Если вы хотите иметь то, что никогда не имели, вам придётся делать то, что никогда не делали.
Коко Шанель
Тарис
Теперь же я сам подошел к этим полкам и задумчиво пробежался пальцами по корешкам: стихи, романы, пьесы… Что же поможет мне больше узнать о взаимоотношениях мужчины и женщины? В углу раздалось легкое покашливание. Обернувшись, я увидел невысокого молодого человека в просторной докторской мантии:
– Простите, что помешал, Ваше Высочество, – незнакомец поклонился, – доктор Люциус к вашим услугам!
– Люциус? – уточнил я, имя выдавало в докторе дворянина.
– Младший сын барона Войнэ, – молодой человек еще раз поклонился.
Неожиданно я решил, что этот юноша, всего лет на пять – шесть старше меня, может мне помочь.
– Я рад, что встретил вас, Люциус, – приятное лицо доктора располагало к откровенности, – Помогите мне в одном щекотливом деле.
– Я весь внимание, Ваше Высочество! – еще один поклон.
Что ж, рискну, барон Люциус производит хорошее впечатление:
– Как вы знаете, много лет я был болен и жил весьма уединенно.
Один взгляд на замершего доктора подтвердил мою правоту – его лицо не выражало жадного любопытства, скорее легкий интерес и внимание. Я решил, что могу продолжить.
– Мне нужна книга о женщинах. Точнее о том, чем они отличаются от мужчин, – кажется, закончив говорить, я слегка покраснел.
Но доктор не обратил на это внимания и к полкам с романами не подошел:
– Я понимаю ваши затруднения, Ваше Высочество. Здесь есть несколько подходящих книг, – покопавшись на полках, сын барона Войнэ выложил на стол три томика в разных обложках.
– Вот это книга о строении тел. Здесь в гравюрах показана разница между мужчинами и женщинами, к тому же рассказано о некоторых особенностях, связанных с деторождением.
Книга выглядела новенькой, простая коричневая обложка без тиснения и позолоты укрывала целый набор довольно пугающих на мой взгляд иллюстраций. Не думал, что различия столь необычны!
– В этой книге, – доктор Люциус взял довольно тонкую книжицу, в обложке из пестрого шелка, – написаны правила фривольного этикета. Она довольно забавна и может вам помочь отнестись к любой ситуации с юмором.
Цветной шелк носил на себе следы рук, а страницы имели множество «ослиных ушей»[1], должно быть, она действительно не раз снималась с полки!
– А эту книгу старательно изучают все молодые люди нашего королевства, желающие прослыть любезными кавалерами. Текста здесь очень мало, но иллюстрации весьма выразительны.
Мне показалось, или Люциус слегка смутился?
– Спасибо, доктор, – я почувствовал облегчение. Меня поняли, не обсмеяли и нашли возможность помочь. – Приглашаю вас сегодня присоединиться к ужину в малой столовой.
– Благодарю Вас, Ваше Высочество, – доктор поклонился учтиво, но без подобострастия.
Это мне очень понравилось. Кажется, у меня тоже появился фаворит.
И на что же, если подумать, уходили до сих пор ее силы? Она старалась, чтобы все в жизни шло привычным образом. Она пожертвовала многими своими желаниями ради того, чтобы родители продолжали любить ее, как любили в детстве, хотя и знала, что подлинная любовь меняется со временем, растет, открывая новые способы самовыражения.
Пауло Коэльо
Эстель
Я не скоро смогла встать с постели. Несколько месяцев пролежала, глядя в окно на серую катящуюся воду. Но однажды солнечным днем море вдруг заиграло глубокой синью, под окном запели птицы, а мэтр Майос вместе с мамой вывели меня на пляж.
Как здесь было красиво! Огромные, окатанные морем валуны защищали кусочек пляжа от ветра. Песок, камни и поломанные ракушки покрывали берег. Я глубоко вдыхала соленый морской воздух и улыбалась. Мама и мэтр Майос улыбались тоже.
– Думаю, сударыня, – обратился мэтр к маме, – теперь ваша красавица пойдет на поправку. Морской воздух и солнце победили болезнь.
Сначала от слабости кружилась голова, и каждый шаг давался с усилием, но потом я смогла ходить свободно, стала помогать маме по дому. Когда она уходила в ближайший большой дом на работу, я водилась с братиком, подметала пол, кормила кур. Если на улице было светло, читала книги, которые мне приносил мэтр Майос, а если на море был штиль – ходила гулять на берег.
Для прогулки мы с братом выбирали самый безлюдный участок каменистого пляжа, но многие приезжие искали уединения, и частенько замечали нас на берегу. Иногда эти люди подходили, чтобы поговорить, удивлялись моей правильной речи, даже переспрашивали, правда ли, что отец плотник, а мама приходящая прислуга. Порой после беседы нам давали монетки или угощали жареными орешками и карамельными птичками на тонких лучинках. Но мама ругала и запрещала брать «подачки»:
– Мы живем своим трудом, не стоит вам бродить среди этих людей, не все из них добрые, – приговаривала она, накрывая вечером на стол.
Отец приходил из мастерской, в которой работал, мыл руки, отряхивал с одежды стружки и говорил точно так же:
– От этих людей лучше держаться подальше, – но ничего не объяснял. Лишь поздно вечером шептал на ухо маме, что в квартале горшечников снова пропала молодая девушка, а у трактира неизвестные избили двух подмастерьев, и теперь их семьям придется туго.
Домик, купленный папой, стоял близко к берегу. Вокруг тянулись высокими заборами сады состоятельных жителей, которые считали ниже своего достоинства общаться с семьей простого плотника. Наверное, поэтому у нас с братом не было друзей. Мама вначале печалилась, что не с кем поговорить, а потом подружилась с экономкой одного из особняков, и стала ходить туда на поденную работу. Сидеть дома ей было скучно. Я же прихватывала братика платком к поясу и шла к доктору.
Малыш Киран играл в саду или в кухне, а мне дозволялось тихо сидеть в кабинете, слушать и потихонечку учиться. Через годик доктор доверил мне подавать инструменты и корпию, потом позволил накладывать мази, протирать раны травяными отварами и закапывать лекарства из длинной пипетки в носы, уши и глаза.
Однажды мэтр Майос пришел к нам в дом и долго разговаривал с родителями: с осени я ходила в бесплатную храмовую школу, а он хотел, чтобы меня учили как дочку богатых родителей. Отец, гоняя желваки, сказал, что таких денег у него нет, но доктор, прикрываясь обещанием взять меня в помощницы, сказал, что оплатит учебу и все необходимое.
– Ваша девочка очень чуткая, у нее сильные, ловкие руки, возможно, она станет акушеркой, и будет зарабатывать еще больше, чем вы сами! – убеждал пожилой лекарь, истратив на уговоры последние силы.
Такой аргумент отец понял, он сам платил повивальной бабке немалые деньги каждый раз, как мама рожала, потому согласился.
– Надеюсь, Фрекен Бок, вы любите детей, да?
– Как вам сказать?.. Безумно!
М-ф 'Карлсон, который живет на крыше'
Для меня перемена школы значила очень много.
В храмовой школе дети собирались на рассвете, пока не жарко. Болтая и перебрасываясь приветствиями, усаживались на тростниковые циновки, расстеленные во дворе, в тени длинной храмовой галереи.
По удару гонга выходила дежурная сестра, повязанная белым платком. Самых маленьких детей учили читать и писать. Буквы были написаны яркой киноварью на отшлифованных деревянных дощечках, покрытых лаком.
Подняв дощечку с буквой, сестра громко называла ее, а малыши хором повторяли. Если дежурила молоденькая сестра Ганна, то во время занятия можно было поиграть в угадайку, а если суровая сестра Трана – буквы зубрились до одурения. Через три – четыре занятия начинали проговаривать слоги, потом слова.
В углу двора, прямо на земле, дети постарше могли читать азбуку, сделанную из тонких деревянных дощечек, или написанную на толстых кожаных листах. У некоторых была своя азбука, напечатанная на бумаге.
Счету учили на камушках, на пальцах, на мешках зерна и корзинах с яблоками. Причем иногда эти корзины нужно было перетаскать в храмовый подвал или на кухню.
В те дни, когда шел дождь, занятия переносились в здание храма. Тогда голоса становились тише, сестры строже, а иногда заглядывал и старший жрец.
Мы любили старшего жреца, он был уже очень стар. Ходил опираясь на палочку, но относился ко всем очень ласково. Даже ворчливая сестра Трана в его присутствии смягчалась, и охотно слушала те удивительные истории, которыми он нас баловал.
В платной школе все было иначе. В гулком вестибюле нас встретила строгая дама с поджатыми губами и безупречной прической. Она холодно взглянула на меня немного выпуклыми глазами и процедила:
– Только из уважения к вам, доктор Майос, мы возьмем это дитя на обучение.
Доктор поклонился:
– Благодарю вас, леди Вайнон. Ваше милосердие не знает границ.
Впоследствии леди Вайнон вела у нас этикет, и не было в школе наставницы более строгой и жестокой.
Дежурная сестра, которая вела занятия у старших, начинала урок с молитвы, а потом просто рассказывала нам что-нибудь интересное об устройстве мира. Изредка она приносила на урок большую книгу с картинками и давала нам ее читать.
Или писала на аспидной доске простую задачку про мешки крупы или тюки полотна, а мы решали ее на своих досках. Однажды девочка рядом заплакала, потому что не знала, сколько это: мешок крупы, но сестра перевела ей количество мешков в яблоки и задачка решилась.
Писали в храмовой школе палочками на земле. Мало у кого были аспидная доска и мел, а уж тетради и перья казались нам принадлежностью кого-то важного. Например секретаря, работавшего в ратуше, или доктора.
В платной школе ласково относились только к самым знатным и богатым девочкам. Я должна была читать и писать без единой ошибки, тогда как леди Азилия могла спокойно закапать чернилами весь лист и просто выдрать его из розовой, надушенной тетради.
Пока я болела, мама каждый день читала мне большую толстую книгу сказок, которая досталась ей от бабушки, а еще учила меня читать, считать и писать, так что в храмовой школе мне было легко. И я успевала помочь с решением задачки соседям по циновке.
В дорогой школе все изменилось: решив задачу или переписав текст, я должна была предъявить результат своего труда строгой даме преподавательнице, и получить за работу балл. Каждая оценка вносилась в тетрадь и по ним выбиралась лучшая ученица класса.
На следующий день после разговора с отцом доктор Майос взял с собой свою экономку, и мы пошли в магазин. Там все сверкало полированным деревом, а прямо в центре комнаты стояло огромное зеркало, в котором можно было себя увидеть с ног до головы.
Я выглядела в этом зеркале очень маленькой и очень некрасивой. Доктор поговорил о чем-то с высокой и очень красивой дамой в синем платье с белоснежным кружевным воротничком. Дама смерила меня взглядом, а потом кивнула и доктор ушел, оставив меня вместе с мистрис Эко и красивой дамой.
Вдвоем они меня всю обмерили, и даже обвели на листочек бумаги ногу. Потом дама и мистрис Эко обсуждали ткани и фасоны, а мне стало скучно и я уселась в уголок и стала искать фею.
Я верила всей полнотой своей детской души, что наш мир населен феями, просто они такие хрупкие и нежные, что не каждый может их даже увидеть. А уж поймать спящую фею, и попросить ее о выполнении заветного желания и вовсе нереально. Но мне так хотелось хотя бы посмотреть на радужные крылышки!
Поэтому я заглядывала во все цветы, забытые книги и темные уголки, а еще иногда оставляла в траве «колыбельки» из мягких листьев и перышек, в надежде, что фее понравится такое убежище.
Так что разговоров мистрис Эко и портнихи я не слушала, и сидела смирно, чего им и хотелось.
– Какой смирный ребенок, – заметила дама, убедившись, что я не ломаю тайком позолоченную резьбу.
– Да, хорошая девчушка, – кивнула экономка и они вновь углубились в обсуждение, а мне показалось, что над их головами мелькнуло золотом невесомое крыло.
Если запастись терпением и проявить старание, то посеянные семена знания непременно дадут добрые всходы. Ученья корень горек, да плод сладок.
Леонардо да Винчи
Тарис
Ужин прошел весьма любопытно: я успел просмотреть лишь первую из предложенных доктором Люциусом книг, а потому, глядя на трех прелестных девушек, блондинку, брюнетку и рыжую, пытался сравнить виденные в книге гравюры с живыми женскими телами.
Особенно интересно было рассмотреть грудь – я никогда не видел женщин обнаженными, а у этих красоток декольте превосходили все разумные пределы. Но, кажется, девушки приняли мой интерес за знак внимания, а потому принялись нервно хихикать, и получили строгое замечание от леди Фин.
С той поры, как я поправился, для меня стало болезненным удовольствием наблюдение за людьми – я мало их видел в своей прежней жизни. Теперь не каждая женщина могла выдержать мой пристальный взгляд, да и мужчины частенько терялись.
Устав проводить сравнительный анализ, я обратил внимания на меню ужина: особыми изысками мой каждодневный стол не блистал, однако все кушанья были свежими и очень питательными.
Надир продолжал следить за работой кухни и периодически потчевал меня странными смесями из яиц, молока и масла с добавлением трав, пряностей и порошков, поясняя, что их задача вызвать лучший рост и аппетит. Почти все эти тоники отлично удобряли клумбы, а некоторые расставались с жизнью в умывальнике.
О проекте
О подписке