развитие – это только одна сторона того многогранника, из которого состоит школьная жизнь.

~ 13 ~

Я помню, как утром просыпалась под звон будильника. Этот звук был настолько противным,

что даже сейчас, когда я его вспоминаю, мурашки бегут по коже. Видимо, создатели этого

будильника считали, что чем ужаснее звук, тем быстрее будет пробуждение. В принципе, так

оно и было, но пробуждение это настраивало на ненависть ко всему миру.

Вылезать из–под одеяла не хотелось, потому что в комнате царил холод, да такой, что у меня

замерзал кончик носа. Героически поднявшись с кровати и быстрее надев на себя побольше

одежды, я шла в ванную. Здесь мне предстояло еще одно испытание – умывание холодной,

даже невозможно холодной, водой, потому что горячую воду давали только по вечерам. После

умывания шел завтрак, в основном овсяная каша и какао. И мы отправлялись в школу. Она

находилась от нас в нескольких километрах, поэтому мы часто ездили на автобусе. В это время

как раз был час–пик, и мы с большим трудом могли втиснуться туда. Было очень душно и

постоянно трясло, но это меня не бодрило, а наоборот, укачивало. Поэтому я почти всю дорогу

дремала стоя.

Наш класс был условно разделен на сословия: верхушка, середнячок и низы. К верхушке

относились дети богатых родителей, либо те, кто имел очень задорный характер. Середнячок

составляли те, кто ничем не выделялся, нормально или средне учился и поддерживал

верхушку. Ну а к низам относились дети со странностями, бедные, либо слишком забитые. Им

постоянно доставалось от верхушки и от учителей. Даже если они имели хорошую

успеваемость, это скорее было еще одним их минусом и поводом поизмываться над ними.

Кастовый строй у нас был не слабее, чем в Индии. Перейти из одного слоя в другой было

невозможно. Я относилась к среднему классу: была спокойной, училась хорошо и никуда не

лезла. Открыто выраженных способностей у меня не было, поэтому особо меня не дергали.

Лидеры приходили в школу красоваться, середнячки – чтобы учиться, а низы – чтобы

терпеть унижения.

В нашем классе училась девочка по имени Ира. Она всегда ходила в одежде, которая сидела

на ней очень странно. Было видно, что она ей не по размеру: то ли велика, то ли мала, и вид у

одежды был поношенный. Не трудно было догадаться, что это была одежда, которую кто–то

долго носил до нее. А еще у Иры всегда были сальные волосы. Она забирала их в хвост одной

и той же резинкой. Это девочка была тихой и спокойной, ни с кем не общалась. Училась она

средне и учителя ее не очень любили. Единственный предмет, в котором Ира раскрывалась,

был урок рисования. У нее получались такие предметы, что можно было только поражаться.

Учительница упорно отправляла ее в художественную школу, но она не шла. Хотя Ира и не

говорила об этом, но я догадывалась: у нее не было на это денег.

Ира была из многодетной семьи, вторая по старшинству. Как я потом узнала, у нее было две

сестры и брат. И она всегда донашивала вещи за старшей сестрой или носила то, что отдавали

их семье добрые люди. Семья их жила в частном доме, в котором не было горячей воды.

Однажды, вроде это было в шестом классе, у Иры был день рождения. Она пришла в школу

немного принарядившейся и с чистыми волосами. На ее лице была хоть и не радость, но

какое–то умиротворение. После второго урока наши девочки собрались вместе, о чем–то

пошептались и две из них с заговорческим выражением лица подошли к испуганной Ире и

преподнесли ей сверток.

– Это тебе подарок, – сказали они, еле сдерживая смех.

У Иры в глазах промелькнуло удивление и одновременно радость. Она развернула свёрток.

Внутри лежал кусок мыла и изображение свиньи. Ира покраснела, и в глазах показались слезы,

но она не заплакала. Добившись желаемого, девочки рассмеялись и вышли из класса.

Смотреть на всю эту картину у меня не было сил. Я отвернулась и стала читать параграф по

истории. Но когда я через некоторое время повернулась, Ира сидела в том же положении, и

перед ней лежал кусок мыла. Она не бросила его в лицо своим обидчикам, не нагрубила им,

~ 14 ~

даже е расплакалась по–настоящему. Когда после урока уходили из класса, кусок мыла одиноко

лежал на парте.

Почему дети бывают такими жестокими? Я никогда этого не понимала, да и, наверное, не

пойму. Это сущность этих детей, или виновато их воспитание? Может быть, они как зеркало

правды: отражают взрослый мир, но без ретуши и прикрас.

Ира ушла из школы после 9 класса и поступила в художественный колледж. Не так давно я

встретила ее случайно на улице. Она мне рассказала, что закончила колледж, заочно учится в

университете и работает дизайнером мебели. Сейчас это милая девушка, с прической, опрятно

и неброско одетая. Ее не сломило то школьное давление, которое на нее оказывалось. Видимо,

у нее очень сильный характер. Вряд ли я смогла бы так же. Но я думаю, где–то в душе ее

осталась рана от той жестокости, которая не имела причины и была лишь глупым

развлечением.

Вот почему я не любила школу. На уроках мне было скучно. Исключением были только

уроки истории, литературы и рисования. На этих уроках я внимательно слушала или

выполняла задание. А на всех остальных предметах я смирно сидела и смотрела на доску, но

мысли мои были постоянно далеко. Поэтому я много времени тратила на выполнение

домашнего задания. А точнее все время с того момента, как я приходила из школы и до

момента, когда нужно было ложиться спать. Единственной неизменной традицией, которую

соблюдала вся семья, был вечерний просмотр сериала. Вечером. После ужина, ровно в семь

часов, мы собирались перед телевизором, и начинался просмотр. Это всегда были бразильские

сериалы, которые показывали один за одним. В них показывали вечное лето, красивые

пейзажи и особняки. Мы погружались в проблемы героев и на время, пока шел сериал,

полностью выпадали из своей жизни. Мы переживали, радовались и ненавидели вместе с

героями.

После того, как сериал заканчивался, я снова садилась за уроки. Но всегда в ящике стола у

меня был припрятан очередной роман.

На самом деле моей жизни не существовало. Была лишь физическая оболочка, которая

выполняла набор определенных действий. Настоящее мое существование заключалось в

книгах, в сериалах и в моих мечтах. И меня это более чем устраивало. Что было в моей жизни?

Ничего. А в книгах и мечтах было все, чего бы я ни пожелала.

Но иногда все менялось. Летом все становилось иначе. Я уезжала из дома, уходила из

школы и выходила из оцепенения.

Лето – это время, когда не жить своей жизнью, является преступлением. Ведь все оживает,

появляются новые радости. А те занятия, которые нравились зимой, становятся летом еще

интереснее.

Когда мне было лет девять, а Лере одиннадцать, нас отправили в гости к тете. Она жила в

деревне с мужем. У нее был сын, но уже взрослый парень, поэтому он жил не с ними, а в

городе. Тогда мы с сестрой еще не были так далеки, даже дружили, хоть и постоянно

ссорились. Нашим любимым занятием в то время было ходить по лесу и собирать ягоды, или

ходить к реке и пытаться нарвать кувшинок. Кувшинки росли всегда не у самого берега,

поэтому мы приходили к тому месту, где располагался плот, и потом ложились на него животом

и тянулись к цветку одной рукой, держась за край плота другой. И однажды Лера не рассчитала

и упала в воду. Там было не глубоко, поэтому она тут же приплыла к берегу, сорвав цветок. Она

не любила отступать. Но вся одежда ее была мокрой. Идти в таком виде было нельзя, так нам,

по крайней мере, казалось, потому что нам бы очень сильно попало от тети. И мы сидели

несколько часов в лесу, развесив Лерину одежду на ветках. Вспоминая об этих моментах, я

чувствую себя очень счастливой. Все–таки близость с семьей не может заменить ничто на

~ 15 ~

свете. Мы пришли домой, когда уже начались сумерки. И, конечно же, нам попало. Но тогда

нас это не расстроило, ведь мы так хорошо провели время.

В то лето я любила утром просыпаться, когда все спят, выпить воды из колодца и бежать к

речке. Там у меня было любимое место. Оно находилось под большим дубом, окруженное

деревьями. Там был отличный вид на реку, а вот со стороны реки его было совсем не видно. Я

любила сидеть там, на траве и читать, слушая, как колышутся деревья и течет вода. Так я могла

проводить по нескольку часов. И даже Лере я не рассказывала про это место, слишком

сокровенным оно для меня было. В то время я любила читать книги о путешествиях, и часто я

переставала читать, потому что мое воображение уносило меня куда–то далеко, и я мечтала,

что скоро и я сама смогу отправиться в какую–нибудь интересную страну, увидеть необычную

природу, красивые города, а главное – увидеть океан.

В общем, это было золотое время моего детства. Его было так мало, но от того оно еще

более ценно для меня. Именно в таких условиях и должны расти дети, а не в городской клетке.

Так мне кажется.

Еще в это время мы почти весь день проводили у речки. Мы постоянно находились в воде.

Удивительно, как у нас не появились жабры.

После завтрака мы неслись к реке, и вылезали только тогда, когда уже зуб на зуб не попадал

от холода. А вернуться домой нас мог заставить только ужасный голод, да и то не всегда. Чаще

всего мы просто шли в лес и подкреплялись ягодами. Мы никогда не задумывались, что можем

заболеть, и вероятно из–за этого никогда не болели.

Тогда я еще не умела плавать. Я пыталась научиться, но чаще всего барахталась где–то у

берега. Но однажды девочки, с которыми мы купались, решили переплыть на другой берег. Это

было не так уж и далеко, но для человека, который почти не умеет плавать, это была задача не

из легких. Хотя никто и не собирался меня брать в команду. Я должна была остаться на этом

берегу. Но я не хотела. Мне не хотелось чувствовать себя чем–то хуже других. И я попросилась

поплыть вместе с ними. Инга, самая старшая девочка, сказала мне дойти до того места, где

вода мне по подбородок, и от этого места доплыть до берега. И, превозмогая себя, я доплыла.

Потеряв почти все силы. Итак, мы поплыли. Мне было тяжело дышать, но я старалась изо всех

сил. Плыла я неровно, но все же держалась на воде. Но когда до берега было уже близко, я

почувствовала, что руки у меня онемели и не могут больше грести. Меня охватил страх, и от

этого я перестала дышать и двигать руками. И я пошла на дно, нахлебавшись воды. Вода

попала мне в горло, и я стала захлёбываться. Сил кричать не было. Когда я уже мысленно

прощалась со своей жизнью, то чья–то рука дернула меня за плечо, вытащила на поверхность и

потащила к берегу. Оказалось, доплыть оставалось совсем немного. Девочки подошли к нам,

дернули меня за руку и вытащили на берег. Я не могла сразу говорить, меня мучал кашель.

Когда дыхание восстановилось, я оглянулась и увидела, что Лера болтает с девчонками. И я не

стала подходить к ней. Не сказала ей спасибо. Но тогда я ощутила, что в самой ужасной

ситуации с тобой может оказаться это плечо родного человека. А сейчас мне хотелось

подставить то плечо ей, моей сестре.

Глава 6

Проснувшись утром, я открыла глаза и сразу ощутила усталость. Никакой бодрости в

теле не было. За окном шел дождь, и дома чувствовалась такая сырость, что даже

постельное белье казалось влажным. Хоть на улице было уже прохладно, но среднесуточная

температура не опускалась еще ниже двух градусов, поэтому отопление все еще не

~ 16 ~

включали. Но по ночам были морозы, а днем постоянные дожди, так что в квартире было

холодно, как на Северном полюсе. В такую погоду можно желать только одного – ни под

каким предлогом не выходить из дома, залезть под плед и пить какао, или что–то готовить.

Но мне нужно было на учебу, и я не могла остаться дома. Выйдя из подъезда, я увидела

неутешительную картину: все небо заволокло тучами со всех сторон, так что не видно было

ни одного просвета, шел сильный дождь и тропинку всю размыло. Я пошла к остановке, но

через пару метров я остановилась, потому что передо мной оказалась огромная лужа. Я не

знала, с какой стороны ее обойти, чтобы меньше запачкаться. Спустя несколько минут я

поняла, что это бесполезно: с какой стороны ни обойди, все равно придется идти по грязи. Я

прошла по луже и забрызгала джинсы сзади до самых колен. Я видимо не умела совсем

правильно ходить, и меня всегда поражали люди, которые ходят под дождем и совсем не

пачкаются.

На остановке стояло достаточно людей, которым также не повезло, как и мне: оны были

вынуждены в эту ужасную погоду куда–то ехать. Подъехала маршрутка. Сначала я

подумала, что стоит подождать автобуса, потому что в маршрутке слишком мало места. Но

потом, посмотрев на часы, я поняла, что рискую опоздать. Пришлось залезать в маршрутку.

Я встала у двери и стала держаться за кресло. Водитель не сильно волновался за

безопасность и комфорт пассажиров. Я смотрела в лобовое стекло и понимала, что его

больше интересует гонки с другой маршруткой. Видимо, это был его конкурент, и он изо

всех сил пытался вырваться вперед. Из–за этого маршрутку сильно трясло. Я вцепилась в

спинку кресла, но это не сильно помогало. Пару раз я чуть не улетела в конец салона. На

кресле сидел парень и переписывался по телефону. Кто не знает, что читать чужую

переписку плохо? Но так это скучно ехать в тесной маршрутке, что глаза сами тянутся что–

то посмотреть. Так вот, этот парень переписывался с девушкой. Она была записана в

телефоне как Малышка. Разговор был эмоциональным. Этот вывод я сделала из–за обилия

восклицательных знаков в словах. Я всмотрелась в экран, и хоть не все увидела, но из тех

обрывков, что я увидела, можно было сделать вывод, что девушка упрекает его в

неверности. А он все отрицает. Эта история натолкнула меня на мысль: почему мы

настолько не умеем ценить наших близких? И я снова перешла уже к своим переживаниям.

Я подумала о том, как же так произошло. Что наша семья стала просто формальным

родством посторонних людей?

Сегодня в университете у нас были только лекции. Это самый любимый мой день. Никто

не требовал от тебя никаких отчетов. Нужно было только сидеть и записывать, хотя это было

немного скучно. Но сейчас мне это было как нельзя кстати. У меня совсем не было сил на

учебу.

На лекции по экономике я и не пыталась вникнуть в материал. Все слова лектора

проходили через мои уши, ни оставив там никакого следа. Я пыталась хоть как–то себя

развлечь. Сначала смотрела в окно, там было видно кусочек улицы. Люди за окном шли по

делам, смеялись, жили полноценной жизнью. А мне казалось, что время остановилась.

Минутная стрелка на часах в аудитории вяло переваливалась на другое отделение, словно

растолстевший тюлень, переваливающийся на берегу на другой бок. Все–таки время

обладает способностью замедляться и расширяться, иначе как объяснить, что я так сильно

ощущала его. Воздух был подобен концентрированному дыму. Когда мне надоело

рассматривать людей в окне, я перешла к рисованию в тетрадке. Сначала я рисовала просто

какие–то каракули, но потом этот процесс меня так увлек, что я решила нарисовать что–то

~ 17 ~

стоящее. Я открыла отдельный листок, и стала думать, что мне нарисовать. Белый лист

очень страшен. Это пустота, которую ты должен заполнить. От тебя зависит, будет ли это

чем–то красивым или банальным. В итоге я решила нарисовать букет пионов. Мне нравятся

пионы. Очень нежные и воздушные цветы. Приступив в работе, я глубоко погрузилась в

процесс, так что и не заметила, как лекция подошла к концу. Рисование всегда было для

меня спасением в этом мире.

Вечером я снова была в клубе. Я сидела в зале и переписывалась по телефону. В это

время раздался звонок. Это был как сигнал к действию. Заиграла музыка, включились огни,

а девочки стали быстренько приводить себя в порядок.

Пришло двое мужчин. Позиция руководства была такова, клуб работал даже для одного

клиента, поэтому шоу–программу запустили как обычно. Видимо, это были постоянные

клиенты, потому что на сцену выпустили самых опытных танцовщиц. Представительницы

другого клана пока отсиживались на диване.

Я невольно восхищалась той грацией, с которой они танцевали. Было в них что–то

кошачье. Раньше я никогда не видела стриптиз вживую, только в кино. Помню фильм,

который так и назывался, с Деми Мур. Я смотрела этот фильм втайне от мамы, когда она

уехала в командировку. Это для меня был такой дерзкий поступок, что я еще несколько дней

пребывала в эйфории. Казалась себе бунтаркой. А теперь я не просто смотрю, я часть этого.

Осознание этого действовало опьяняюще. Мне нравилось смотреть выступления некоторых

танцовщиц, они нисколько не уступали тому, что я видела даже по телевизору. Жаль, что

пришедшие гости не могли оценить всю красоту танца, поскольку в это время заказывали

выпивку.

Пришел мой черед. Обычно мне приходилось танцевать первой. Я была затычкой,

которая заполняла пробелы. Пока остальные девушки готовились к началу программы. И

танцевать мне порой приходилось достаточно долго, так что ноги начинали ныть, драйв

заканчивался, и я переходила в энергосберегающий режим.

В зал вбежала обеспокоенная Настя и подбежала к администратору. По выражению их

лиц мне стало понятно, что–то произошло. Вскоре меня сменили на сцене, и я спустилась в

зал.

Лена мне сделала знак, чтобы я подошла.

– Иди в гримерку.

Я удивилась, но пошла. Оттуда доносились крики. Я взошла, и увидела, что Кира

ругается с Тамарой.

Как только я взошла, все взгляды устремились на меня.

– Так ты воровка. Берут всякий сброд. Уже вещи нельзя ценные оставить.

Я была ошеломлена и не знала, что ответить.

Но тут вмешалась Кира.

~ 18 ~

– Я тебе еще раз повторяю, что, если у тебя нет доказательств, ты не можешь просто так

клеветать на человека.

– Но раньше у нас не было краж. А эта девчонка только недавно появилась. И никто ведь

не знает, кто она такая.

– Да тут почти никто из нас не знает друг о друге. Профессия у нас не та, о которой

принято делать отметку в трудовой книжке. И никто даже не знает, были ли эти деньги у

тебя на самом деле.

Мне было не по себе. Я поняла, что меня пытаются обвинить в воровстве, но я даже не

знала, что сказать, чтобы оправдаться.

– Извините, но я ничего не брала. Можете посмотреть в моих вещах.

– Ты вполне могла их спрятать в другое место, чтобы забрать потом. А сейчас выглядеть

ангелочком.

– Вика, не оправдывайся перед ними. Их обвинения голословны. Я уверена, что ты

ничего не брала. Это мог сделать кто угодно, в том числе они сами. А строят из себя овечек

– сказала Кира и с вызовом посмотрела на других девчонок.

В это время в гримерку зашел сам директор клуба.