Внезапный звонок мобильного произвел эффект брошенной под ноги сковороды. Вздрогнув, Ира перевела взгляд на определитель и буквально увидела, как ответ, издевательски хмыкнув, показал ей средний палец и юркнул в щель между тихим миром мыслей и шумным миром действительности. Где и растворился.

Вздохнув, Самойлова подняла трубку:

– Доброе утро, Ладо.

– Доброе утро, Ирина. – Если Орк и услышал разочарование в ее голосе, то он этого не показал. – Прошу прощения, вы сегодня на работу поедете?

– Что? Ах да, сейчас спущусь вниз, – спохватилась она.

– Отлично, я вас жду, – Ладо дал отбой. Гнать по пробках он никогда не любил: в его работе и без того хватало стрессов и напряжения.

Все еще сжимая в руке телефон Самойлова перевела взгляд на снимок Лизы и непроизвольно поморщилась. Кто бы знал, как невовремя иногда бывают звонки от, в общем-то, добрых людей, которые к тому же преданы своему делу. Она ведь чувствовала, что была близко к разгадке, очень.

«Ладно, но игра еще не закончена», – Ира поднялась и убрала снимок в сумку. Ей оставалось обуться и закрыть за собой дверь квартиры.

Между тем Исаев уже подходил к своему дому.

Бросив взгляд на столпотворение машин во дворе («Кто-то в кого-то въехал?»), Андрей, не вдаваясь в подробности чужих проблем, придержал дверь для невысокого полного парня лет девятнадцати-двадцати, может быть, чуть постарше. Молодой человек как раз выходил из подъезда с кипой газет, которые он прижимал к груди одной рукой, толкая другой впереди себя сумку на колесиках. Кивком ответив на признательный взгляд парня, Исаев переступил порог и наткнулся на колючие глаза консьержки, сидевшей, как сыч, в своем «домике».

– Доброе утро, Елена Михайловна, – усмехнулся Андрей.

– Доброе утро, Андрюша, – и женщина, расслабившись, уткнулась в экран телевизора.

Задержавшись у почтовых ящиков, Исаев, погремев ключами, открыл дверцу своего бокса, выгреб порядком надоевшие ему рекламные проспекты, листовки и очередной привет от Мосэнерго в виде квитанции на оплату. Свалив всю промо-продукцию в стоявшую рядом коробку, Андрей пошарил в глубине почтового ящика. Ему все казалось, что там есть что-то еще. В этот момент его пальцы нащупали нечто узкое, плоское, плотное. «А это еще что?» – Андрей потянул «это» из ящика, и на свет появился конверт, который можно купить в любом отделении Почты России. Но этот конверт был лишен какой-либо маркировки. «Ну и кто же нам пишет?» – Исаев повернул «посылку» к себе лицевой стороной и впервые за это утро пропустил вдох.

На конверте стоял его адрес: «Ул. Варги, дом Х, стр. Х, кв. 40». Но дело даже не в том, что его адрес был указан с абсолютнейшей точностью, а в том, что написан он был прекрасно знакомым Исаеву почерком. Тем самым. Каллиграфическим. С характерной для НЕЕ, если судить по ЕЕ дневнику, завитушкой под буквой «у».

«Ну здравствуй, Лиза», – и в голове Андрея подвисли все мысли разом. Исаев уставился на серый кафель подъезда. Разум твердил, что так не бывает, что – ТАК! – быть не может. Следом ему в голову пришло уж совсем идиотское: «А может, конверт надписывала не Лиза?» Но интуиция говорила: «Не смей отрицать очевидное». И вслед за растерянностью к Исаеву пришло нереальное чувство злости.

Подобные «подарки» судьбы Андрей ненавидел и никогда не ценил: за них потом приходилось чересчур щедро расплачиваться. Хотя, если вдуматься, он со вчерашнего дня подозревал, что Лиза может что-нибудь выкинуть. Например, взять и связаться с отцом, чтобы сказать тому: «Я жива». Или что эта милейшая барышня, будучи в курсе того, что Алекс в СИЗО, могла попросить своего батюшку выпустить бро. Но Исаеву и в голову не пришло, что дочь Домбровского может иметь доступ к личным делам бывших сотрудников папеньки, раздобыть там его адрес и сделать вот такой, абсолютно не прогнозируемый ход.

«Ну так что, – и Андрей неприятно сощурился, – позвонить сейчас лопухнувшемуся Домбровскому и задать ему один вопрос, ответ на который я бы очень хотел получить? Хотя… а ну-ка, стоп. Подождите-ка». И вместе с конвертом, который он теперь держал за угол – так, чтобы больше не пачкать его отпечатками собственных пальцев, Исаев направился к консьержке.

Это была темноволосая пожилая женщина с цепкими глазами, проживавшая в их доме столько, сколько Андрей себя помнил, всё видевшая и всё про всех знавшая. Одним словом, из категории тех людей, мимо которых не то что мышь – таракан не проскочит.

– Елена Михайловна, – Исаев дождался, когда пенсионерка обернется к нему, – скажите, меня за время моего отсутствия никто не искал?

– Нет, Андрюша, никто, – женщина говорила спокойно, уверенно, честно.

– Ага. А к моему почтовому ящику за это время никто из посторонних не подходил?

О том, поднимался ли чужак к нему на этаж, Исаев ее не спрашивал. Там, на лестничной клетке у него была камера наблюдения, установленная по согласованию с полицией. И по идее, аналогичную можно было прикрутить и тут, но по здравому размышлению Андрей отказался от этого. Просто те, кто увидят в зоне ящиков «красный глаз», обязательно зададутся вопросом, и зачем жильцу из квартиры «40» нужно сразу две камеры? И по дому пойдут гулять ненужные слухи и сплетни. А лишний треп не доведет до добра. Так что Исаев поступил проще: он регулярно приплачивал консьержке за наблюдение и информацию.

– Никто, Андрюш. Чужих я бы не пропустила. Но вчера и сегодня почту приносил Ваня. – И видимо, поймав что-то такое в глазах Исаева, женщина слегка напряглась: – Ваня – это наш почтальон, – пояснила она. – А что, что-то не так?

– Пока не знаю, – изобразив улыбку, Андрей развернулся и отправился к лифтам…

Они шли к разгадке тайны разными дорогами.

Исаев по-прежнему держал конверт за угол и поднимался на лифте на свой этаж. Самойлова, сидя на заднем сидении машины Ладо, кусала губы и глядела в окно. Мимо нее пронеслись щиты с рекламой женских журналов: «Cosmopolitan», «Vogue», «L’Officiel». Вспомнив о том, что перед прибытием в офис надо бы все-таки навести заключительный глянец, Самойлова нехотя потянулась за сумкой…

Между тем Исаев уже стоял на своем этаже.

Быстро осмотрев дверь квартиры на предмет возможного вскрытия, Андрей снял жилище с сигнализации и шагнул из прихожей в комнату, которую использовал под офис. Осторожно пристроив конверт на стеклянную поверхность стола, он скинул куртку и включил ноутбук. На то, чтобы в режиме прокрутки проглядеть запись с камеры, ему понадобились четыре минуты. Убедившись, что за время его отсутствия периметр у двери квартиры был чист и пуст, Исаев выдвинул ящик стола, вытащил нож для разрезания бумаг и провел лезвием вдоль линии верхнего сгиба конверта. Набрав в легкие воздух (его личная паранойя с учетом того, что однажды ему уже приходилось сталкиваться с отравляющими веществами, присланными ему в «подарок»), Андрей поддел ножом образовавшуюся щель и заглянул в проем. Затем глухо вдохнул и перевернул конверт.

И на стол выпал сложенный вдвое лист бумаги – единственное, что в нем хранилось. Исаев подцепил острием ножа угол листка и раскрыл его. Продолжая удерживать острием верхнюю часть, он вытащил из ящика степлер и пристроил его на нижнюю часть бумаги. Теперь лист был полностью распрямлен. Первое, что бросилось Андрею в глаза – отпечаток пальца, сделанный синими чернилами вверху листка. Четкое, почти фотографическое отображение практически всех папиллярных линий – привет тем, кто захочет убедиться, что послание написано Лизой. Далее, под отпечатком пальца шли восемь арабских цифр: 15.10.11.13, заканчивающихся знаком «решетка», а следом – несколько абзацев письма. Но в нем Лиза обращалась не к Андрею, а к другому, более важному для нее человеку:

«Здравствуй, папа. Постарайся не волноваться и на всякий случай запомни цифры, которые я указала вверху. Я жива и здорова. Это письмо я пишу тебе сегодня утром. Но когда ты прочитаешь его, я уже улечу из Москвы. Пожалуйста, пока меня не ищи. Поверь, у меня есть причины, чтобы сейчас прятаться. Но я обещаю, что обязательно позвоню тебе, как только смогу. Ты же, пожалуйста, в свою очередь обещай мне беречь себя и не доверяй никому из своего настоящего окружения. У меня есть все основания считать, что рядом с тобой находится или скоро появится человек, который убил маму.

Мне неимоверно сложно писать тебе это письмо. Постоянно приходится выбирать, о чем рассказать, а о чем умолчать. Но, поверь, я бы все отдала, чтобы сейчас вернуться к тебе, спрятаться за тобой или просто побыть с тобой рядом. Но я также знаю, что если я это сделаю, то это никого не спасет и будут новые жертвы. Поэтому с этой проблемой – если, это, конечно, можно так называть! – я разберусь сама.

Я обещаю тебе: я сделаю все, чтобы однажды вернуться домой. А ты взамен дай мне слово, что ты будешь беречь себя, слышишь?! Твоя безопасность – это мой самый надежный тыл. Когда-нибудь я расскажу тебе, что случилось со мной и почему я тогда сделала такой выбор. Но я знаю, что, узнав правду, ты поймешь меня и простишь, ведь на моем месте ты поступил бы так же. А я – твоя дочь, я – твоя кровь. И это – самое главное, папа.

И еще… Пап, пожалуйста, у меня будет к тебе еще одна просьба. Тот, кого ты всегда ненавидел… ты еще называл его «мальчишкой с театральными идефиксами» … Ты же догадываешься, о ком пойдет речь? Так вот, пожалуйста, не нагнетай лишнего и помоги «этому мальчишке» выйти оттуда, где он сейчас находится.

Детали, как я понимаю, есть у того человека, который будет вынужден показать тебе это письмо. И поверь мне. пожалуйста, этот «мальчишка» давно не имеет к Лизе Домбровской ни малейшего отношения. Между им и мной больше нет ни ненависти, ни общего будущего. Он здесь вообще ни при чем.

Я очень люблю тебя, папа. Пожалуйста, береги себя.

Твоя Лиза».

Если Исаев, увидев конверт, решил, что он испытал шок, то он жестоко ошибся. Настоящий, подлинный шок – тот, когда люди даже не пытаются сражаться с собственным потрясением – пришел к нему, когда он прочитал письмо Лизы. Послание, в котором дочь Домбровского, не сказав лишнего, дала ясно понять отцу, что он в опасности, что Алекса надо выводить из игры и что Андрей, возможно, единственный человек, которому она сегодня доверилась. Забывшись, Исаев на секунду даже прикрыл глаза и потер переносицу. И в его голову соскользнул целый ворох вопросов:

«Получается, что Лиза знает меня? Но откуда, когда мы встречались? И почему я не могу ее вспомнить? Или в момент нашей встречи – а эта встреча стопроцентно была – эта девушка создала иллюзию, что была кем-то другим? И где, ГДЕ, мать его так, то потерянное звено, из-за которого я никак не могу вспомнить, где Я видел ее?»

После очередной встряски вопросами, ответов на которые не было, Андрей более-менее пришел в себя. Машинально нащупав позади себя кресло, он придвинул его и сел. Здесь его взгляд переместился на цифры:

«15.10.11.13#… И хотя, Максим Валентинович, они предназначены вам, вы уж извините меня, если я над ними тоже подумаю… Итак, что мы имеем, шифр, ключ или, прости меня Господи, код нейтрализации где-то заложенной бомбы?.. Да нет, какая бомба, это полные бред и чушь. Это же не киношка! И дочь Домбровского не ребенок, чтобы играть в подобные игры. А судя по тому, как написаны ее письмо и дневник, эта девушка умеет четко и ясно доносить свои мысли, причем, до определенного ею круга людей. И она наверняка в курсе того, что у ее отца, как, впрочем, и у меня, нет квалификации подрывника, нужной для деактивации взрывного устройства… Тогда получается, что цифры – это послание? Окей, предположим… И что же за ними стоит?»

Андрей внимательно присмотрелся к строке: 15.10.11.13#. Секунда, другая…

15.10.11.13…

15.10.11…

Он вычленял. Он видел то, что не видят другие.

15.10…

«15.10?! Пять баллов, Лиза! А у меня IQ, конечно, хорош, но мог бы быть и трехзначным». И хотя с учетом сложившейся ситуации смешного было мало, Андрей все-таки фыркнул. Женская логика порой преподносит мужчинам сюрпризы, но настоящий женский ум (если он есть, конечно) на порядок превосходит средний мужской. И в общем, не надо было быть сверхчеловеком с уникальнейшими способностями, чтобы вспомнить о том, что означает первая пара чисел. 15.10. – дата и месяц рождения Алекса. А вот насчет второй пары цифр и знака «решетка» в конце… И тут можно было начинать пытать свою память, и так взбаламученную шокотерапией от Лизы, но Исаев этого делать не стал. В этот момент он выводил другое логическое построение.

«Предположим, послание – это код (назовем его так для ясности). Код, отправленный Лизой, начинается с даты и месяца рождения Алекса. Что это, совпадение? Ошибка Лизы? Случайная комбинация? Я думаю, нет. Больше того, выдвигаю предположение, что код Лиза адресовала Алексу, а не отцу. Это спорная версия? Да. Но кто, скажите на милость, пойдет на заведомый риск и «на всякий случай» пошлет код, который содержит дату и месяц рождения человека, которого ты типа «забыла», не кому-нибудь, а генерал-полковнику МВД? Хорошо, предположим, что Домбровский слопает эту ложь. К тому же Ресль у него не в чести, и Макс Валентинович не обязан помнить, когда у Алекса день рождения. Но тут возникает одно весомое «но». Письмо с кодом Лиза отправила мне. И она понимала, что я это письмо прочитаю. И если предположить, что ей известно, что я и Алекс тесно общаемся, раз у меня есть «все детали» относительно его отсидки в СИЗО, то она не могла не знать, что я обращу внимание на код и у меня в голове всплывет ассоциация с датой 15.10. И что с этой информацией я, естественно, пойду к Алексу… А вообще, что-то не верю я в это ее «у нас с Алексом больше нет отношений». Но распинание бро на столбе поиска истины мы пока оставим до Праги, а сейчас вернется к насущным делам.

А насущные дела заключаются в том, что код должен что-то открыть. Вопрос: что? Отталкиваемся от того, что в современном мире (а Лиза у нас не в Средневековье живет) кодовые замки, коды-пароли или же коды доступа чаще всего используются для открытия мобильных устройств или банковских приложений. Но в этих кодах не используется знак «решетка» и на сенсорной клавиатуре подобных устройств такого значка нет. Но знак «#» часто встречается в кодах электронных замков. Например, «#» есть на клавиатуре устройства охранной сигнализации, которой пользуюсь я. А значит, будем исходить из того, что код открывает не мобильное устройство, не банковское приложение, а что-то механическое. Это может быть дверь, ведущая в дом, в офисное помещение или банковское хранилище, не знаю точно, тут вариантов много… Но это мы пока отложим в дальний карман головы и вернемся к сути.

А суть состоит в том, что конверт с письмом Лиза отправила на мой адрес. Это раз. На конверте нет погашенных марок, и послание Лизы через почту не проходило. Это два. Три: Елена Михайловна, то есть консьержка, сказала, что бросить в мой ящик конверт мог почтальон. Ваня, так, кажется, его зовут?.. Так вот, Ваня мог получить послание Лизы только одним из трех способов. Во-первых, конверт ему в сумку могла тайком пристроить Лиза или выбранный ею для этого человек. Но судя по тому, что заметил я, Ваня сумку из вида не выпускал. Во-вторых, Ваня мог получить конверт из рук Лизы или из рук ее «посланника». Но у дочери Домбровского, если судить по ее дневнику, есть черты характера, свойственные Алексу. Это – недоверчивость, это – закрытость и это – авантюрная жилка. А значит, Лиза не стала бы доверять доставку письма случаю. Ей было проще самой передать конверт Ване. А раз так, то Ваня видел ее!»

Андрей бросил взгляд на часы. Почтальон, если исходить из груженой тележки и охапки газет, которую он держал в руках, за истекшие семь минут не мог далеко уйти. И можно было, конечно, хватать куртку, конверт и бежать за ним, но Исаев вытащил из колоды другого туза. Андрей набрал консьержке. Та сняла трубку быстро:

– Да, Андрюша? Что ты хоте…

– Елена Михайловна, извините, что перебиваю. У вас телефон Вани есть?

– Да, конечно, – Исаев не видел, но в этот момент женщина даже кивнула. – Когда он начал почту нам приносить, я сразу у него номер взяла.

«Молодец».

– Чудесно. Тогда можете ему позвонить и мягко, но только именно мягко попросить его подняться ко мне?

– Да, сейчас сделаю. А что?.. – И в интонациях женщины ясно зазвучал вопрос: «А зачем он тебе?»

– Тогда если вас не затруднит, – и Андрей нажал на «отбой»…