Тут Идасси одной рукой схватил Руша за волосы, а другой приставил ему нож к горлу, и в этот миг он не показался Рушу худощавым юнцом. Напротив, первый министр почувствовал, что у юноши железная хватка, и что пальцы, вцепившиеся Рушу в волосы, из той же стали, что и нож у его шеи. А Идасси запрокинул Рушу голову, осклабился и спросил:

– Ты что за подземная тварь, чтобы обижать государя? Что это он сделал, чтобы плакать?

– Я… – сказал Руш, – именем государыни Касии… Государь вчера изволил ударить своего младшего брата…

Идасси ударил чиновника коленом в бок. Тот отлетел в угол и там нанизался рукавом на завиток в подсвечнике.

– Государь, – сказал Идасси, – волен бить кого угодно и за что угодно! Нет такого, что было бы не позволено государю, а воля государя – закон! А ты, собачья сиська, что такое?

– Я – первый министр, – вскричал Руш.

– Если ты первый министр, – усмехнулся Идасси, – где же твоя юбка?

Государыня Касия, как мы помним, любила, чтобы угодные ей молодые люди во внутренних покоях надевали юбки.

Идасси обернулся к государю и продолжал:

– И как вы, государь, терпите этот горшок с повидлом! А ну пишите указ: уволить свечным чиновником!

Государь обомлел, а Идасси хлопнул парой ящиков, отыскал бумагу и тушечницу. Руш хотел было закричать и убежать, но Идасси ударил его и показал нож, а потом на всякий случай запер изнутри дверь.

После этого Идасси сел за столик и сказал:

– Итак, государь, кем вы его хотите сделать?

– Свечным чиновником, – как во сне, ответил Инан.

Идасси написал указ по форме, которую они недавно изучали в лицее, а государь поставил свое имя, снял с шеи золотую печать с изображением мангусты и оттиснул ее на указе.

После этого Идасси снял со стола драгоценное шитое покрывало, вырезал ножом в покрывале дырку, чтобы получилась короткая юбка со складками в виде волн, оборвал с Руша штаны и надел на него это покрывало, – сунул в руку указ об отставке и выпихнул министра наружу.

– Щенок, – завизжал Руш, – тебя завтра казнят!

Тут рыжеволосый наглец подбоченился и сказал:

– Если меня завтра казнят, то послезавтра мой дядюшка явится под самый Небесный Город, чтобы отомстить за смерть ненаглядного племянника, обдерет столицу, как свинью к празднику, а тебя повесит за твою колбасу!

А государь повалился на кровать, как маленький, и принялся хохотать и хлопать в ладони. Потом опомнился и спросил:

– Эй, а что это ты сказал про дядюшку?

– Видишь ли, – засмеялся Идасси, – ты мне не соврал, что ты настоящий император, а я тебе не соврал, что я настоящий король.

* * *

Если бы Руш просто ретировался с указом, это было б еще туда-сюда, но когда Руш, на глазах двух десятков чиновников, выскочил из павильона в оборванной скатерти вместо штанов, – тут уж скрыть происшествие было невозможно.

Государыня Касия сначала обомлела, слушая рассказ Руша, а потом расхохоталась. Рушу это показалось досадно, – государыня прогнала его прочь. Пришли девушки, убрали государыню к дневной аудиенции: та сидела в задумчивости.

Никто лучше государыни Касии не знал, насколько серьезна была угроза Идасси. Нахальный варваренок! «Если меня убьют, мой дядя воспользуется этим, чтобы разорить империю!» Может быть, варвары и не дойдут до столицы, может быть, удастся перекупить половину баронов, – все равно! Государыне казалось, что даже половинка разоренной провинции, – слишком большая плата за казнь одного наглеца.

Государыня Касия была мудрой правительницей, никогда не причиняла людям зла, не взесив последствий, и никогда не казнила больше, чем нужно. И она понимала, сколь опасна политика, которой империя придерживалась последние пятьдесят лет, – политика искоренения армии.

Но она была женщина, стало быть, не могла возглавить войско. Мысль же иметь могущественных военачальников была нестерпима: кто мешает этим военачальникам поднять мятеж против нее, хотя бы защищая права ее сына? Кто помешает им столкнуться с теми же варварами? А военные налоги? К тому же государыня не любила сражений и схваток, времени, когда надо выбирать: «или – или». Она никогда не думала о сражении, как о времени, когда ты за один миг можешь все выиграть, но всегда – как о времени, когда ты за один миг можешь все потерять.

Государыня Касия знала об Идасси многое: и о ночных рыбалках, и о том, как он побил базарную торговку, и о драке на Ласковом Мосту, и о том, что королевский посланец Ино Рваная Щека, пребывавший в данный момент в столице, сулил Рушу за голову Идасси столько серебра, сколько эта голова будет весить.

«Что же делать? – думала государыня, – казнить Идасси – начать войну, оставить в живых, – поощрять неповиновение в других! Отослать домой, – кто поручится, что Идасси не помирится с дядей? Поистине, какое бы решение ни предпочесть, – каждое чревато бедой!»

Наконец туалет был закончен. Государыня поднялась и проследовала перед приемом в павильон, где лежал маленький принц Варназд. Она чуть не заблудилась в незнакомых комнатах. Мальчик пришел в восторг, увидев ее, и она довольно долгое время провела с сыном, целуя его в лоб, осторожно, чтобы не измять складки торжественного платья.

* * *

А Руш между тем, удалившись в свои покои, переоделся и подозвал к себе чиновника:

– Приведи сюда князя Ино Рваная Щека и его племянника, но не рассказывай ему ничего, что произошло между мной и Идасси, и смотри, чтобы он ни с кем не говорил по дороге.

Ино Рваная Щека был седьмым в Яшмовой Книге знатных родов у вархов и держал сторону нынешнего короля. Две недели назад он со своими сыновьями приехал в столицу и предлагал Рушу большие деньги, чтобы тот убил Идасси, но Руш денег не взял, понимая, что сделать это дело трудно, а обмараться легко.

И вот теперь князя привели к министру, и министр Руш сказал:

– Я день и ночь думал о вашей просьбе, ибо с самого начала был убежден в ее справедливости. Единственное, что остановило меня, – это ничтожество предлагаемых подарков. Мне показалось, что вы меня совсем не цените.

Князь Ино Рваная Щека вздохнул и сказал:

– Увы! Наша земля погрязла в бедности, и наши короли нищие по сравнению с вашими министрами. Ведь мы, по невежеству, добываем богатство грабежом, а вы – налогами, и ясно, что налогами можно добыть большего. Но я готов дать вам за такое дело сто тысяч.

– Так-то вы низко цените кровь ваших королей, – возмутился Руш, – сто двадцать тысяч!

Они поспорили некоторое время и сошлись на ста десяти. Князь написал и послал со слугой расписку, чтобы отгрузить деньги, а сам остался пировать с Рушем.

Они ели и пили до утра, а утром князя отнесли в его дом. К вечеру он проснулся, и слуги рассказали ему обо всем, что случилось между Рушем, государем и Идасси. Князь Ино Рваная Щека всплеснул руками и сказал:

– Какой негодяй этот Руш! Ведь теперь Идасси все равно казнят, с моими деньгами или без них! Он заставил меня заплатить за прошлогодний снег и сделал посмешищем в глазах всех племен и народов! Хорошенькую песню споют об этом при королевском дворе!

Старший его сын сказал:

– Руш – бесчестный человек! Нет позора в том, чтобы брать деньги за убийство человека, который не сделал тебе ничего дурного, но позорно брать деньги за убийство того, кого ты ненавидишь.

А младший возразил:

– Какая разница! Теперь, когда Идасси мертв, ничто не воспрепятствует нам напасть на империю. Не печалься, отец, – не пройдет и года, как мы войдем в Небесный Город и ты вынешь эти деньги из сундука Руша, а его самого за такую подлость прибьешь к деревянной скамье и повесишь ее над воротами.

* * *

Между тем прошел день, другой, третий, – никто не арестовывал Идасси, и вообще в лицее ничего не изменилось: только у ворот возобновились часовые, да заделали старую дырку в стене, через которую Идасси лазил ловить рыбу. Утром Идасси занимался с наставниками, днем писал сочинения и стихи к следующему уроку. Государь его тоже не звал, – то ли забыл о встрече, то ли у государя отобрали бумагу и перья.

Прошел четвертый день, пятый, – наставники глядели на Идасси, как на привидение, когда тот отвечал урок. Лицо Идасси в эти дни ничего не выражало, учился он, как всегда, отменно.

Вдруг, на восьмое утро, у входа в учебный павильон ему вручили белый лист, украшенный печатью с изображением мангусты, – вечером его ожидала аудиенция в Малой Облачной Зале.

* * *

Вечером Идасси сел в присланный паланкин и отправился во дворец. У входа в Малую Облачную Залу стоял Руш с многочисленной свитой и в роскошной мантии первого министра, подобной целому водопаду искусных вышивок, столь тяжелой от драгоценных камней, что складки ее вертикально спадали вниз и не колыхались, даже когда человек двигался. Руш усмехнулся, завидев Идасси, и громко сказал:

– Вот идет дрянь из сырых варваров, которая за шесть лет пребывания в империи не научилась есть вилкой и разговаривать почтительно, и сейчас ему преподадут хороший урок!

Идасси возразил:

– Государь благороден и справедлив, он не даст меня в обиду. Что может со мной случиться?

– Государь, – сказал Руш, – сегодня плакал на плече у матушки и просил у нее прощения; он разорвал указ о моей отставке и подписал приказ о твоем аресте!

В этот миг разряженный чиновник стукнул жезлом в витые двери залы, и они растворились перед прибывшими.

Идасси вошел: у стены, затканной цветами и травами, на троне слоновой кости сидела государыня Касия. Она была одета в белое платье, и волшебные птицы, вышитые на ее платье, танцевали и славили Страну Великого Света. Тысячи перьев феникса пошли на то, чтобы украсить подол ее платья, и тысячи драгоценных камней пошли на то, чтоб украсить бриллиантовую бабочку, укрепленную в ее волосах, но ярче всех этих камней блистали чудные зеленоватые глаза государыни Касии. От этих глаз Идасси внезапно стало дурно: что-то в душе внезапно хрупнуло и сломалось, и маленький варвар, не опустивший бы глаз перед убийцей, отвел взгляд перед женщиной.

Позади государыни толпились фрейлины и чиновники, а справа сидел государь в белых нешитых одеждах: он надул губки и не глядел на Идасси, а глядел на маленький жезл власти в своих руках.

– Что с тобой? – встревожилась государыня Касия, заметив, как побледнел ее сын.

– Матушка, – отвечал тот, – у меня болит голова. Можно мне уйти и не являться на вечернюю церемонию?

Государыня кивнула. Руш, отпихнув Идасси, прошел вперед и, став за троном государыни, положил свои тонкие холеные руки на его спинку.

Все замерли и стали смотреть на Идасси. Идасси, в своей синей курточке лицеиста, улыбаясь, прошел вперед, и хотя на его ногах были форменные башмаки из телячьей кожи, и под ними – толстые белые носки, Идасси показалось, что он идет босиком по иголкам. Идасси прижался одной щекой к полу перед государем, а другой щекой к полу перед государыней, а потом встал и выпрямился.

Красные, как ягода барбариса, губки государыни приоткрылись, и Идасси увидел ряд безукоризненно ровных зубов, белизной подобных вершинам родных гор Идасси и шерсти неродившегося ягненка.

«Сейчас она прикажет меня казнить, – подумал Идасси, – и я больше никогда не увижу гор моей родины и ее долин, и никогда не выпью парного молока из-под кобылы, и не проскачу на коне по белому насту, залитому солнцем и кровью врагов. И ее зеленых глаз я тоже не увижу».

Государыня повернулась к свой фрейлине и заметила:

– Какой хорошенький!

Руш услышал это и побледнел. Государь тоже это услышал, – и тоже побледнел. А государыня обратилась к Идасси:

– Что за скандал учинили вы в покоях государя? Порвали покрывало, оскорбили господина министра?

– Господин министр, – громко возразил Идасси, – сам оскорбил государя, запретил ему выходить из покоев, отобрал у него золотую игрушку. Каждый, кто оскорбит государя, заслуживает меча.

– Какую игрушку? – спросила государыня.

– Игрушку, – отвечал Идасси, – которая считает минуты и показывает, как ходят солнце и луны.

Тут государыня Касия всплеснула руками и обратилась к Рушу.

– Господин министр, – сказала она, – что я слышу? Кто вы такой, чтобы глумиться над моим сыном? И как смели вы что-то тащить из его покоев? Или вам недостаточно того, что вы воруете у народа, чтобы воровать еще и у государя?

Тут Руш бросился вперед, чтобы что-то сказать, но государыня размахнулась и ударила его белоснежной ручкой по щеке.

Все присутствующие были как громом поражены. А государыня повернулась к Идасси и сказала:

– Вот это времена,! Подданные оскорбляют государя, варвары учат их почтительности! Я счастлива, что у меня и моего сына есть такие защитники! Соблаговолите принять участие в вечерней церемонии!

* * *

По пути домой, в паланкине, Руш изорвал весь ворот у своей рубашки. А надо сказать, это был дорогой ворот, выложенный жемчугом и серебром, и мастера провинции Инисса вышивали этот ворот целый месяц, чтобы получить от Руша снисхождение в общегосударственных налогах. Едва Руш высадился из паланкина, к нему подбежал слуга и, кланяясь, доложил:

– Вас дожидается князь Ино Рваная Щека, – князю уже все рассказали!

Через полчаса министр, вымывшись в благовонной ванне с розовыми лепестками (он пользовался каждый день различными притираниями, чтобы угождать своим телом государыне Касии) и переменив рубашку, улыбаясь, предстал перед гостями.

– Обстоятельства изменились, – сказал Руш, – нынче утром вашего Идасси пригласили перед очи государыни, и все полагали, что из Малой Облачной Залы его выведут уже в цепях. Даже и цепи-то были готовы! Но случилось непредвиденное. Государыня, взглянув на него, заметила «какой хорошенький!» и никак не упомянула о цепях, а вместо этого пригласила его вечером на прием.

Князь Ино Рваная Щека изумился и сказал:

– Что же нам теперь делать! Мой король приказал мне не возвращаться без головы Идасси!

Старший сын предложил:

– Можно убить любого встречного мальчишку и преподнести его голову королю, все равно она за два месяца пути так протухнет, что подмену никто не распознает.

– Голова-то протухнет, – возразил младший сын Рваной Щеки, – но ведь Идасси все равно останется в столице, и слух об этом очень скоро дойдет до нашего короля. Мы выставим себя обманщиками перед сюзереном, и нам не останется ничего, как вспороть себе сердце из верности к королю, не ожидая, пока нас убьют по его приказу.

Тогда старший сын заметил:

– Вот что, господин первый министр, мы заплатили вам деньги за товар – за голову Идасси, и не наша вина, что товар за это время подорожал. Извольте найти способ выполнить свои обязательства перед нами!

– Вряд ли я теперь смогу что-то для вас сделать, – возразил Руш, – разве что пригласить вас вечером во дворец. Государыня примет Идасси в час Павлина в личных покоях. Вот что я вам советую: возьмите с собой мечи, без которых вы все равно никуда не ходите, и дожидайтесь Идасси прямо в Зале Ста Полей. Если вы увидите своего врага, который получил аудиенцию без очереди, в то время как вам пришлось дожидаться полсуток, – что может быть естественнее, если вы выхватите мечи и зарубите его?

– Так-то оно так, – сказал князь, – однако Идасси неплохо дрался ребенком, и все говорили, что из него выйдет отличный воин: как бы он не расцарапал нам кишки.

– Не бойтесь, – возразил Руш, – у него не будет меча, ведь подданным империи запрещено носить оружие, а во дворце это и вовсе невозможно.

– А как же пропустят нас? – изумился князь.

– Дайте мне еще десять тысяч и наденьте свои длинные варварские плащи. Будьте спокойны, – вас не обыщут. Только смотрите, не проходите в личные покои: там уже досматривают всех. Дожидайтесь у выхода.

Князь Ино Рваная Щека всплеснул руками:

– За что же это мы должны вам давать еще десять тысяч! Раньше мы давали вам деньги, чтобы вы убили совершенно постороннего человека, а теперь мы должны давать деньги, чтобы убить вашего же врага? Где это слыхано, чтобы человеку давали деньги за то, что он позволяет убить своего врага! По справедливости, это вы должны нам давать деньги, а не наоборот!