Глава 3 «Дом мёртвых»

Всю ночь я гулял по безлюдному солнечному городу и наслаждался своей свободой. Теперь ни холод, ни усталость, ни необходимость идти утром на работу не могли отравить моего удовольствия.

Иногда заходил в круглосуточные ларьки, поглазеть на сонных продавщиц, в пустынные торговые центры с закрытыми павильонами, ходил посреди дорог с редкими машинами и пьяными компаниями на тротуарах.

Прогулка без ограничений так увлекла меня, что я совершенно потерял счёт времени, опомнился в самый разгар дня и поспешил вернуться к Сумраку.

Вчера, как порядочный человек или честный дух, я не подсматривал, как некромант готовится к ритуалу. Зачем портить себе впечатление от грядущего представления, изучив репетицию? Леру тоже больше не донимал, оставил её дальше готовиться ко сну и мысленно меня материть. От чужих ругательств уши уже не горят.

Леру и Демида я застал на кухне и сразу понял, что они только встали. Нехилые они любители поспать, учитывая, что время перевалило за третий час дня.

На поздний завтрак некромант предпочитал омлет и бутерброды. Дорогая копчёная колбаса из оленины, кофе только молотый, сваренный в солидной кофемашине, без молока и сахара. Негоже почётным некромантам пить растворимую гадость с примесями и питаться соевой подделкой. Вот ведь у кого жизнь!

Лера охотно взяла на себя приготовление пищи и щеголяла по кухне в мужской футболке, как в платье, сверкая стройными ножками. Чего здесь говорить, и внешность и фигура были при ней.

Демид однако почти не смотрел в её сторону. Покормив свою четвероногую любимицу не самым дешёвым мясным кормом, он сел во главе стола, принял от Леры кружку горячего кофе и сделал щедрый глоток, при котором я бы ошпарил себе язык и пару дней мучился с ожогом.

– Я готовился к ритуалу до самого утра, но этого всё равно мало, – сообщил он мне. – Обычно такому не обучаются за одну ночь, так что мы должны быть готовы к любым результатам.

– А что за ритуал-то? – спохватился я. Ещё бы завтра спросил, а я ведь могу.

Лера принялась аккуратно нарезать колбасу на разделочной доске. Демид следил за этим так внимательно, что его можно было бы заподозрить в тотальном контроле. А вдруг один кусочек будет отрезан не так ровно и тонко, как надо!

– Прежний предводитель общины некромантов не успел научить меня всему, что умел, – начал он издалека, – но передал мне дневник усопших, в котором хранятся его знания.

– Община? Некромантов? – удивился я.

– Да, община чёрных магов, специализирующихся на некромантии.

– А предводитель, получается, ты?

– Совершенно верно. В этом дневнике описывается ритуал воздействия на неприкаянную душу. Я думаю, стоит опробовать его на тебе.

– Значит, тот, предыдущий, уже сталкивался с подобным? – участливо поинтересовался я. Лера поставила на стол тарелку с нарезанным батоном и кусочками колбасы.

– Нет. Этот дневник передаётся от предшественника к преемнику все годы его существования. Первые записи сделаны в нём ещё на дореволюционном языке, ‒ ответил Сумрак. Я присвистнул.

– Вон откуда корни-то тянутся. А что стало с прежним вашим вождём?

Лера закончила с сервировкой стола и села на стул по правую руку от Демида и лицом ко мне. Я осмотрел когда-то привлекательную еду и не почувствовал пробуждения аппетита, как будто бы завтракал какой-то час назад.

Демид попробовал омлет, удовлетворился вкусом и положил на батон колбасу.

– Покончил с собой, – коротко сказал некромант и надкусил бутерброд.

– О как! – опять удивился я. – Почему?

Он невозмутимо приступил к завтраку. Лера тоже не потеряла аппетит, и по её равнодушному виду я понял, что длительное молчание её приятеля входит в норму. А может, манеры его величества не позволяют ему разговаривать во время приёма пищи? Меня вдруг покоробило. Ну не вызывал у меня никакой симпатии этот заносчивый «Сумрак»! Кем он себя мнит?! Подумаешь, тоже мне, предводитель общины некромантов!

Демид словно почувствовал моё возмущение и как ни в чём не бывало сказал:

– Как только я свяжусь с его душой, я узнаю, почему он это сделал.

– Антон погиб совсем недавно, и пока с момента смерти не пройдёт сорок дней, с душой связаться невозможно, – ненавязчиво произнесла Лера. Должно быть, заметила, как меня раздражают манеры её надменного дружка.

– Понятно, – кисло ответил я, встал и вышел из кухни.

– Твоя могила в надлежащем виде, Никита? – спросил мне в спину Демид. Он ведь даже не знал, что я собрался уходить. – Табличка, фотография, крест. Всё это необходимо для ритуала.

– В обычном виде моя ячейка мёртвого общества. Фотки только нет.

– А жил ты где?

– Неподалёку. На Таймырской, – небрежно бросил я и собрался было свернуть за угол.

– Покажешь.

Я оглянулся.

– Что?

Сумрак, вздёрнув бровь и уголок рта, глянул прямо на то место, где я стоял.

– Дорогу. И своё гостеприимство.

* * *

Моя конура находилась в старой хрущёвке. Не буду говорить, какое слово в простонародье употребляется для описания местности, куда ещё нужно знать, как проехать на машине, и скажу красиво – на окраине города. Некогда белые стены пестрили разъевшими обшивку язвами, где-то выглядывали ряды кирпичей и старая краска. Дом казался местами обшарпанным исполинской наждачкой.

Когда мы вышли из дорогой чёрной иномарки Демида, я стал невольно следить за его реакцией. Да, моё захолустье не шло и в сравнение с его эркерным домом с огромными лестничными площадками и пентхаузом. Зато в моём подвале и у мусоропроводов не греются крысы. И пускай в подъездах хрущёвок не развернуться, а мусоропровод там отсутствует в принципе, то, что в недрах «элиты» всё же копошатся отвратные, заразные твари, меня немного ободрило.

Сумрак не стал воротить носом, пиликнул сигнализацией и пошёл к подъезду. Зато Лера плелась за ним с таким лицом, будто бы он вёл её на прогулку по городской свалке.

Я понимал, что другого способа провести их к себе домой нет, но идея наведаться за ключом к соседу, пусть и была не только самой оптимальной, но и единственной возможной, мне не нравилась.

Вопреки нашим ожиданиям, моя квартира не была опечатана, не наблюдалось также и следов взлома. Наверное, соседи и не подозревают, что меня больше нет. Да и какое им до меня может быть дело.

– Сюда. – Я неохотно ткнул пальцем в покоцанную дверь соседа, и Демид решительно постучал по ней кулаком.

Не раньше, чем через минуту ожидания раздался тяжёлый металлический лязг, эхом отразившийся по всему подъезду. Из-за двери выглянула седая голова низкого худощавого старика в квадратных очках.

– Добрый день. Пётр Иванович? – вежливо заговорил Демид со знанием своего дела.

Сосед стрельнул подозрительным взглядом в Леру и опять в него.

– Пётр Иванович, – подтвердил он хрипловатым старческим голосом. – А вам кого?

– Мы друзья Никиты Баланецкого, вашего соседа.

– Никитки-то? – Дверь открылась шире, и сосед предстал перед нами в поношенной клетчатой рубашке и в рваном на колене синем трико. Он носил эти вещи, сколько я его помню. – А я давно уж его не вижу, и машина во дворе не стоит. То ли загулял, то ли совсем пропал на своих подработках…

– Умер Никитка, – как битой по голове, огрел его новостью Демид.

У старика откинулась щетинистая челюсть.

– Как… как это умер? – просипел он. – Никитка! Помер?!

– Больше сорока дней прошло, Пётр Иванович, – сочувствующим голосом сказал Сумрак. – Меня зовут Демид, я только прилетел с отпуска, и Лера, его девушка, – положил руку на плечо Леры, – мне рассказала.

«Моя девушка» растерялась ровно на секунду и состроила скорбное выражение.

– Разбился он на своей машине, – траурно произнесла она и опустила голову. Демид обнял её за плечи, а старик заахал. – Гроб на колёсах эта его древняя десятка, я всегда ему это говорила, и вот!

– Девятка! – воскликнул я, но Демид оборвал меня на полуслове:

– К вам разве не заходил участковый?

Сосед, поколебавшись, почесал пальцем голову.

– Ко мне-то, бывает, кто и стучит, да я ж пока с кровати встану, пока до двери доковыляю, открою, а уже и нет никого.

– Могила без фотографии, – сообщил некромант.

– У Никиты ни родственников, ни друзей не было, – всхлипнула Лера и спохватилась. – Кроме нас! А у меня только наши совместные фото… сказали, нельзя на могилу…

– Никого у него не было, – закивал Пётр Иванович. – Мать погибла, а как и бабка его, Лидия Семённа, померла, так совсем один остался. Два дня внука с армии не дождалась! А ведь носилась последнюю неделю перед дембелем его, суетилась, готовилась, а тут возьми и скакни давлёнка! Хотел Никитка приехать на бабкины блины, а приехал на её похороны. В такие долги влез, чтоб бабку схоронить, совсем исхудал с голодухи.

– Может, хватит? – разозлился я. – Просите у него ключ!

– Это очень трагично… – начал было Демид, но старика уже несло по полной.

– Тяжко парню пришлось по жизни, ох тяжко! – тараторил он, вылезая из квартиры в древних «разговаривающих» тапках. – Отца не знал, мать потерял в детстве. Та вон тоже в аварии разбилась. Видать, судьба у них такая.

– Пётр Иванович…

– Тогда-то они с бабкой и переехали сюда лет десять назад. Семённа, как дочь схоронила, с давлёнкой замучилась, сахар заскакал, все болячки повылезали! Работать уже не могла, а пенсия эта копеечная – всё на лекарства да кусок хлеба. Не справлялась она. У Никитки ещё первый пушок под носом не вырос, как подрабатывать начал. Всё на себя взвалил, так школу и не окончил. Хороший был парень, толковый, ответственный, цены ему не было!

– Да все только и знают, что говорить «хороший», а помочь никто не хочет! – плаксиво взвизгнула Лера.

Пётр Иванович зашлёпал губами.

– Я ж конечно!.. Да если б только знал! Чем смогу, да… А что нужно-то?

– На его могиле нет фотографии, – повторил Демид отрезвляющим тоном. – Нам нужно попасть в его квартиру и найти…

– Да-да-да! Щас, щас я принесу…

Бешено кивая головой, Пётр Иванович скрылся за дверью и через минуту вынес старый ключ на потемневшем кольце.

– Вот ключик ихний. Я вам сейчас открою, – пробормотал он и зашаркал к моей квартире, костлявыми старческими пальцами переворачивая ключ в нужное положение. – Надо же, Никитка! Да как же так-то?

Как только в двери лязгнул замок, старик, всё ещё держа ключ в скважине, пошаркал тапками по бетонному полу и метнул на Леру выразительный взгляд.

– Как, говоришь, тебя зовут?

В животе у меня неприятно ёкнуло.

– Лера.

– А годков-то тебе сколько?

– Восемнадцать, – не моргнув и глазом, соврала она. Сумрак подался вперёд.

– Пётр Иванович…

– А Никитку вы давно знали? – почти непринуждённым тоном спросил мой сосед, спрятал ключ в карман трико и бодренько подёргал костлявыми плечами.

– Нет! – рявкнул я.

– Да, – одновременно со мной сказала Лера, и замялась. – Ну… не очень давно. Год… может.

– Какой год, Лера! Я только осенью с армии…

– А-а-а! Ну проходите-проходите!

Старик распахнул дверь и гостеприимно замахал рукой, и со съёжившимся сердцем я принял приглашение в собственный дом. Дом мёртвых.

Пройдя по узкому коридору к залу, окинул взглядом своё скромное – нищее… – пристанище. Обои местами ободраны, старая мебель покрыта пылью, с дверных проёмов сыплются куски облупившейся краски. Своим грозно ревущим пылесосом я пользовался хорошо если за месяц до своей смерти, настолько был то занят, то уставший. Можно было представить, что творилось с тёмным от грязи постсоветским ковролином. Как же я ненавидел сейчас свою убожескую нищету, которая в итоге и свела меня в могилу!

– Я думаю, можно не разуваться? – полувопросительно произнёс Демид и прошёл сквозь меня.

– Будьте как дома.

Через позорный зал я прошёл в свою не менее позорную комнату.

Древний фотоальбом хранил очень мало моего прошлого. Большую его часть занимали изображения бабушкиной молодости, среднюю – несколько этапов жизни матери – её младенчество, детство, первый класс, пионерский период и первые шаги к самостоятельному полёту.

Я же в этой семье как будто был гостем или каким-то дальним родственником. Детские фото можно пересчитать по пальцам, а с момента смерти матери меня словно бы тоже не стало. Вот я десятилетний сорванец в объятиях молодой женщины, которой не исполнилось и тридцати двух, а вот уже меня провожают в армию.

Лера долго рассматривала фото, где две женщины в купальниках и бриджах и ребёнок в одних шортах позируют на фоне жёсткого снежного покрывала. Вокруг тонкие деревца северной тундры со скудными зеленоватыми веточками, неподалёку ржавый мангал с шашлыками, импровизированный стол и ствол карликовой берёзы вместо скамьи. В кадр он не вошёл, но я помню каждую мелочь того дня. Это была последняя съёмка привычной, по-своему счастливой жизни, что навсегда ушла от нас вместе с тем коротким летом.

– Да, не густо, – вынес свой вердикт Демид. – Я видел, в зале стоит в рамке твоё армейское фото.

– Нет уж! – возмутился я. – Не надо меня увековечивать в солдатском обличии. Дембельнулся и вычеркнул из жизни эти два года. Хватило.

– Укоротил и так короткую жизнь. А на компьютере есть фотографии?

Я пожал плечами.

– Ну так. Может, парочка хренового качества.