Разошлись быстро, без выказывания желаний поговорить о чём-либо. Супруги удалились одновременно, не держась за руки и без самых мелких проявлений чувств, как это делали де Венетты, но рядом друг с другом. Арман кивнул и пожелал благостного вечера, несколько холодно, не желая показывать раздражение от будущего вынужденного общения и тем более тренировок.

Рене поплёлся за Вернером в его комнату. Туда слуга слишком споро притащил тюфяк с покрывалом, бросил у стены недалеко от камина и вышел. Рене постоял над «царской» постелью и посмеялся над гостеприимностью. Ополоснул лицо, руки. Раздеться до нижнего белья не решился, просто стянул котту и прилёг на тюфяк, подложив под голову сложенный кожух. Минута – и гость сопел, свернувшись калачиком и натянув на нос покрывало.

Вернер вернулся с бельём и подушкой в руках, но услуга на сегодня оказалась бесполезной. Если только хитрый парень не притворялся, чтобы избежать вопросов. Вернер посидел на кровати, ожидая, когда спящий выдаст себя шевелением, а потом плюнул и сам лёг. Сон всё-таки сморил его, хотя Вернер собирался выполнить в точности приказ господина – наблюдать, следить за нежданным гостем. Но предыдущая ночь, в которой всем досталось побегать, и такой же насыщенный день, взяли своё.

Вернер проснулся, кажется, через три-четыре часа. Тихо скрипнули петли на двери – простой и оригинальный способ бытовых «охранных чар». Шустрого юнца, конечно же, в комнате не было, и слуга выскользнул за ним в коридор, мгновенно набрасывая на себя теневой морок, позволяющий остаться незамеченным в сумраке коридора даже для глаз прожжённого менталиста.

Хозяин предупреждал: в случае чего Вернер ответит своей головой, если юнец окажется опытным подставным наёмником, ибо предыдущая ночь заставила подозревать – Арман явно влип в какое-то скверное дело, раз неизвестная шайка беспринципно атаковала замок. Днём инквизиторская комиссия полностью перекрыла доступ к постройке порталов на хозяйской половине замка, и тем подозрительнее показалось появление из ниоткуда странного юноши.

С другой стороны, Изель впервые попросила о чём-то большем, нежели корзина с продуктами. А лесной ведунье Вернер доверял, как себе.

Но вот юнец тихо шагает по коридору, накинув на плечи покрывало вместо плаща. Подходит к двери сира Армана, прикладывает руку. «Снимает печать!» – понял Вернер, поражаясь теоретической невозможности этого действа, ибо снимать чужие надверные печати мог близкий родственник или очень сильный маг. Ни первого, ни второго в нежном юнце заподозрить было невозможно.

Вернер перетёк по стене ближе, чтобы захватить гостя с поличным, и достал кинжал. Дверь Марой почему-то оставил приоткрытой. Минута – и северянин вышел, закрыл за собой дверь, повторил манипуляцию с печатью. А затем, словно почувствовал недалеко от себя затаившегося хищника Вернера, готового к прыжку, остался у двери. Присел возле стены, кутаясь в покрывало и неподвижно замирая.

Слуга ждал терпеливо. Прошло полчаса, а Марой, кажется, решил провести здесь остаток ночи.

До Вернера запоздало дошло: Рене охранял Армана. На один вопрос к имеющемуся десятку подобных стало больше.

*****

Чёрное клубящееся живым туманом облако тьмы появилось из ниоткуда, протянуло свои любопытные щупальца, пробуя на вкус магию Рене, и обожглось о свет. Заскулило безмолвно и засуетилось. Ему хотелось проникнуть в самое сердце, но свет не пускал, с ленцой оттолкнул, словно пощёчину дал, слегка, играючи. Тьма восприняла нежелание драться как слабость, замерла, сгущаясь, и ринулась на свет яростно, жадно и уверенно, выманивая свет наружу.

Два облака перемешались, и в этой нешуточной пляске преимущество быстро оказалось за тьмой. Дымчатый спрут поглощал поникшую белоснежную медузу.

– Призови его… – зашептал голос. – Только вместе…

В плечо кольнуло, и Рене резко сел, в первые секунды не понимая, где находится. Боль в метке отсутствовала, значит, приснилось. И всё же на душе было пакостно после сна и незнакомого шёпота.

Вернер тихо похрапывал, в камине догорали угли, мигая, словно огни засыпающего города. Рене откинулся на тюфяк, натянул снова покрывало и понял, что мёрзнет. То ли Вернер предпочитал прохладу, то ли Делоне экономили на дровах, то ли сам замок был холодный. Будто лёд в его сердце не давал магии огня поддерживать работу камина, как положено, до утра. И ни одного полена возле решётки не лежало…

Юноша покрутился, закутываясь и подтыкая тонкое покрывало под себя, но сквозняк ползал по полу в поисках жертвы. Вместе с ним улетучился сон, растворился, как облако света в алчной тьме из сновидения.

Тревога не отпускала, ибо кошмар отравил душу. С чего Рене начал думать о нём, если метка молчала? Цыкнул сам на себя: вчерашний день был тяжёлый, а тот, что предстоял, обещал быть в разы хуже. Нужно выспаться. Сейчас он накинет шатёр на себя, призовёт огонь, и снова можно будет уснуть… Но шатёр появился и исчез в следующее мгновение.

Вспомнил о книге! Рене нащупал в темноте котту, надел. Обулся и полез в сумку, достал «Приключения сира Дролля», засунул книгу между рубашкой и коттой. Прислушался к храпу Вернера, звучавшего в неизменной тональности, накинул на себя покрывало и крадучись добрался до двери. Петли предательски заскрипели, Рене замер, проклиная «хозяйственного» слугу. Масла он пожалел…

В коридоре ощущалось ещё прохладнее. Огонь от ламп сварливо, как беспомощный старик, льнул к стене. Но разбавлял тьму, спасибо, как говорится, и на этом. Глазам на секунду обернувшемуся Марою показалось расплывчатое серое пятно, исчезнувшее после того, как Рене сморгнул. Даже если бы это была не оптическая иллюзия после взгляда на лампу, а привидение, Рене бы не удивился: внутренний вид замка Делоне напоминал стиль проклятого дома. Здесь не одно, а толпами должны были водиться привидения и устраивать вечеринки. Например, в Ночь горги…

Неудивительно, что у Армана всегда были прохладные пальцы. В нервые минуты его прикосновения казались приятными, усмиряли жар желания, но сам факт именно сейчас заставил задуматься. Дом на леднике, студёные стены и такие же отношения внутри семьи. Как сир Марсий со своим темпераментом мог выносить бесстрастную жену? Не разыгрывали же они, в самом деле, на людях равнодушие, а за дверьми жадно бросались друг на друга?

Ладонь легла на дверь в комнату Армана, ментальная сила проникла сквозь дерево и вернулась: печать оказалась родственной. Молодец Арман, догадался блокировать не родной стихией, которую взломать проще простого. Тогда как ментальная магия индивидуальна, под неё «ключик» подобрать сложнее. Но не в этот раз, конечно.

Рене медлил. Было страшно заходить, вдруг Арман не спит? Или спит, но чутко? Пока раздумывал, даже не услышал – слишком плотная была дверь – почувствовал сердцем стоны. Секунда – и блокировка была снята, если что, оправдываться он будет потом.

Делоне спал беспробудно. В чернилах ночи, разбавляемой лёгким отблеском светлых теней от камина, лицо Армана блестело в испарине. Он мычал и морщился. «Любимые кошмары», – вспомнил его фразу Рене. Внезапно разглядел над грудью: почти незаметная в чернилах ночи, клубилась знакомая тьма, присосавшись тонкими нитяными щупальцами к области сердца.

Рене сходил к конторке, осторожно вложил книгу в почтовый портал и вернулся к кровати, во время перемещения перебирая варианты, как поступить. Что это была за тьма? Какова была её природа? Проклятие? Материализовавшиеся мысли, обида, ненависть, страх?

Особого выбора не было – Рене протянул руку, окуная ладонь в дымчатого паразита и властно призвывая свет. Тот не стал, как в сновидении, заигрывать с врагом, – вспыхнул и пожрал тьму, не давая её отросткам ускользнуть. Арман задышал спокойнее, морщинка на переносице разгладилась.

Два добрых дела были сделаны, и Рене попятился к открытой двери. Пассаж рукой – ментальная магия легко просочилась сквозь дверь и восстановила печать изнутри. Рене вздохнул с облегчением, но и вздох на половине действа превратился в зевок.

В комнату Вернера не вернулся принципиально. Десятки жилых комнат в замке, а гостю бросают, как собаке, подстилку на пол у камина. Рене тоскливо усмехнулся, усаживаясь на ледяной пол и согревая ладонями под собой квадрат камня. Если то диковинное облако тьмы вернётся, он обязательно почувствует, в этом даже не сомневался.

Воздвиг воздушный шатёр вокруг себя, нагрел изнутри, и от тепла сморило в два счёта.

Толчки в плечо разбудили. Открыл глаза – Вернер стоял над ним, одетый как для выезда – в меховом плаще. Поманил рукой за собой, и, зевая, Рене поплёлся за слугой, а по дороге вспомнил о привычке Вернера каждое утро ездить к водопаду и тренироваться там. Что с этим замком не так? Гостю места нет. Медитировать Вернеру тоже.

– Скоро начнётся движение, тебе лучше не мозолить глаза в коридоре во избежание ненужных вопросов, –бесстрастно предупредил Вернер. – Иди, на мою кровать ложись, на ней теплее. Досыпай.

– Я с тобой!

Седовласый камердинер остановился:

– Что? Нет.

– Да!

Рене исчез в комнате, но Вернер ждать его не намеревался. Не сбавляя, но и не набирая скорости, пошёл по коридору к лестнице, где его догнал юнец, на ходу застёгивая кожух. Слуга, не обращая внимания на спутника, свернул в служебное крыло, спустился в подвал первого уровня, по нему вышел к двери, ведущей на хоздвор – и там направился к конюшне.

На вопрос мальчишки, какую лошадь можно взять, равнодушно ответил:

– Левый ряд для прислуги.

Вернер седлал своего коня, посматривая на то, как Рене выводит из ближайшего стойла строптивого Нилла, выбранного за любопытство.

«Кто хочет со мной прогуляться?» – спросил мальчишка, вызывая улыбку на лице Вернера. Морда Нилла высунулась над перегородкой первой – так был сделан выбор. Но прежде чем вывести коня, юнец пошептался с животным и вывел его, спокойного, не пытающегося укусить за плечо.

Когда седовласый слуга вышел с конём наружу, на Нилле уже застёгивалась уздечка. У ворот Рене присоединился к Вернеру, и они пустились по дороге в предутренних колких зимних сумерках. Последний день второго октагона, завершающий шестнадцать дней, посвящённых свету Белой Владычицы, хватал за лица задумчивых всадников морозцем и горным ветром.

У водопада, когда спешились и привязали коней, Вернер предупредил:

– Занимайся своим делом, ко мне никаких вопросов – ни сейчас, ни потом. Всё, что увидел, остаётся здесь.

– Больно надо! – пожал плечами мальчишка и, не оглядываясь, зашагал к водопаду, чтобы проверить вход в пещеру, успело затянуть его льдом или нет.

В темноте сложно было понять, перечёркнуты ли вчерашние усилия. Рене вытянул руку, посылая ментальную магию, чтобы ощупать скалу, но та была слишком далеко, ополовиненный дар не справился.

Тогда он подбросил вверх бейлар, приказывая ему рассыпаться над водопадом снопом искр. Короткая вспышка позволила увидеть за мокрой занавесью зияющий чёрный вход, тропа показалась чистой, но Рене остался недоволен. Запустил пальцы под шапку, почёсывая голову и раздумывая. Спустился на уступ и вытянул руки перед собой так, будто собирался лепить снежок из воздуха.

Над водопадом взлетел световой шар и поплыл к тропе, над ней. Задержался у входа в пещеру, осветил периметр. Кое-где за ночь успели намёрзнуть сосульки. Бейлар сбил их, а потом ещё несколько его собратьев бухнулись на тропу, растапливая тонкую корку льда. Рывок рук на себя – и ледяная крошка полетела в чашу.

Когда задуманное было выполнено, и Рене отправил персональную шаровую молнию сделать контрольный круг над водопадом, та вдруг вспыхнула ярко, превращая непроглядные сумерки над юношей и льющейся водой в яркий световой день.

– Э… это не я! – пробормотал Рене, изумлённый неконтролируемой трёхсекундной вспышкой. Вскарабкался на уступ и осторожно высунул голову над обрывом, как из окопа.

По лицу прошлась магическая волна, какая ощущалась во время открытия порталов. Никого, кроме Рене и Вернера, в эту глухую пору здесь, кажется, не было, значит, всплеск случился по вине слуги. «Он, что, сбрасывает резерв? Зачем?!» – ещё больше удивился Рене, не в состоянии рассмотреть, где в темноте прячется Вернер.

Насколько долго длится ежедневный ритуал старика, Рене, конечно, не знал. Поэтому наполнил флягу, сделал несколько мелких глотков и наполнил снова, а потом пошёл к лошадям. Залез на Нилла и повернул в сторону Ирминсуля: неизвестно, как день пройдёт, вероятно, сегодня выбраться от Делоне не получится, а обещанное ясеню хотелось выполнить.

– Куда?! – крикнул знакомый голос из темноты, едва Рене отъехал на полсотни метров.

– К Ирминсулю! Туда и обратно.

Вернер удивил, нечего и говорить. Какому магу в здравом уме придёт в голову желание сбрасывать мощную магию, чтобы потом целый день притворяться лумером? Рене вспомнил холодную ночь в комнате Вернера. Возможно, тот являлся аскетом, каким-нибудь идейным пуританином. Если только не хранил тайну, которая заставила его двадцать лет находиться у Делоне агентом под прикрытием. Рене улыбнулся фантазии и, пока ехал до Ирминсуля, развивал её варианты, повеселившись от души.

Вернер мог, например, быть отцом Армана. Некогда страстная любовь между скорбящей сейчас сиррой Элоизой и простым солдатом из отряда сира Марсия принесла свои плоды. Не желая отдавать родовитую наследницу неизвестному магу, властный сир Марсий заставил беременную Элоизу выйти за себя замуж и признал родившегося мальчика своим. А Вернер нарочно сжёг себе лицо и выбелил волосы, стал сутулиться и устроился слугой к Делоне… Кстати, у Вернера тоже был примечательный нос, а нижняя челюсть больше походила на Армановскую, чем квадратная сира Марсия.

«Всё, Вернер, я тебя вычислил!» – посмеялся Рене, пообещав себе при первом удобном случае пошутить над слугой, ибо тот казался слишком сдержанным и замкнутым даже по отношению к тем, к кому хотел относить себя, – к слугам.