Она внезапно почувствовала полное безразличие ко всем, находившимся в зале, как бывало каждый раз, когда ей приходилось снимать чужой праздник. Придвинув свой стул, она обняла Данила за плечи и мягко поцеловала его согревшуюся щеку. Кожа оказалась чуть шершавой, и Даша подумала, что надо подарить ему крем после бритья. Саму бритву и недорогую пенку она купила сразу же и с восторгом проследила, как Данил со знанием дела произвел всю сложную процедуру.
«А руки-то помнят!» – с облегчением отметила она в то утро, а перед глазами почему-то возникла картинка, как несколько лет назад Ксения, навестив сестру, села за пианино и без ошибок сыграла что-то из Чайковского. «Сто лет не подходила к инструменту, а руки помнят!» – радовалась она тогда, с восхищением разглядывая тонкие, но сильные пальцы. Тогда еще на безымянном было обручальное кольцо.
Проведя согнутой кистью вдоль его щеки к подбородку, Даша ласково сказала:
– Мой хороший, не обижайся. Я не злая. Я просто немножко замотанная.
Он повернулся и доверчиво прижался лицом к Дашиной шее. Задевая губами ее кожу, Данил чуть слышно спросил:
– Я правда – твой?
– Теперь да, – уверенно ответила она и прижала его покрепче. – Раньше был Ксюшиным, а теперь мой.
«Только вот ей наверняка не приходилось так с тобой нянчиться!»
– Я помню Ксюшу, – не отрываясь от нее, сказал Данил.
– Конечно, ты и не должен ее забывать.
– Она мне пела про Барбоса.
– Ксеня? Шутишь! Она в жизни не пела! Хотя… Может, тебе… Я такой песни не знаю.
Резко выпрямившись, он азартно воскликнул:
– А я тебя научу!
– Обязательно. Дома, ладно?
Опомнившись, Данил настороженно огляделся и покорно согласился:
– Дома.
– Хочешь, потанцуем? Здесь можно, – предложила Даша, отчаявшись дождаться официанта. До выступлений играла музыка, и в кафе действительно танцевали.
Его взгляд снова стал беспомощным:
– А как? Я не умею.
– Это проще простого. Пойдем, я тебя научу.
Потянув его за руку, Даша отошла от столика шага на два, чтобы не смешаться с толпой, и положила руки ему на плечи.
– Обними меня, – сказала она категоричным тоном, чтобы он не посмел ослушаться.
В руках Данила чувствовалась неуверенность, но Дашу это не смущало. «Конечно, ему страшно, – рассуждала она, всем телом помогая ему попасть в такт. – Он же не чувствует себя наравне со всеми, а я заставляю его вести себя так же… Ну, ничего. Он все вспомнит».
Его ладони вдруг задвигались, и, подняв голову, Даша увидела в широко раскрывшихся серых глазах замешательство. «Ох ты! – испугалась она. – Да ведь он…»
Она попыталась отстраниться, но Данил держал ее. Его руки уже прожигали ей блузку, а сердце колотилось так, что сбивало с ритма ее собственное.
– Данил… – начала она строгим голосом, но тут ее охватило что-то настолько горячее и сильное, будто это было отдельное от Данила живое существо, не знающее неуверенности и страха.
Это нисколько не походило на обычный поцелуй, которых в Дашиной жизни было немало. Но ни один не увлекал ее в жаркую многоцветную спираль, закручивавшуюся с такой скоростью, что Даша не успевала даже перевести дыхание. Она застонала от страха окончательно раствориться в этом новом для нее и пугающем, а Данил все не выпускал ее. Все его тело, едва ощутимо, незаметно для остальных, но двигалось уже в другом танце, который Даша хорошо знала, а он только вспоминал. И ей вдруг показалось, что каким-то чудом Данил уже проник в нее, иначе откуда взялась бы эта болезненная судорога, от которой сводило бедра?
Внезапно он отпрянул и беспомощным движением прижал ко рту ладонь. На его лице выразилось такое потрясение, что Даша схватилась за его сжавшиеся плечи:
– Что ты? Все хорошо.
– Что это… было? – едва слышно спросил он.
– Ничего страшного. Это…
«Как же ему объяснить?!» – Она в отчаянии подыскивала слова, но все они оказывались неверны. Наконец она нашлась:
– Это и значит, что ты – мой. А я – твоя.
И сама удивилась, потому что совсем даже так не считала.
– Хочешь еще? – нетерпеливо облизнувшись, спросила она, прислушиваясь к собственному желанию.
Он молча смотрел на нее несчастными глазами, и тогда Даша сама обхватила его за шею и поцеловала. Но оказалось, что когда целует он – это совсем другое. Это ни на что не похоже. Она взмолилась, хватая его губы:
– Ну, давай еще… Так же…
И, не успев набрать воздуха, опять улетела за край земли, ни на секунду не пожалев об этой самой земле, с которой расставалась. Она даже не вспомнила, что есть ее дом, а в доме ждет сын. Ничто сейчас не могло ее удержать. Одна рука Данила грела ей затылок, а другой он пускал через поясницу молнии.
«Так он и вправду… – мелькнул у нее слабый отсвет мысли, – инопланетянин…»
– Эй, друзья, вы не слишком увлеклись?
Оторвавшись от Дашиных губ, Данил обвел слепым взглядом чужие лица. Он еще не научился их видеть. Он уже возвращался, но еще не вернулся.
– Здесь вам не стриптиз-бар, – недовольно пробурчал уже знакомый Данилу поэт и сердито указал ему на низ живота.
Данил тоже оглядел себя и не увидел ничего особенного.
– Чего он хочет? – спросил он у Даши, которая смотрела туда же и как-то загадочно улыбалась.
– Да-а, – протянула она в ответ, и в ее голосе послышалось уважение.
– Да что?! – Данил опять беспомощно осмотрелся.
Очнувшись, она торопливо потащила его к вешалке:
– Ничего, мой хороший. Всё просто отлично! Пойдем скорее домой…
– А «Пепси»?
Даша замерла, от изумления расширив глаза, потом неудержимо расхохоталась:
– Ты хочешь «Пепси»?
– Ты же обещала, – обиделся Данил.
Она с размаху прижала к груди руку и поклялась:
– Я куплю тебе по дороге целую бутылку.
Всучив ему дубленку, она юркнула в свою меховую куртку и рывком натянула вязаную шапочку. Пока Данил не спеша застегивался, она сама нахлобучила ему ушанку и опять, как маленькому, завязала под подбородком. Он вдруг прерывисто вздохнул:
– Я тебя огорчил?
– Ты?! Ну что ты! Совсем наоборот.
У него обиженно дрогнул все еще влажный рот:
– Тогда, значит, я тебе не нравлюсь.
– Вот еще новости! Да что с тобой? Ты мне очень даже нравишься! Стала бы я…
Он не дослушал:
– А почему же ты хочешь, чтобы я стал другим?
– Пойдем же… Да каким другим? Дай мне руку… Я ничего не понимаю!
– Другим, – упрямо повторил Данил, следом за ней выходя на улицу.
Насторожившись, Даша решила продвигаться в глубь его рассуждений на ощупь.
– Почему ты так решил?
Некоторое время он шагал молча, прикрывая нос коричневой варежкой. Снег сухо поскрипывал под их ногами, и разнобой шагов сливался в нескладную песенку сердитого мальчишки, похожую на «Упрямца» Свиридова. Наконец Данил убрал от лица руку и угрюмо проговорил:
– Я не такой, как те люди. Они так смотрели на меня…
Она успела удержать смешок и покровительственно похлопала его по спине:
– Они завидовали, мой хороший. Не задумывайся над этим.
– Я правда твой?
– Сегодня ты станешь моим целиком, – загадочно пообещала Даша и, как взрослого, взяла его под руку.
Через несколько шагов Данил серьезно спросил:
– А что для этого нужно?
– Чтобы ты стал моим? Ну… Надо, чтобы ты… Чтобы ты снова поцеловал меня.
Он с облегчением сообщил:
– Я уже целовал тебя.
– У тебя это здорово получается, – усилив голосом свое восхищение, сказала Даша и потеснее прижалась к его руке.
– Я все правильно делал?
– О да! Так и продолжай… А дальше… Всё само произойдет. Ты сам все знаешь, только немножко забыл.
– А «Пепси» ты мне купишь? – встревожился Данил и притормозил у павильона.
«Ах ты, продажная душа!» – подумала она с нежностью и полезла за деньгами.
Зажав бутыль под мышкой, он довольно улыбнулся:
– Сережка обрадуется.
– Надеюсь, он уже спит, – пробормотала Даша, подтаскивая Данила по ледяным дорожкам.
Быстро взглянув на нее на ходу, он озадаченно заморгал:
– Ты на него сердишься?
– Нет, конечно. За что?
– А почему ты хочешь, чтобы он уже спал?
– Чтобы не помешал тебе стать моим. Это может произойти, только когда никто не видит.
На этот раз Данил не удивился.
– Это как путешествие на радугу, – задумчиво подтвердил он.
– Осторожно, тут лед! Ну, прокатись… Про какую радугу ты говоришь? Я ведь тебе объясняла. Это район наш так называется.
Но Данил несогласно мотнул головой:
– Это не район! Ты ошибаешься. Радуга – это… это совсем другое.
– И ты там бывал? – насмешливо поинтересовалась Даша.
– Да, – уверенно кивнул он.
– Ну, может, и так… Хотела бы я там побывать.
Он остановился рядом с воткнутой в сугроб новогодней елкой и сразу стал похож на молодого и совсем неопытного Деда Мороза. Глядя на Дашу восторженными глазами, он, запинаясь, спросил:
– Ты… правда… хочешь?
– На радугу? Ну, еще бы! Вот где я хотела бы поснимать.
– Там нельзя снимать, – возразил Данил.
– А что так? – поддразнивая его, поинтересовалась Даша. – Убудет от нее, что ли?
Уже схваченные морозом ресницы растерянно затрепетали:
– Не убудет… Я не знаю. Не получится!
– Не стой, мы окоченеем… Жалко, что не получится. Но посмотреть-то можно?
– Я тебе покажу, – серьезно пообещал он.
– А поцелуешь? – Даша лукаво заглянула ему в лицо.
Когда Данил вставал на ноги, ей, в свою очередь, приходилось смотреть на него снизу вверх. Вновь замедлив шаг, он робко спросил:
– Сейчас?
– Испугался? Нет, на морозе нельзя. Тебя разве в детстве не учили? Губы обветрит. Тебе надо беречь губы. Они у тебя какие-то волшебные…
– Волшебные, – повторил Данил и засмеялся, польщенный. Потом вдруг огорченно заметил: – Еще одна.
– Что?
– Елка. Зачем их выбрасывают? Берут домой, а потом выбрасывают.
– Что делать, Даня… Не бывает вечных праздников. Хотя всем хотелось бы…
– Ты меня тоже выбросишь.
– Что?! – ужаснулась Даша и хлопнула его по руке. – Только посмей еще раз сказать такое!
Но Данил с неожиданной для него рассудительностью пояснил:
– Я ведь тебе не сын. Я видел передачу. Там одну девочку тоже взяли, а потом вернули.
– Куда?
Пытаясь припомнить, он широко растянул губы, и на искусанных морозом щеках проступили удлиненные скулы.
– Я забыл, – измучившись, признался Данил.
Вспоминать не было нужды, Даша и сама поняла, о чем идет речь. Но ей хотелось прощупать глубину его памяти, и она убедилась, что даже свежие впечатления могут осесть в тихом омуте, куда и соваться страшно.
«Он – взрослый, видавший виды мужчина, – уже забыв, о чем они говорили, думала Даша, торопливо пересекая последний двор, отделявший их от дома. – Что стало бы со мной, если б на моих глазах погибли двое самых близких людей? Нет! Даже представлять не хочу… А ведь его, наверное, еще и контузило взрывом… Вдруг со временем ему станет еще хуже? Почему же я все тяну с лечением?»
– Ты молчишь, – печально заметил Данил.
– Что? – опомнилась она. – А, ты опять про детский дом?
– Да, детский дом, – ничуть не обрадовавшись, подтвердил он.
– Так туда отдают маленьких детей, а ты смотри какой! Выше меня. И сильнее в два раза… Тебя никто не посмеет тронуть. Ты можешь жить, как любой взрослый человек. Работать, дружить с кем-нибудь, путешествовать… если денег хватит. Ты и жениться можешь.
Он резко и обиженно выкрикнул:
– Нет!
И с силой втянул студеный воздух.
– Ты что делаешь? – испугалась Даша. – Так и легкие застудить недолго… Почему – нет? Ты не хочешь работать? Или жениться?
– Я не хочу… всего этого.
– Ну, не хочешь, и не надо, – пошла она на попятный, чтобы не расстраивать его.
Даша еще не отказалась от мысли о близости, и тело само торопилось к дому. «Хорошо, что он понимает лишь половину, – воровски радовалась она. – А то посмеялся бы, пожалуй, над изголодавшейся бабой…»
Давно приучив себя отгонять нежеланные мысли – сперва о Сережкином отце, позднее о собственном, которого они похоронили три года назад, потом о сестре, – Даша с тем же упорством загоняла в темный уголок совести и новые угрызения: «Это же все равно что совратить ребенка! Совсем невинного… Как ты можешь?!»
Неловко оправдываясь: «Но на самом-то деле он же не мальчик… Уж насмотрелся на своем веку!» – Она сама себе была противна и рассерженно думала, что, наверное, именно так и рассуждают похотливые соблазнители, которые отлично понимают, насколько же непорядочно будет обидеть именно эту женщину, но что поделаешь, если желание просто выворачивает наизнанку?!
«Если б он был здоров, в этом не нашлось бы ничего запретного… Но тогда я ни за что так не завелась бы». Даша с третьего раза наконец попала ключом в замочную скважину и открыла дорогу к грехопадению. Без опасений шагнув первым, Данил спросил уже из темноты:
– А можно, я сначала попью «Пепси»?
Вся так и сжавшись от стыда, она подалась к нему и, пытаясь защититься от самой себя, схватила его неожиданно горячую руку и прижала к своей замерзшей щеке.
– Погрей…
Он приложил и вторую, потом осторожно прижался губами к уголку ее губ. Их окружала темнота – Сережка уже и вправду лег спать. Спешить было некуда, и Даша настойчиво подавила свое нетерпение.
– Делай что хочешь… Зачем ты спрашиваешь? Конечно, пей, если хочется.
– Хочется, – шепотом откликнулся Данил, но вместо того, чтобы отправиться на кухню, припал к ней всем телом.
– Можно, я сниму с тебя свитер? – теряя слоги, пробормотала она и запустила руки под вязаное полотно.
Там была еще футболка, но Даша не решилась сразу пробраться к телу и остановилась на половине пути. Его выдох едва не обжег ей лицо, как пар от горячего источника. Данил рывком стянул свитер и бросил его на пол.
– Так?
– Пойдем в комнату…
Наступив на кота, который гневно вякнул во все горло, она пошатнулась и, наткнувшись на Данила, опять почувствовала то, что так поразило всех в кафе. «Он и не понимает», – подумала Даша с умилением и тут же потеряла эту мысль, потому что Данил обнял ее сзади и яростно задышал в шею.
– Пойдем, пойдем. – Даша на ходу расстегивала пуговицы на блузке.
Его дрожащая ладонь прижалась к ее животу, и они оба замерли, пронизанные одним ощущением. Но дверь в детскую оставалась открытой, и Даша заставила себя оторваться от его тела, чуть отпихнув Данила бедром. Но едва она отпустила ручку бесшумного замка, он снова оказался рядом и повернул ее к себе лицом. На миг Даша увидела его в свете луны, которая подглядывала сквозь неприкрытые шторы: глаза Данила стали огромными и наполнились такой отчаянной решимостью, будто он собирался шагнуть в пропасть.
– Не бойся, – шепнула Даша, сжав ладонями его щеки. – В этом нет ничего плохого. Поверь мне. Ты не станешь хуже.
Убрав его руки, она сняла блузку, потом, не сводя с Данила взгляда, расстегнула брюки и вышагнула из них, безвольно опавших к ее ногам.
На ней оставался только узенький треугольник, но Даша медлила, и тогда Данил сам взялся за тонкую резинку.
– Да? – спросил он осевшим голосом.
Она кивнула, внезапно поняв, что растеряла все слова. Данил медленно потянул вниз и сам осел на пол. Его губы оказались на уровне ее пупка, и он прижался к нему, словно надеялся вытянуть пуповину, которая позволит ему остаться ребенком.
Подняв голову, Данил тихо спросил:
– Я тоже должен снять одежду?
– Тебе не хочется?
– Не знаю… Так надо?
– Если ты хочешь стать моим…
Он уточнил:
– Твоим – кем?
– Просто моим. Всем.
– А это получится?
– Я тебе обещаю.
«Остановись! – вскрикнул кто-то внутри ее. – Ведь он тебе не нужен. Нельзя его обманывать, он – не мужчина. Он не заслужил».
Наклонившись, Даша сняла с него футболку и, встав на колени, прижалась к его груди, в глубине которой словно бурлили подземные воды. Глядя в его потерянные глаза, она взялась за ремень, но тут Данил смутился и забормотал:
– Можно, я сам? Я сейчас.
– Я не сделаю тебе ничего плохого.
– Да. Я знаю, – подтвердил он голосом, полным отчаяния, и с силой рванул ремень.
– Не торопись так, ты уже весь мокрый. Я никуда не убегу.
Наконец он выбрался из штанов и смущенно оглядел себя. Скользнув ладонями вдоль его тела, Даша с восторгом сказала:
– Тебе нечего стесняться, поверь мне. Любой мужчина может тебе только позавидовать.
Он не стал с этим спорить, но и не обрадовался. Заставив себя не обращать на это внимания, Даша мягко повернула Данила к дивану:
– Давай ляжем… Так, для начала, будет удобнее. Иди ко мне… Вот так. Ох, какой ты горячий!
– Подожди, – вдруг сказал Данил твердым, совсем мужским голосом. – Мы договаривались… Сначала мы полетим на радугу.
И ладонью закрыл ей глаза.
О проекте
О подписке