы. За старинным окном с двумя створками и декоративной косой решёткой на стекле чернела ночь, не видно ни звёзд, ни луны, вообще ничего. Наружное освещение отсутствует, а в спальне слишком тускло, чтобы что-то разглядеть, кроме грязно-рыжих отражений самой комнаты.

Я взялась за оконные ручки, запоздало увидела медный засов над створками и стала карабкаться на подоконник.

– Побег запрещён.

От страха чуть не свалилась на пол и больно ударилась ногой об подоконник. Из ближайшего угла, докуда не доходил ничтожно тусклый свет лампы, вышла девушка в коротком платье. У меня скрутило внутренности, когда я поняла две вещи – ей не больше пятнадцати-шестнадцати лет. И она мертва.

Босая, совсем худенькая, даже костлявая, с жиденькими тёмными волосами и посеревшей кожей, поднятая некромантом мёртвая девушка смотрела на меня унылыми, сонными глазами.

Я шумно сглотнула и взяла себя в руки. Жалеть её поздно. Передо мной уже не несчастная жертва осквернения, а опасный враг.

– Пошла вон, – решительно приказала я. – Забейся обратно и не трогай меня.

Мертвячка склонила набок голову, как будто бы удивилась. Хотя лицо оставалось апатичным.

– Слуги семьи Альваро не подчиняются другим некромантам, – пустым голосом произнесла она.

– А как сделать так, чтобы подчинялись? – не растерялась я. Ведь у неё не было приказа игнорировать мои вопросы, значит, гипотетически, я могу у неё что-нибудь выведать.

– Если Альваро нас отпустят. Или прикажут повиноваться другим. Или умрут.

Ага. То есть никак. Хреново. Но что поделать, придётся рискнуть.

В отличие от тупых первоначальников, говорящая и разумная нежить вяла и неповоротлива. Она не успеет что-то сделать мне, если я задействую вурдалачью сверхскорость, запрыгну на подоконник и отодвину засов. А как доковыляет, я уже сигану в окно, призову Серого и умчусь за горизонт.

Но сегодня точно не мой день. Дверь распахнулась, будто её выбили с ноги, и в спальню ввалился, я так понимаю, хозяин.

– Ли-и-и-ио-о-о! – раскатисто прогудел он и шатнулся. Мне чуть не поплохело.

Такой же, как его дед, круглолицый, с тёмными веками и пухлыми бордовыми губами, но на вид не дашь больше двадцати пяти. Хоть и под семьдесят. Слишком похожи, неужели и в этой семейке правит инцест? Чёрные волосы растрёпаны, вишнёвого цвета в тон губам рубашка с засученными рукавами не застёгнута, а в руке это чудо сжимало наполовину пустую бутылку. Догадываюсь, с чем. Он как будто вышел из бара, где минуту назад зажигал на танцполе, одновременно вливая в себя пойло из горла́.

Да как же меня так угораздило, а?!

«Каин. Ну пожалуйста! Отзовись, сволочь!»

Следом вошли три скелета, закрыли дверь и заняли посты, двое у выхода, один у окна, от которого я спешно попятилась.

Увидев меня, нетрадиционный тусовщик нахмурился и издал невнятный звук. Осмотрел моё откровенное декольте, короткий пеньюар, ноги в чулках, и грубо матюкнулся.

– Старый душнила, ну я же сказал!