В кабинет зашел профессор Оллфорд. Статная походка пожилого мужчины несла за собою ауру знаний, которые можно было ощутить в воздухе еще несколькими минутами погодя. Профессору Оллфорду было далеко за шестьдесят лет, и он знал свое дело, пожалуй, как никто другой.

Всю свою жизнь профессор посвятил фотографии и был подлинным маэстро в своем ремесле, что непременно хотел видеть и в своих студентах. Практика без теории не представлялась до такой степени легкой, как это могло показаться на первый взгляд.

– Сегодня у нас с вами последнее занятие, но перед завершением учебного семестра вам предстоит сдать контрольный тест, – сказал профессор Оллфорд и лекция началась. – Поэтому сегодняшнее занятие мы посвятим частичному повторению материала, который вы выучили в этом семестре, – продолжил профессор. – Прежде всего, вам всегда стоит помнить и никогда не забывать основу основ: что есть фотография как понятие, как и когда она появилась, каким образом она повлияла на современный мир, и что привнесла в него.

Лекция только началась, а мне уже стало невыносимо скучно. Теперь все казалось таким посредственным, не доставляло прежней радости.

– Что ж, давайте вспомним с вами, что такое фотография и как ее возникновение повлияло на нашу с вами современную жизнь. Быть может, кто-то желает ответить. Джон? – с неподдельным интересом промолвил профессор.

Сосредоточенный и вдумчивый молоденький паренек Джон, родом из Кливленда, штат Огайо, с удовольствием пошел навстречу профессору. Складывалось впечатление, что его просто невозможно застать врасплох, потому что он всегда был начеку, а также готов ответить на любой вопрос, поставленный преподавателем.

– Вспоминая истоки появления самого слова «фотография», мы можем сказать, что оно пришло к нам от древнегреческого «фотос», что, в свою очередь, обозначает «свет» и «пишу», то есть светопись. Это техника рисования светом, с помощью которой мы можем получать и сохранять статичное изображение на светочувствительном материале, таком, как фотоплёнка либо фотографическая матрица, с помощью фотокамеры, естественно, – ответил Джон.

Из его уст это звучало так повседневно, будто он говорил о чем-то совершенно будничном.

«Еще бы, мы учили это в начале учебного года. Пожалуй, это будет тяжело забыть, даже если очень того захотеть», – подумала я.

– Замечательно, мистер Марей, – судя по тону профессора, он остался доволен ответом.

– Также фотографией называют конечное изображение, полученное в результате фотографического процесса, рассматриваемое человеком непосредственно, – продолжил голос из аудитории. Естественно, это Аманда…

– Согласен с Вами, мисс Клэй, – довольно кивнул профессор Оллфорд.

Монотонная волна вопросов волокла меня к собственным размышлениям, как вдруг мое сознание помутилось и меня настигло видение.

Почувствовав поток ветра, я начала дрожать и не могла перестать содрогаться. Я быстро оглянулась вокруг, в мрачном небе раздавались раскаты грома, но я не увидела ворона, и это, несомненно, обрадовало меня. Беглым взглядом я стала искать незнакомца. Необъяснимое желание его присутствия с каждым мгновением все больше возрастало во мне и только, когда я увидела его, то смогла перевести дух и вздохнуть с облегчением.

Это была тернистая тропа, обрыв у которого я стояла, и где по-прежнему находился парень. По крайней мере, я видела его там в последний раз и не ошиблась, когда взглядом стала искать его именно там. К сожалению, расстояние между нами было практически непреодолимым. Нас разделяла пропасть в несколько футов.

«Главное не смотри вниз», – повторяла я себе раз за разом. Не знаю, что меня пугало больше, высота, которая была подо мной, либо сумрак, покрывавший ее.

Я решила использовать время, в котором мы были одни и попытаться поговорить с ним.

– Привет, – нерешительно произнесла я, правда пришлось выкрикнуть, чтобы он услышал.

Но в ответ последовала тишина.

– Я не знаю, почему это происходит. Ты можешь мне объяснить?

Я удивилась бы, если бы он ответил на этот раз. В мгновение небо озарилось продолжительной молнией, осветившей все вокруг и, как мне показалось, застывшей на долю секунды, тем часом я увидела, как парень смотрит на меня, а затем он спустился на землю и сел, свесив ноги на краю. Раньше я не обращала внимания на его рост, но сейчас смогла рассмотреть его телосложение лучше.

– Я боюсь высоты, а ты нет? – продолжила я, но парень не нуждался в моих словах.

– Тебе лучше уйти, – неожиданно совсем близко прозвучал приятный, но отчужденный голос парня.

– Я не понимаю, почему? – но вместо ответа, я услышала громкий скрежет ворона. Он вернулся, чем немало застал меня врасплох, но парня это нисколько не смутило.

– Мисс Уэйтс, хотите что-нибудь добавить?

Тишина.

– Мисс Уэйтс, – вторит голос.

– Мия, – окликнула меня Энни. – Спустись на землю, – сказала она на полтона ниже.

– Что? – произнесла я, будто очнувшись ото сна.

– Именно, мисс Уэйтс, неплохо бы вам прислушаться к совету мисс Лайт, поскольку я задал вам вопрос, – удрученно промолвил профессор.

«Не может быть! Я даже не слышала его обращения».

– Прошу прощения, профессор Оллфорд. Я отвлеклась всего на мгновение, – в оправдание ответила я, но это не спасло ситуацию. – Можете повторить вопрос? – что дальше только усугубило ее.

– Мисс Уэйтс, – озадаченно промолвил профессор. – Ваши коллеги рассказали нам о понятии фотографии, если, конечно, вы их слушали. Что Вы можете сказать о временном сегменте фотографии?

– Конечно, профессор Оллфорд, – ответила я с натянутой улыбкой, надеясь, что выглядела она довольно искренне. Энни смотрела на меня вопиюще непонимающим взглядом. Наверное, и я бы так выглядела, если бы видела себя со стороны.

– Предположительно, фотография появилась в середине XIX века и этим совершенно изменила мир. Первое закреплённое изображение было сделано в 1822 году французом Джозефом Нисефором Ньепсом. Он запечатлел вид из окна на пластину, которая была покрыта тонким слоем асфальта. Именно этот материал отличался светочувствительностью и помог появиться первому в мире снимку. Также в 1839 году француз Луи Дагер сделал новый важнейший шаг в развитии фотографии. Ему удалось получить снимок на пластине, покрытой серебром. Качество фотографии было довольно высоким.

– Благодарю, мисс Уэйтс.

– Фотография – это искусство получения фотоснимков, где основной творческий процесс заключается в поиске и выборе композиции, а также самого освещения и нужного момента для фотоснимка. Такой выбор должен определяться умением и навыками фотографа, а также его личными предпочтениями и вкусом, что характерно для любого вида искусства, – дополнила я.

– То есть, Вы утверждаете, что фотография представляет собой отдельный вид искусства? – с неподдельным интересом и немалым удивлением спросил профессор.

«Откуда это удивление?».

Я думаю, он просто не ожидал того, что я отвечу дополнительно.

– Естественно, – с утверждением сказала я.

– Докажите нам, мисс Уэйтс.

– Постоянно ведутся нескончаемые споры, можно ли отнести фотографию к искусству. Все, кто любит фотографию и восхищается данным ремеслом, а также участвует в его создании непосредственно, не нуждается в ответе, потому что это очевидно. Фотография – это искусство. Следовательно, оно потребует к себе не меньше созидания и трепетного отношения, чем кинематограф или музыка.

– Замечательно, мисс Уэйтс, – голос профессора стал снисходительнее, кажется, все прошло неплохо. – На этом наше занятие заканчивается, – наконец-то сказал он. Скорее я просто очень хотела, чтобы он это сказал, потому что не могла дождаться окончания лекции. Еще одно мое отстранение от реальности на лекции профессора Оллфорда как минимум было бы неуместным. – Желаю всем отличных выходных и до скорой встречи, – напоследок сказал профессор.

Аудитория опустела с невероятной скоростью.

– Ты идешь? – спросила меня Энни.

– Да, мне нужно немного времени.

– Хорошо, я подожду тебя у выхода из кабинета.

– Отлично, договорились.

– Мисс Уэйтс, мне нужно с вами поговорить, – к моему удивлению и нежеланию я услышала голос профессора.

– Да, профессор Оллфорд, – робко промолвила я в ожидании разговора.

– Мисс Уэйтс, – он выглядел довольно озадаченно.

Должна признаться, его задумчивость заставила меня поволноваться.

О чем он хотел со мною поговорить, и вовсе не хотелось думать.

– Прошу, зовите меня Мия.

– Отлично, Мия. Мия, вы очень умная девушка и на протяжении года не раз доказывали мне это своими знаниями, в частности и сегодня. Но в последнее время я все меньше и меньше замечаю ваши прежние качества. Я больше не вижу вашего стремления к знаниям и рвения объять необъятное, – с определенной разочарованностью произнес он.

– Простите профессор, сегодня на занятиях я вела себя не надлежащим образом.

– Разве только сегодня, Мия? – последовало от него.

«Ну вот, началось…»

– Да, я понимаю, – лишь ответила я. Ну, а что мне еще оставалось? Оправдание не выход, когда знаешь, что виноват.

– Мия, вы будете замечательным фотографом, – подбодрил он меня, из-за чего немало вогнал в краску. – И еще.

– Да?

По истечению нескольких секунд я все еще пыталась переварить его слова. Услышать подобное от профи в сфере фотографии – что-то да значит.

По крайней мере, для меня.

– Никогда не позволяйте минутной слабости победить свое настоящее, которое есть несокрушимым в вас.

– Благодарю, профессор, я ценю ваши слова, – воодушевленно произнесла я. – Едва я заслуживаю их сегодня, если заслуживаю вообще.

– Именно сегодня, но мне стоило сказать это намного раньше, – на его лице появилась едва заметная улыбка, она была искренняя и добрая. – Ступайте в лабораторию, не то опоздаете на практические занятия у преподавателя Холлидей.

– Очень признательна, – сказала я, покидая лекционный зал.

– Не за что, Мия.

«Энни, наверное, уже заждалась меня», – подумала я и следом задумалась над словами профессора Оллфорда: «Именно сегодня». «Значит ли это, что я зашла в тупик, и мое поведение сегодня поставило последнюю точку над „i“, которая говорит о том, что пора мне уже задуматься над тем, что происходит в моей жизни, и разобраться с этим раз и навсегда. Хотя в последнее время, мне кажется, только этим я и занимаюсь».

Я вышла в холл.

– Наконец-то. Ты решила сделать дополнительный доклад? – недовольно промолвила Энни. На самом деле она даже не злилась, это было заметно и можно было легко определить. Вместе мы проводили чрезмерно много времени, это позволяло нам с Энни видеть друг в друге то, чего не видели остальные. И знаете ли, это здорово!

– Прости, Энн, профессор Оллфорд задержал меня.

– О чем вы говорили? – заинтересованно спросила Энн, в ее тоне уже не было негодования, чего я и ожидала.

– Сказал, что беспокоится за мое поведение и сетовал на частую отстраненность на его лекциях.

– И он прав, Мия. В последнее время ты сама на себя не похожа.

– Знаю, знаю… – вылетело в виде ответа, и должно было походить на оправдание, но едва ли натягивало на троечку.

– В частности, сегодня. Ты собираешься это объяснить? – продолжила она засыпать меня вопросами. – Профессор Оллфорд звал тебя на протяжении минуты, но ты не отзывалась.

– Я не слышала его обращения.

– Мия, что происходит?

– Я не знаю, что ответить, Энни, – мы зашли в практическую лабораторию. Я надеялась, этой краткой отговорки будет достаточно, потому что говорить Энни о видении совсем не хотелось.

В легком вальсе, не спеша, промчалось еще полдня. Но здесь я предпочла бы скорее твист, потому что не могла дождаться окончания учебного дня.

«Моя маленькая победа. Пятница! Выходные!!».

– Мия, ты готова? – занятия закончились, и Энни не терпелось покинуть лабораторию.

– Ты можешь меня подождать? Мне нужно закончить работу. Мне понадобится десять-пятнадцать минут.

Аудитория опустела довольно быстро, и мы остались вдвоем.

– Мия, ты невыносима. Только ты можешь в пятницу вечером остаться после занятий, чтобы продолжить практическую работу.

– Я просто не люблю оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня.

– Без комментариев…

– Спасибо!

– Я буду в холле.

– Смотри мне, не засматривайся на красивых парней, – засмеялась я.

– У меня уже есть один и больше мне не нужно!

Энни ушла, а я поспешила в так называемую «красную комнату» для проявления фотографий. В ее словах была доля правды. Несомненно, времяпровождение в томно освещаемой комнате, зимним вечером в пустой лаборатории, не самое лучшее место для досуга, но чего не сделаешь ради качественного и профессионального черно-белого снимка.

Что не говорите, но современный цифровой снимок никогда не сможет сравниться с получением конечного изображения путем возможно настолько старомодного метода. Мне кажется, главная интрига фотографии заключается именно в том, чтобы увидеть ее не сразу, но участвуя в ее создании. Тогда все элементы и характерные черты постепенно проявляются на еще недавно безликом листе бумаги, представляя собою уже вполне полноценную композицию. В каком-то роде проявление фотографии является не меньшим искусством, чем непосредственно сам процесс фотосъемки.

Работа со снимками была завершена, и я могла вздохнуть с облегчением, практическая работа готова. Моей главной задачей было запечатлеть человеческие отношения, а также проявление чувств и эмоций. Среди снимков было множество прохожих и незнакомых людей, с которыми я познакомилась во время создания этой фотосессии. Их улыбки и смех остановились во времени, но продолжали жить на фотографии именно такими, как я успела их увидеть и сохранить в памяти. К своему удивлению, среди многих фотографий, я нашла и свою. Я улыбалась и выглядела довольно жизнерадостной. Хотя не чувствовала себя так уже какое-то неопределенное время.

«Наверное, Энни сфотографировала меня, когда я не видела».

Пока я смотрела на полученные снимки, наверное, успело пройти значительно больше, чем пятнадцать минут, а последовавший шум в лаборатории напомнил мне об Энни, и я выбежала из комнаты в лабораторную аудиторию.

– Энни, прости, я задержалась, но у меня получились потрясающие фото, – поспешно проговорила я, но войдя в лабораторию, никого не увидела. К тому же, кто-то очень добренький выключил свет, и поэтому в лаборатории была кромешная тьма.

«Все ясно, уборщица постаралась…».

Я подошла к двери, но она оказалась закрыта.

– Энни! – позвала я, но та не ответила. Что-то мне подсказывало, она не захотела меня отвлекать и ушла домой.

– Энни?!

Шум повторился, но на этот раз он был более приглушенный и доносился с улицы. Единственным утешающим фактором для меня оказался выключатель, без промедления, я нажала на него, но свет не включился.

«Да вы издеваетесь!»

– Кто-нибудь здесь есть? – закричала я. – Я в лаборатории!

Шум за окном или точнее за оконным фасадом не прекращался. Набравшись смелости, я сделала шаг в направлении окна, из-за которого доносились и звуки улицы. Перед глазами всплывали недавние отрывки из видения. Тревога не покидала меня, поначалу казавшиеся безобидными ночные сны, превратились в ночные кошмары, а сегодня произошло первое видение, которое без малого внесло свою ложку дегтя в восприятие общей картины.

Всего несколько шагов отделяли меня от окна, но странный шум не умалялся, а его звук напоминал неприятное сочетание скрежета и непонятного шелеста. Наконец-то подошедши к окну, я оглянулась по сторонам, но ничего кроме пустой улицы и некоторых прохожих не увидела. И вот, стоило мне только набрать воздуха в легкие и вздохнуть, чтобы успокоиться, как я услышала пару выпущенных на улице залпов от фейерверка, что всполошило все вокруг, у некоторых машинах сработала сигнализация, и, откуда не возьмись, пролетела целая стая воронов, от их невыносимого грая захотелось закрыть уши.

Ворон с грохотом врезался в окно, возле которого я стояла, и это до такой степени напугало меня (всему виной мое видение), что я неосознанно отпрыгнула от него, но оступившись, едва не упала на пол, однако устояла на ногах благодаря парню, стоявшему позади меня.

В помещении по-прежнему было темно, и только уличное освещение кое-как разбавляло темноту и позволяло мне различить его черты.

«Откуда он вообще здесь взялся?».

Какое-то краткое время мы простояли неподвижно, я уловила в его взгляде толику беспокойства.

– Прости, не хотел тебя напугать, – прозвучал отчужденный голос парня.

– Как ты здесь оказался? – это потрясло меня.

– Мне показалось, я услышал, как ты звала кого-то на помощь. Я был в соседней лаборатории.

Я оглянулась за ним, дверь была открыта.

– Дверь была закрыта. Я не могла выйти.

– Наверное, замок заклинило, – монотонно произнес он.

– Нет, она была совершенно закрыта. Я полагаю, уборщица не стала проверять внутреннюю комнату и закрыла кабинет.

– Думаю, в это было легко поверить, это вечер пятницы и занятия давно закончились. А почему ты в лаборатории без света? – только задавши вопрос, он пошел к двери.

– Что-то случилось с электричеством, – ответила я и лаборатория заполнилась светом.

– Невероятно! Что ты сделал?

Парень обернулся ко мне навстречу.

– Дай подумать, может просто включил свет? Или тебе приятно проводить вечера перед выходными в темных помещениях?

Темные отросшие волосы падали на глаза. Внешний вид у него был небрежный, и скажем-таки мрачноватый, а черты лица я бы сказала жестковатые.

«Да парню не помешало бы подстричься».