Полина мыслями вернулась в прошлое. Санкции и бешено взлетевший курс валют больно ударили по их небольшому мебельному производству, диваны с импортными деталями сделались непомерно дорогими для покупателей средней руки. Сотрудники тогда не ждали ничего хорошего от смены руководства и боялись сокращения, а кто посмелее – те подыскивали новые места, но тщетно – в кризис с работой было туго. Однако Иван Андреевич Царев с первого дня развил бурную деятельность, поменял поставщиков на российских, пригласил молодого, но талантливого дизайнера – и вскоре они выпустили новую линейку диванов, красивых, удобных и доступных по цене. К декабрю стало ясно, что кризис миновал, фирме удалось удержаться на плаву, а сотрудникам – не потерять драгоценные места. Для Полины Иван Царевич был настоящим героем, совершившим невероятное, и вот сейчас герой сошел со своего пьедестала и впервые коснулся ее руки…

Полина поплыла – под ногами качнулся пол, а она медленно понеслась к розовым облакам, где на нее с улыбкой смотрело любимое лицо Ивана Андреевича. А потом он развернул ее ладонь и вложил в нее что-то прохладное и круглое, как обручальное кольцо. В ушах у Полины зазвенел свадебный марш, который перекрыл звучный голос начальника:

– Ваши два рубля.

Полина опустила глаза и увидела, что в потной от волнения ладошке лежит монетка. А Иван Царевич повернулся к ней спиной и задержался у стола, разглядывая игрушечную елочку.

– Откуда она у вас?

– Это бабушкина, – Полина смущенно запнулась, не зная, как объяснить, почему она принесла елочку на работу. Не рассказывать же, в какой суете уезжали родные и как в последний момент бабушка сунула ей игрушечное деревце во дворе дома.

– У моей бабушки Вали такая же была, на комоде стояла, – с улыбкой вспомнил Царевич. – Она ставила ее задолго до большой елки в гостиной и всегда оставляла под ней для меня две конфеты. Как сейчас помню – «Белочка» и «Мишка».

Полина замерла, боясь вздохнуть. Впервые за время их совместной работы Иван Андреевич с ней откровенничал.

– Вкуснее тех конфет я ничего не ел, – помолчав, добавил он.

А потом в приемной зазвонил телефон, Полина бросилась отвечать, соединять, и когда Иван Андреевич заперся в кабинете, чтобы переговорить с важным партнером, она не удержалась и позвонила старшей сестре, чтобы поделиться своей радостью.

– Проводила? – вместо приветствия спросила Клара.

– Проводила! Все в порядке, мама с бабушкой уже в поезде, – скороговоркой протараторила Полина и, понизив голос, выпалила в трубку: – А Иван Царевич подержал меня за руку!

– И ради этого ты оторвала меня от страстного секса с Арсением? Я почти дошла до кульминации! – с негодованием фыркнула сестра.

– Прости! – смутилась Полина. – Еще утро. Я не знала, что ты с мужчиной!

– Я не с мужчиной, – хмыкнула Клара. – Я с ноутбуком. Пишу жаркую сцену.

– А где Арсений? – совсем растерялась Полина.

– Арсений – это герой моего нового романа, балда! – звонко рассмеялась Клара. Смех у нее был русалочий, на высший балл по шкале обольщения. Когда Клара так смеялась в кафе, на нее оборачивались мужчины, а некоторые, на свою беду, подходили знакомиться. На беду – потому что ни один реальный мужчина не мог соперничать с теми идеальными героями, которых Клара придумывала в своих книгах.

– А я уже обрадовалась, что ты в кои-то веки с настоящим мужчиной, – вздохнула Полина.

– Увы, настоящие мужчины остались только в книгах, которые я пишу. А в жизни герои что-то не встречаются. Ну, и как там рука?

– Какая рука?

– Ну не моя же! Его, Царевича твоего! Крепкая? Сильная? Внушает надежды на совместное будущее, марш Мендельсона и страстную брачную ночь?

– Да ну тебя, Кларка, – рассердилась Полина. – Я к тебе со всей душой, а ты, как всегда, со всем цинизмом. Удивляюсь, как тебе удается писать любовные романы, над которыми рыдают читательницы. В тебе же романтики – как в пустыне Сахара снега.

– Зато в тебе ее – на двоих. И когда ты уже перестанешь сохнуть по своему неприступному шефу и найдешь себе нормального парня?

– Я уже нашла, – гордо объявила Полина. – А если ты мой выбор не одобряешь – то на свадьбу можешь не приходить.

– Эк тебя от прикосновения руки торкнуло! – хохотнула своим противным русалочьим смехом Клара. – Смотри, как до поцелуев дойдет – береги вставную челюсть.

– Какую еще челюсть? – растерялась Полина.

– Ну, если твой Царевич восемь месяцев ждал, чтобы тебя за руку подержать, то до первого поцелуя еще восемьдесят лет пройдет! – явно издевалась над ней старшая сестра.

– Не забудь вставить эту шутку в свой новый роман, – ядовито посоветовала Полина.

– Как только закончу секс с Арсением, так сразу! – пообещала Клара и отключилась. Последнее слово всегда оставалось за ней. Писательница все-таки. Дал же бог сестрицу!

– Кто звонил? – подал голос Арсений, недовольный, что их прервали на самом интересном месте.

– Сестрица младшенькая. Она в своего начальника влюблена, а он ее не замечает. Хотя сегодня вон за руку подержал. Правда, я не уточнила, при каких обстоятельствах… – Клара задумчиво покусала губы. – Как думаешь, это что-то значит?

– Ничего это не значит. Когда мужчина любит женщину, он ее добивается, а не держит за руку. – И он лениво потянулся на кровати, демонстрируя совершенное тело атлета.

– Что-то ты распоясался, дружок! – прищурилась Клара. – Не слушаешь меня ни черта. Героиню в постель затащил в первой же главе. Ты мне все каноны любовного жанра ломаешь! Не мог дотерпеть до третьей главы?

Когда она писала, то целиком жила своими героями. Они становились для нее реальней живых людей, и даже в перерывах между сценами она мысленно продолжала вести с ними разговоры и обсуждать как саму книгу, так и свою жизнь.

– Не мог, – обезоруживающе улыбнулся Арсений. – Такой уж я горячий парень. Таким уж ты меня придумала. – И он поиграл кубиками идеального пресса, так что писательница чуть не заскрежетала зубами от досады.

И почему в жизни не встречаются такие классные мужики, как те, которых она сочиняет в книгах?

– И хватит тут играть своими кубиками, – рассердилась она. – Ты вообще кто? Пожарный или стриптизер?

– Я могу быть пожарным, который подрабатывает стриптизом в клубе, – с азартом предложил Арсений.

– Поговори у меня! – пригрозила Клара. – Герой ночных грез моих читательниц не может опуститься до пошлого стриптиза. Иначе это уже не герой будет, а черти что, на попе стринги! И вообще, не слишком ли ты у меня сексуальный получился? – призадумалась она. – Может, кубики – это лишнее? И что за имя такое дурацкое – Арсений? Давай тебя будут звать Егором? Я думаю, это имя тебе больше подойдет.

– Слишком много думаешь, детка, – Арсений рывком повалил ее в койку. – Займемся делом.

И Клара бросилась в объятия своего книжного героя – только клавиши застучали. Когда она писала – то забывала обо всем на свете, и все, о чем сочиняла, переживала как наяву.

Он ее заметил, ликовала Полина, пока занималась обычной рутинной работой. Он ее заметил, заметил! На губах сама собой распускалась улыбка, голос, когда она отвечала на звонки, становился громче и мелодичней. А когда Полина взглянула в зеркало, чтобы подкрасить губы, из отражения ей улыбнулась прекрасная незнакомка – голубые глаза ее победно сияли, на щеках цвел нежный румянец, из гладкой прически выбился тот же непослушный золотисто-русый локон, только теперь Полина не стала его заправлять. Сегодня все изменится.

– Что вы сказали, Полина? – Иван Царевич стоял в дверях, держа в руках кофейную чашку.

Неужели она произнесла это вслух?

– Погода меняется, Иван Андреевич. Вы заметили, сегодня снег? – Она кивнула на окно, за которым снова кружила легкая метель. – Скоро Новый год.

– В самом деле, – удивился Иван Царевич, как будто наступления Нового года он не ожидал в ближайшие лет двадцать.

– Хотите еще кофе? – Полина поднялась из-за стола, подошла к мужчине чуть ближе, чем это позволено помощнице.

– Пожалуй, – он протянул ей чашку, и их пальцы на короткий, как вздох, миг снова встретились.

Сегодня все изменится. Уже меняется. Раньше Иван Андреевич не выходил в приемную, а вызывал Полину по телефону. Раньше пустая чашка стояла на краю стола, Полина забирала ее и тихо отступала к двери, а начальник даже глаз от монитора не поднимал. Раньше Полина чувствовала себя тенью, но сегодня она вдруг стала красивой и смелой. Она заглянула в глаза Ивану Царевичу и впервые увидела там себя.

– Давно хотел вам сказать, Полина… – Иван Андреевич запнулся, и это тоже было что-то новое.

Полина затаила дыхание. Сегодня все изменится. Он ее поцелует.

– Вы прекрасно готовите кофе, – Иван Андреевич улыбнулся и вышел в коридор.

Ничего. Полина сдержала разочарованный вздох. Все изменится, но не сразу. Ему нужно время, а она подождет. Она умеет ждать. Держа в руках кофейную чашку, как величайшее сокровище, Полина отправилась варить свой прекрасный кофе.

– Иван, ты в курсе, что скоро Новый год? – громко, словно находился рядом, а не за городом, на рыбалке, спросил отец в телефонной трубке.

– Ты присмотрел для себя новую удочку?

Новый год у Ивана Андреевича Царева ассоциировался исключительно с необходимостью купить гору подарков – практически не нужных, но категорически необходимых по этикету сувениров для деловых партнеров и традиционных шоколадно-кофейных наборов для сослуживцев. К счастью, с этой частью забот обычно справлялись секретарши. Полине он это поручит впервые, но она умная девочка, справится. Собственноручно он покупал подарок только для отца. Да и то, с тех пор как Иван потратился на дорогущие, но совершенно никчемные в средней полосе России рыболовные снасти, отец предпочитал выбирать подарок самостоятельно. Ивану же лучше – не надо ломать голову, остается только купить и вручить заядлому рыбаку удочку его мечты.

– Можно подумать, в удочках счастье! – вздохнул отец. – Сын, ты хоть помнишь, что Новый год – семейный праздник? Помнишь, как здорово было, когда мы все вместе – с мамой, бабушками и дедушками собирались у елки за праздничным столом?

– Конечно, помню, пап! – Иван, как наяву, ощутил дразнящий запах еловой смолы и манящий – мандаринов. К ним примешивался стойкий аромат духов «Красная Москва» – их уважали обе бабушки, нежное дыхание розовых болгарских духов мамы и крепкий перегар «Беломора» – высокий бородатый дед Борис, бывший моряк, смолил ими без остановки. За праздничным столом всегда было шумно и весело – бабушки пели песни, папа с дедом травили анекдоты, а мама подкладывала в опустевшие тарелки то селедку под шубой, то домашних пирогов и заливисто смеялась над папиными анекдотами. А маленький Ванечка играл с подарками у елки – в один год это была пожарная машина, в другой – железная дорога с поездом. И ему казалось, что нет на свете праздника чудеснее, чем Новый год – со снежными сугробами, сверкающими елочными шарами и ожиданием чего-то доброго и хорошего.

Но с тех пор все изменилось, и в Новый год людей за праздничным столом становилось все меньше. Сначала похоронили родителей отца – они ушли друг за другом в один год. Потом, совершенно внезапно и нелепо, от обыкновенного гриппа угасла мама, ему тогда было десять, и он как-то сразу повзрослел, из маминого любимца Ванечки стал папиным сыном Иваном. Детство закончилось вместе с мамиными объятиями и пирожками. Новый год они теперь отмечали вчетвером – с дедом Борей и бабушкой Валей. Песни за столом больше не звучали – бабушка затянет, бывало, свою любимую, про мороз, но так и оборвет на середине, не дождавшись, что ее поддержат. А потом не стало деда, и бабушка петь совсем перестала. Хотя Иван к тому времени уже хорошо зарабатывал и старался порадовать бабушку дорогими подарками, каких у нее никогда не было. Только уже не было ощущения волшебства, и вместо веселья накатывала тоска по утраченному семейному счастью. Бабушка Валя еще долго держалась, справила восьмидесятилетний юбилей, но в прошлом году в промозглом феврале простились и с ней.

Последний Новый год был невеселым – за столом их было всего двое, он да отец. Забегали поздравить соседи, но быстро вернулись к их шумным семействам, оставив Ивана с отцом томиться в своем одиночестве. От французского шампанского было горько, от магазинного оливье – тошно. Люди по телевизору чему-то радовались, о чем-то мечтали – а Ивану только и хотелось, чтобы Новый год скорее закончился и можно было вернуться к работе, она одна наполняла его жизнь смыслом.

– Женился бы ты поскорей, сын! – вымолвил отец, нарушая томительную паузу. – Дети бы появились, вот бы Новый год и снова стал семейным и добрым.

Отец, конечно, прав. Он вообще мудрый, даром, что не профессор, а строитель. Только легко сказать – жениться. А на ком жениться, если попадаются все не те? А хочется любви с первого взгляда и на всю жизнь – как у родителей. Отец на маме женился, когда им по двадцать было. И это была любовь на всю жизнь.

Из приемной повеяло ароматом кофе, в дверях возникла Полина, нерешительно застыла на пороге, заметив, что он говорит по мобильному.

Иван махнул рукой:

– Проходи, Полина.

Девушка поставила перед ним чашку и бесшумно, как и подобает идеальной помощнице, удалилась, деликатно прикрыв за собой дверь.

– Полина – это кто? – заинтересовался отец.

– Полина – это лучшая из моих помощниц. И она готовит самый восхитительный кофе на свете. – Иван с наслаждением сделал глоток.

– Твоя мама тоже готовила самый восхитительный кофе на свете, – заметил отец.

– Правда? – удивился Иван. – Ты же не пьешь кофе.

– Теперь не пью, – отец замолчал, и Иван понял: с тех пор как мамы не стало, любимый напиток утратил для отца свой вкус.

– Она красивая? – вдруг спросил отец.

– Кто? – не понял Иван.

– Полина красивая?

Вопрос его озадачил. Иван никогда не думал о Полине как о красивой или некрасивой. Он вообще не думал о Полине как о женщине. Полина была исполнительная, внимательная, деликатная, и это было главным.

– Нормальная, – ответил он.

– Нормальная! – передразнил отец. – Ей только такой комплимент не отвесь смотри, умник. Ладно, давай, сын, у меня клюет!

Отец отключился, а Иван с наслаждением пригубил эспрессо. Все-таки кофе Полина готовила отменный!

«Полина – это лучшая из моих помощниц. И она готовит самый восхитительный кофе на свете». Ах, если бы можно было записать слова Ивана Царевича на диктофон, поставить бы на повтор – и слушать, слушать! Она уже выходила из кабинета, когда Иван произнес эту фразу, говоря с кем-то по телефону. Он не видел, как на устах Полины расцвела улыбка, а за спиной выросли крылья.

Сегодня все изменится, ликовала Полина, переделала кучу важных дел и в радостном предвкушении ждала обеденного перерыва. Вот бы Иван Андреевич изменил своим привычкам обедать в одиночестве и пригласил ее с собой! А там уже и до встречи Нового года недалеко! Надо присмотреть какое-нибудь особенное платье – сказочное, пленительное, волнующее, с летящим шлейфом и мерцающей россыпью страз на лифе… Быть может, тогда Иван Андреевич поймет, что Полина – его единственная любовь на всем белом свете. А не только лучшая из его помощниц.

– С Иваном соедините, пожалуйста, – добродушным басом попросили в трубке.

– Кто его спрашивает? – вежливо поинтересовалась Полина. Звонящий был ей незнаком.

– Это его отец.

– Минуточку, Андрей… – Полина замялась, поняв, что не знает отчества старшего Царева.

– Палыч я. Будем знакомы, Полина!

Старший Царев, прежде никогда не звонивший в офис, разговаривал с ней тепло, как с дочкой, и Полина совсем растаяла. Она быстро переключила связь и вернулась к незаконченному деловому письму. Ведь никак нельзя было допустить, чтобы Иван Царевич усомнился в том, что она лучший ассистент на свете. Возможно, со временем до него дойдет мысль, что с Полиной можно не только сидеть в одном офисе, но и шагать по жизни рука об руку.

Иван как раз допил кофе, когда Полина соединила его с отцом.

– А у нее приятный голос, – заявил отец. – У твоей Полины.

– Ты ради этого на рабочий звонишь? – усмехнулся Иван. – Ты же ненавидишь разговаривать с секретаршами.

– Так то с церберами, которых ты раньше держал. А Полина – ангел.

– Пап, я вообще-то делами занимаюсь, – проворчал Иван, поняв, куда клонит отец.

– Лучше бы ты личной жизнью занялся, – посоветовал отец. – Раз уж вся твоя жизнь – сплошная работа, то и приглядись к той, с кем работаешь. Чувствую, хорошая она девочка, эта твоя Полина.

– Она не моя.

– А может стать твоей. Не у всех любовь с первого взгляда случается, как у нас с мамой, бывает и со сто первого. Все, сын, у меня клюет! И ты там клювом не щелкай, не упусти свою золотую рыбку!

Отец отключился, а Иван в задумчивости сделал глоток из пустой чашки. Кофе закончился, лишь аромат продолжал витать в воздухе. Может, это и неплохо, если Полина будет делать ему кофе не только в кабинете, но и дома, на кухне? Может, в просторной сталинской квартире, где он живет вдвоем с отцом, будет не так пусто и одиноко, если с работы они будут возвращаться вместе? В конце концов, ему тридцать два, и пора подумать о семье.

Иван решительно встал из-за стола и вышел в приемную, где Полина увлеченно стучала по клавишам, набирая текст письма.

– Полина, пообедаете со мной сегодня?

Ресторан уже украсили к Новому году. Пышная красивая елка блистала одинаковыми золотыми шарами и бантами, на окнах мигали разноцветные светлячки гирлянд. По залу плыл пряный аромат корицы – иностранцы, забежавшие погреться, заказали глинтвейн.

– Сюда, Полина.

Ей приглянулся уютный столик в уголке, подальше от других посетителей, но Иван Царевич повел ее к столику у окна по соседству с шумными туристами, которые развернули карту и что-то громко обсуждали.

Полина шла и не верила своему счастью – неужели это происходит с ней наяву? Как будто Дед Мороз сделал ей подарок раньше срока, как будто чудесные перемены, которых она всегда ждала от Нового года, уже наступили.

Иван Царевич помог ей снять пальто – и она растаяла от этого джентльменского жеста. Он выдвинул ей стул – и она почувствовала себя принцессой. Он заказал ей апельсиновый фреш, как и себе, и Полина не стала спорить – о своей аллергии на цитрусовые она расскажет ему потом, а с одного бокала, авось, ничего не будет. А пока можно представить, что у них не бизнес-ланч, а настоящее свидание – первое из многих, что ждут впереди.

Голова шла кругом, Полина смотрела в меню и не видела строчек. К счастью, Иван Царевич и тут проявил инициативу.

– Вы любите суши, Полина?

– Обожаю! – Полина так обрадовалась, что их вкусы совпали. Она уже представила, как они ходят вдвоем в суши-бары, заказывают один большой сет на двоих и кормят друг друга палочками.

– Тогда моей спутнице суши-сет, – продиктовал Иван Царевич официанту, – а я возьму борщ и бефстроганов.

– Вы не едите суши? – расстроенно пробормотала Полина.

– Не люблю сырую рыбу.

Вот так, одной фразой Иван Андреевич перечеркнул Полинины мечты о суши на двоих. Правильно ей все время Клара говорит: меньше мечтай – меньше придется разочаровываться. Ведь в жизни приходится иметь дело с реальным человеком, а не с тем, кого придумаешь.

– Впрочем, жареную тоже, – добавил реальный, а не идеальный Иван Царевич и улыбнулся. – У меня отец – заядлый рыбак, морозилка всегда под завязку набита рыбой, я ее уже видеть не могу ни в каком виде.

Полине польстила подобная откровенность – впервые за время их знакомства Иван Андреевич приоткрыл завесу над своей личной жизнью. И она поспешила воспользоваться этим шансом, чтобы узнать его ближе.

– Ваша мама, наверное, знает сто способов, как приготовить рыбу, – заметила Полина.

– Знала, – голос Ивана Андреевича заледенел, и ее как будто окатили ушатом холодной воды. – Мама умерла, когда мне было десять.

– Простите, – смешалась Полина, не зная, куда деться от неловкости.

– Ничего, вы же не знали. – Иван Андреевич о чем-то задумался.

А Полина, осмелившись, сказала:

– Я вообще мало что о вас знаю, Иван Андреевич. Мы ведь работаем вместе уже восемь месяцев, а мне известно только то, что вы любите свою работу, кофе и Фаулза.

– Откуда вы знаете про Фаулза? – удивился Иван Царевич.

– Вы как-то процитировали «Волхва».

Ей удалось его впечатлить – это было понятно по его взгляду, в котором отражались сверкающие на окне огоньки.

– Я перечитывал его раз пять, – признался Иван Царевич, и Полина почувствовала, как между ними протянулась первая связующая нить. А когда есть хотя бы одна точка опоры, уже можно строить мост в совместное будущее.

– Я еще больше, – улыбнулась она.