Глава вторая о том, как трудно забраться на дерево, услышать музыку цветов и не поссориться из-за Дрима

А сейчас их с Эви наверняка ждали, хотя Мира предпочла бы, чтоб все спокойно пообедали без них. Почему обязательно все нужно делать вместе? Вставать ровно в восемь часов, идти в столовую, потом погружаться в виртуальность, которой Мира побаивалась, а у Эви просто ничего не получалось. Воспитатели называли его неспособным, хотя Мира знала: как раз он способен на такое, о чем они даже не подозревают.

Например, он слышал музыку цветов! Сама Мира не различала ее в общем потоке звуков, который лился на них из леса, но верила Эви. Он пытался напеть ей те простенькие мелодии, которые вызванивали цветы, только голос у него был сиплый и слабый. Получалось не слишком красиво… Но у Миры хватало воображения представить, какие на самом деле песенки прячутся среди лепестков. А где же еще жить звукам, как не в таких красивых домиках?

Сейчас Эви ничего не напевал и даже не говорил. Когда он шел рядом, становилось заметно, какой же Эви маленький – на полголовы ниже! – и кожа у него на щеках собирается тонкими сухими складками еще больше, чем у нее самой. Наверное, как раз потому, что он такой маленький.

Волосы у него еще и не начали пробиваться, а у Миры был темный пушок, который она то и дело трогала и представляла, что, когда вырастет, у нее будет коса, как у Руледы. Или кудри, как у Дрима… Лучше даже кудри, ведь Дриму нравятся его солнечные волосы, Мира заметила это уже давно. Значит, он будет улыбаться, увидев ее.

По-прежнему глядя под ноги, Эви неожиданно объявил:

– С тобой стало скучно.

Мира даже остановилась:

– С чего это?!

Он насупился:

– Ты все время думаешь об одном и том же. Такая скучища! Я скоро перестану с тобой гулять.

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

Пожав покатыми плечиками, Эви сказал, как о чем-то естественном:

– Слышно же… У тебя в мыслях так и звенит: Дрим-Дрим. Надоело уже!

– Это я из-за твоих вопросов так раздумалась! – сердито отозвалась Мира, не зная, что еще сказать.

Эви тоже огрызнулся:

– А я про него и не спрашивал!

– Вон там ранеток много, – она попыталась увильнуть от разговора, и ей это удалось, потому что мальчик остановился как вкопанный.

– Оно же высоченное…

– Для меня оно меньше, я же сама выше. Вот я и полезу.

– Да ты упадешь и что-нибудь сломаешь! Помнишь, как Лема сломала… Что она сломала?

– Шейку бедра.

Эви разволновался еще больше, как будто речь шла о настоящей шее:

– Вот именно! И лежала потом целых полгода.

– Ее на руках таскали в «Виртуальный мир», – насмешливо напомнила Мира. – Думаешь, она хоть заметила, что не может ходить?

– Но ты же – другое дело!

Она неуверенно пообещала:

– Да я не сорвусь, – и почувствовала, как верхушка дерева хлестнула по самому сердцу и оно, увернувшись, упало куда-то. Приказав ему вернуться на место и притихнуть, Мира деловито потрогала ствол: крепкий! Значит, и ветви должны быть крепкими. Конечно, она не упадет! Что он придумывает…

Красные звездочки выглядывали из-за листьев, которые, как нарочно, выставляли их напоказ. Даже снизу Мира ощутила, какие они гладкие, эти ранетки, и как оглушительно будут хрустеть. От кисловатого сока сведет скулы, но это будет приятно, и захочется съесть их все до последней.

– Я буду сбрасывать их оттуда, а ты лови.

Она храбро взялась за нижнюю ветку, но поняла, что та слишком высоко от земли, чтобы закинуть на нее ногу. Вот если б ноги у нее были такими же сильными, как у взрослых…

– Вон ведро валяется! – Эви живо посеменил за куст. – Тут, наверное, поливали и бросили его.

Перевернув ведро грязным днищем кверху, он аккуратно установил его у дерева и поднял на Миру счастливые и немного испуганные глаза:

– Ну, давай!

Она попробовала ведро одной ногой: «Не проломится?» Потом встала обеими. Теперь уже легче будет закинуть ногу на ветку, если, конечно, поднатужиться.

«Здорово, что всем девчонкам выдают джинсы, – подумалось, пока Мира собиралась с духом. – Воспитательницы-то могут ходить в платьях, у них такие ноги красивые! А у нас жуткие… Все в каких-то пятнах!»

Зацепившись пяткой, она сообразила, что наверняка обдерет кроссовки и потом ей достанется, но сейчас было не до этого. Нога трусливо дрожала и норовила сорваться, и Мире пришлось побольнее укусить губу, чтобы отвлечься. Когда она наконец сумела сесть возле самого ствола, у нее уже тряслись все жилки в теле, а сердце вообще выделывало непонятно что.

Закрыв глаза, Мира переждала, пока стихнет шум в ушах, который, наверное, начался оттого, что в голове все взболталось. Затем уцепилась за ветку и встала, чтобы шагнуть выше.

Ранетки вовсю дразнили ее, казалось, до их прохладной кожицы можно дотянуться губами. Но не получалось. Стараясь пока не смотреть вниз, откуда доносились сиплые выкрики: «Ура! Давай!» – Мира осторожно перебралась повыше и тут уже устроилась надолго. Ствол, который она обняла, оказался теплым, и Мире почему-то опять вспомнился сон про воду, которая дышала: «А если все-все вокруг живое?»

Она решила, что надо бы поговорить об этом с Дримом, но тут же застенчиво подумала: это, наверное, слишком детский вопрос… Мире же хотелось выглядеть повзрослее. Конечно, еще не бабочкой, но хотя бы гусеницей, уже готовой выпустить из себя красоту.

– Лови!

Мира кинула вниз сразу три ранетки, чтобы немного растормошить Эви. Иногда ее пугало, каким он временами делался вялым, как будто с каждым месяцем энергии в нем становилось все меньше и меньше. А ведь такого не должно было происходить… Эта слабость, и ломота в суставах, и боль в пояснице, и не вовремя подламывающиеся коленки, и беспомощное дрожание в пальцах – все подобные ужасы должны были отступать с каждым днем, уходить из их тела. Разве взрослые так мучаются? Им же все нипочем! Вон Руледа может час не слезать с велотренажера, а Прат с Дримом бегают по лесным дорожкам до тех пор, пока майки у них не станут мокрыми.

Ранетки завертелись в воздухе, размахивая светлыми черешками, и стали похожи на «вертолетики» клена. Если они в конце лета не желали, кружась, опадать на землю, Мира забиралась на одно из шершавых деревьев и сбрасывала вниз целую пригоршню соцветий. И тогда они охотно танцевали в воздухе вальс и, может быть, сами и напевали, только слышал это один Эви.

Едва не потеряв равновесие, Мира схватилась за ствол обеими руками и медленно потянула назад только что промелькнувшее воспоминание: клен, она, кружащиеся «вертолетики»… Тот день, который вдруг вспомнился, был давно. Очень давно. Года три назад. И тогда для нее почти не составляло труда забираться на деревья. Почему?

– Эви!

Она услышала это испуганное восклицание и лишь секунду спустя узнала свой голос. Не поймав ни одной из брошенных ею ранеток, Эви кряхтя наклонился и обратил к Мире перевернутое лицо:

Конец ознакомительного фрагмента.