Пока она обреченно тащилась к входной двери, в мыслях, тесня друг друга, пробегали черные волны. Одна из них накатывала упреком, что Даша не удосужилась даже поставить Федора в известность, уехав на похороны. А другая поддразнивала: «Ну, объясни ему, объясни, что это за мужик сидит у тебя на кухне в спортивных трусах?» Зато третья обдавала холодным безразличием: «Да не все ли равно, что подумает о тебе это ничтожество? Не считаешь же ты, что он тебе верен? Смешно даже думать об этом!»
Даша на такое и не надеялась. Впрочем, ей и не хотелось на это надеяться.
– Привет, лапуня, – по обыкновению томно протянул Федор, когда она открыла дверь.
Он утверждал, что именно так говорят на Украине, откуда Федор был родом. Даша не могла этого оспорить, поскольку с детства не выезжала из Сибири, но была убеждена, что эта неестественная, неприятная манера – его собственная. Дашу от его скучающего голоса неизменно тянуло в сон, поэтому уложить ее в постель оказывалось проще простого.
– Ты не больна? – без интереса спросил он и, не дожидаясь приглашения, которого Даша могла и не сделать, прошел в комнату. – А то я тебя потерял. Вчера пришлось собственноручно снимать совершенно идиотский праздник в каком-то училище… Как у вас в Сибири их называют? Шараги? Настоящая шарага. Плечи до сих пор болят, между прочим! Так что придется тебе масси…
Федор вдруг замолчал на полуслове. Едва не повизгивая от восторга, Даша со злорадством наблюдала, как он, застыв с приоткрытым ртом, разглядывает Данила такими глазами, будто у того было по меньшей мере две головы.
– Это… что? – утратив манерность, спросил он заикаясь.
– Это не что, а кто, – сдержанно поправила Даша. – Познакомьтесь, пожалуйста.
Данил улыбнулся так радостно, словно только и ждал появления гостя.
– А я вычищаю землю, – гордо сообщил он.
Федор медленно перевел на Дашу взгляд, полный такого неподдельного изумления, что даже стало слегка его жаль.
– Что он сказал?
– Пойдем, я тебе все объясню, – она не удержалась от смеха, поглядев на сияющее лицо Данила.
«Я вычищаю землю, – повторила она про себя. – Это звучит внушительно…»
Выскочив из своей комнаты, Сережка вежливо сказал:
– Здрасте. Заменили стекло?
С первого же дня Федор запретил мальчику называть его «дядей», потому что сказки Успенского были у всех на слуху. Но обратиться к нему просто по имени Сережка до сих пор не решался.
– Пришлось, – понемногу приходя в себя, отозвался Федор. – Как там моя красавица? На месте?
Сережка отпрыгнул к окну и прижался к стеклу носом.
– Стоит. Вокруг ни души, – бодро отрапортовал он.
– Смотри-ка, что я тебе принес, – вспомнил Федор и запустил узкую ухоженную руку за пазуху.
– Во, класс! – завопил Сережка, выхватив маленького робота. – Он заводной, да?
– На батарейках, – рассеянно сказал Федор и, повернув мальчика, слегка его подтолкнул. – Ну иди, поиграй. Нам с твоей мамой нужно кое-что прояснить.
Хитро прищурившись, Сережка мотнул головой в сторону кухни:
– На счет этого? Да это так, дурачок один. Не берите в голову.
– Ну-ка, иди отсюда! – вскипела Даша. – Никогда не лезь не в свое дело!
Что-то пробурчав (ей ничуть не хотелось узнать – что именно), мальчик, прихватив нового робота, скрылся в своей комнате. Федор проводил его нетерпеливым взглядом, но в движении, которым он поправил свои мелкие черные кудри, были степенность и снисходительность.
– Итак? – вопросительно протянул он.
Даша уже приготовилась рассказать все, чего Федор не знал о последних днях, но вместо этого почему-то спросила:
– Что – итак?
Он сразу подобрался, и в вытянутом лице, носившем печать хронической усталости, проявился интерес. Такое выражение Даша наблюдала, лишь когда Федора настигал слух о возникновении очередной конкурирующей фирмы.
– Я полагал, что ты хочешь мне рассказать нечто занятное.
Даша согласно закивала:
– Я тоже так полагала. А теперь вот чувствую – не хочу, и все тут! Ничего не попишешь.
– Значит, вот как?
Расстегнув кожаный плащ на меху, Федор неторопливо прошелся по комнате, оглядывая все вокруг с таким удивлением, будто видел впервые.
Заметив на ковре перышко, он указал на него тонким узловатым пальцем:
– Вы так бурно провели эту ночь? Что делали? Подушками кидались?
– Не только, – уклончиво ответила Даша.
– А чем еще можно с ним заниматься? Он же дурачок. Даже твой сын…
– С каких это пор мой сын стал для тебя авторитетом? Может, с тобой тоже что-то произошло?
– А с тобой произошло? Где ты его подобрала?
Его узкие губы уже побледнели от гнева, но Даша наблюдала за ним с хладнокровием, удивлявшим ее саму.
– По наследству достался, – честно призналась она, зная, что как раз в это поверить невозможно.
Федор остановился, смерил ее взглядом и язвительно посоветовал:
– Пока не поздно, поменяй на кота в сапогах.
Не справившись с собой, Даша расхохоталась ему прямо в лицо и нахально ответила:
– Ну что ты! Он гораздо лучше кота.
– Даже проверять не буду, – угрюмо заверил Федор. – Я все-таки не понял: это всерьез? Да нет, не может быть…
– Почему это? – возмутилась она.
– Насколько я заметил, твой сын тоже не в восторге.
– А кто еще не в восторге? Я – в полном!
Теряя терпение, он повысил голос и перестал растягивать слова так, что каждое обвивалось вокруг шеи:
– Но этот парень… Он действительно слабоумный?
– Нет, он тебя разыграл, – с легкостью солгала Даша. – Чтоб ты драться не полез.
– Я? Драться?! Ты в своем уме? Я с пяти лет не дрался. А может, и до того…
«Нашел чем хвалиться!» – с раздражением подумала Даша, испытывая во всем теле то ощущение неловкости, которое возникает после порыва пыльного ветра. Ей не терпелось выставить Федора за дверь, сбросить подаренный им халат и прыгнуть под душ. Эта мысль так утянула ее, что Даша незаметно повела плечами, ловя невидимые упругие струи.
– А я все!
Она быстро обернулась на голос Данила и шагнула к нему так порывисто, будто собиралась нырнуть в незамутненную глубину его глаз.
– Может, вы все-таки позволите нам поговорить? – резко спросил Федор, полоснув его ожесточившимся взглядом. – Что за невоспитанность?
Перестав улыбаться, Данил прижал приставку к груди и молча скрылся в кухне. У Даши вырвалось:
– Зачем ты?! Не смей его обижать!
Она бросилась следом и нашла Данила на полу возле раковины. Он сидел, уткнувшись лбом в колени, а спасенная им приставка сиротливо жалась к его боку. С силой подняв его голову, Даша увидела, как подступающий плач оттягивает вниз уголки его рта.
– Мой хороший, – взмолилась она, торопливо поглаживая подрагивающие щеки, – только не плачь, слышишь? Он того не стоит! Я не дам тебя в обиду, ты мне веришь?
Справиться с трясущимися губами ему не удалось, и Данил только кивнул.
– Ну, вот и хорошо. – Она прижалась лицом к его колючей щеке. – Ты – умница, все сделал. Сейчас мы проводим этого… гостя… и проверим, как она работает.
– Я и плеер сделаю, – слегка успокоившись, пообещал он.
– Да конечно, сделаешь! Ты у меня такой молодец…
– Ты у меня? – раздался голос Федора, в котором опять зазвучали привычные интонации.
Он так резанул Даше слух, что ей захотелось демонстративно сунуть в ухо палец и как следует потрясти. Но она не выпустила судорожно сжавшихся рук Данила.
– Тебе лучше уйти, – холодно сказала она Федору и выразительно оглядела его, начиная с дорогих немецких сапог. – Мы потом встретимся и обсудим все… дела. Сейчас не время.
– Я вижу, – насмешливо отозвался он. – А мальчишка-то был прав…
– Ну и что с того? – напрямик спросила она.
Узкие кожаные плечи слегка передернулись:
– Да ничего. Твое право. Смешно просто.
– Вот и смейся на здоровье, – опять разозлившись, отрезала Даша. – Только подальше отсюда. «Волга» уже окоченела без тебя.
Она рассчитывала, что он обидится и уйдет, обругав ее напоследок, но Федор даже не двинулся с места. Заложив руки за спину и чуть покачиваясь на носках, он беззастенчиво разглядывал сжавшегося в углу Данила.
– В своем плаще ты похож на эсэсовца, – не выдержала Даша.
Не обратив внимания на ее слова, Федор серьезно спросил:
– А все-таки что с ним?
– Пережил нервное потрясение. – Она улыбнулась Данилу. – Но все будет хорошо, правда?
– Я починю плеер, – заискивающе проговорил он.
Федор издал торжествующий возглас:
– А так ты все же как-то его используешь?
– Прекрати говорить при нем всякие гадости. – Она мягко высвободилась из рук Данила и поднялась. – Я провожу тебя…
– Да я и не торопился, – пробурчал Федор, шагая к двери. – Все же кто он такой? Откуда он взялся?
Щелкнув замком, Даша придержала дверь и наспех проговорила:
– У меня сестра погибла. Я ездила ее хоронить. Она собиралась за него замуж, так что он мне вроде как родственник. Как видишь, он выжил.
– А почему ты мне не сказала? – с упреком спросил Федор и осторожно положил руку ей на плечо. – Я съездил бы с тобой. А то пропала, и все! Я уж не знал, что и думать…
– Я не успела предупредить, все произошло внезапно, – опять солгала Даша и чуть шире открыла дверь.
– И что ты будешь с ним делать? Его же лечить надо. Нельзя это так оставлять!
Его голос зазвучал сочувственно, и это было так непривычно, что Даше сразу стало не по себе. Изнывая от желания вытолкать Федора, она нехотя призналась:
– Вера советует то же самое. Наверное, надо… А может, сам отойдет?
– Почему ты меня выпроваживаешь? Объяснила бы все сразу, я по-другому бы с ним разговаривал.
«Ты по-другому не умеешь!» – огрызнулась Даша про себя.
– Что уж теперь, – сказала она. – Ты уже напугал его. Теперь он будет шарахаться от тебя.
– Я вообще-то надеялся увезти тебя куда-нибудь. – Он оскорбленно приподнял голову.
Быстро потеребив пальцем узкий, выступающий подбородок, Даша проворковала:
– В другой раз, ладно?
– Понятно, что в другой раз… Я надеюсь, беспокоиться мне не о чем? – с нажимом произнес Федор и нахмурил брови, что вышло у него совсем не грозно.
Даша пылко возмутилась:
– Да ты что?! Хорошего же ты обо мне мнения!
Эта финальная сцена до того рассмешила ее, что, едва закрыв за Федором дверь, она так и зашлась беззвучным хохотом. Цепляясь за стены, Даша добрела до кухни и в изнеможении опустилась на пол рядом с Данилом. Он посмотрел на нее с веселым удивлением и нерешительно улыбнулся.
– Привет. – Даша подтолкнула его плечом. – Ты кто?
– Я – вождь племени сахаптинов, – гордо ответил он.
– Почему именно сахаптинов?
Выразительно выпучив глаза, Данил подергал плечами:
– Таким родился.
– А я кто? Ой, у меня уже слезы текут!
Он усердно вытер ей глаза ладонью. Только сейчас Даша заметила, что вся кожа на его руках покрыта ссадинами, уже поджившими, но все еще слегка воспаленными.
«Наверное, он выбирался из-под завала и весь ободрался», – с состраданием подумала она и, не задумываясь, имеет ли на это право, погладила его руку.
– А кем ты хочешь быть? – серьезно спросил Данил. – Хочешь, будь моей невестой? Я принесу тебе подарок.
– Какая уж из меня невеста, – без сожаления отмахнулась Даша. – Мне бы уж сразу в жены.
Он тотчас согласился:
– Можно. Для этого ты должна принять мой подарок.
– И все?
– А что еще?
– Действительно, – пробормотала Даша, украдкой оглядев свой красивый халат, – зачем принимать подарок, если и речи нет о том, чтобы стать женой.
Она думала обо всем этом поздно вечером, когда, уложив всех спать, по привычке закрылась на кухне, чтобы в темноте послушать радио. Все звуки в ее любимой магнитоле, подаренной сестрой, были так чисты, словно тут же, за столом, сидел невидимый музыкант и под гитару нашептывал грустные песни. Тихонько щелкнув рычажком, Даша легла на руку и увидела между легкими занавесками маленькую звезду.
«Техас называют штатом «одинокой звезды», – вспомнилось ей. – Почему? О каких индейцах он говорил? Может, они как раз оттуда? Я никогда не читала про индейцев, только смотрела в детстве фильм про Чингачгука… Надо бы расспросить Данила, наверное, это занимательней новостей, которые я зачем-то слушаю каждый день. Что в них может быть интересного? Все одно и то же… И вообще, что интересного в этой взрослой жизни?»
Сестра опять настойчиво просилась в ее мысли. Ксеня никому не позволяла забывать о себе надолго, даже бывшему мужу звонила, как по графику, каждое воскресенье.
«Зачем? – удивлялась Даша. – Оставь ты его в покое! Ты же сама хотела, чтобы он ушел. Он и квартиру тебе оставил, и алименты платит, что тебе еще надо?»
У Ксении начинали злорадно посверкивать глаза: «А вдруг ему хорошо живется? Пусть помнит, что я существую!»
«Почему я думаю о плохом? – спохватилась Даша. – Разве так можно после похорон? Хотя… Почему это – плохое? Такой она была, и я ее любила. Она же не вождь, чтобы превозносить ее после смерти. Хотя теперь им тоже достается…»
И все же ей хотелось помнить только хорошее, ведь такого было много, а в голову лезли какие-то неприятные воспоминания, которые, казалось, давно забылись. Она вдруг увидела себя первоклассницей, с испачканными ладошками и двумя смешными «хвостиками», перетянутыми резинками от бигуди.
«Где отец взял эти резинки? – запоздало удивилась она. – Ведь в нашем доме никогда не появлялись женщины».
Их вечное неприсутствие тоже показалось странным – теперь, на расстоянии. А тогда они с сестрой и не представляли, что может быть иначе. Папа принадлежал только им.
«Бедный!» – Даша скривилась от раскаяния, но тут ее опять отвлекла проявившаяся сквозь время картинка, и она покрепче зажмурилась, чтобы лучше рассмотреть.
Ее слабые лопатки опять сдавила жесткая спинка стула: сестра привязывала ее, чтобы Даша не сутулилась. Сопротивляться не имело смысла, ведь Ксения всегда добивалась своего. Даше было больно и все время хотелось плакать, поэтому уроки она делала «тяп-ляп», как говорил отец, просматривая ее тетради, покрасневшие от троек.
«Все-таки это свинство! – с негодованием остановила себя Даша. – Совсем не время вспоминать такое… Хотя… Спина-то у меня прямая – дай бог каждому! Почему же я думаю об этом без благодарности?»
Тихим ответом, о котором Даша уже и сама догадалась, скрипнула кухонная дверь, и, просунув голову в щель, Данил шепотом пожаловался:
– Я не могу уснуть.
Даша выпрямилась и поманила его рукой:
– Иди, посиди со мной.
Он тщательно притворил дверь:
– Сережку не разбудить бы.
– Не бойся, у него крепкий сон. Иди же сюда… Ты любишь музыку?
– Да, – не сразу ответил Данил и, придвинув табурет, сел совсем близко. – Ты и вчера тут сидела и слушала эту магнитолу, и сегодня… Почему?
Неловко усмехнувшись, Даша совсем тихо призналась:
– Она поет мне о любви. Только она одна и поет. – И, вспомнив его обещание, спросила: – Ты еще не приготовил мне подарок?
– Нет, – с сожалением сказал он. – Я не успел. Зато плеер починил.
– Где ты этому научился?
– Не знаю. А этому учатся?
Даша в замешательстве раскрыла рот, потом посмотрела на Данила повнимательнее и с сомнением произнесла:
– Может, и нет… Почему ты назвался вождем племени сахаптинов? Они какие?
– Они настоящие, – уверенно ответил он и в подтверждение несколько раз качнул крупной головой.
– А ты? – с любопытством спросила Даша. – Ты – настоящий?
Он вдруг растерялся и жалобно заморгал:
– Я… я не знаю… Вот ты – настоящая.
– Почему? – Она замерла, ожидая ответа.
– У тебя глаза такие… Настоящие.
– Они у меня карие. А у принцесс всегда бывают синие.
Выпятив большие губы, Данил взглянул на нее с укором, потом не выдержал:
– Ты хочешь быть принцессой? Ты уже не хочешь быть моей женой?
– Хочу, – не смутившись, сказала Даша. Она взяла его руку и, зажав остальные пальцы, направила указательный на окно. – Смотри, там звезда.
Сосредоточенно проследив взглядом, Данил обрадовался:
– Правда, звезда! Маленькая…
– Тебе ее жалко?
– Может, ей нравится быть одной, – задумчиво ответил он. – Это ведь часто бывает.
Даша с тревогой спросила:
– А тебе?
– А мне нравится быть с тобой, – просто сказал он. – Можно, я тебя поцелую?
Не ответив, она повернула к нему лицо, но Данил осторожно прикоснулся губами к ее щеке.
– Вот так. – Он громко, счастливо вздохнул. – Вот теперь я усну.
О проекте
О подписке