Боцман шуровал на камбузе. Николай наблюдал за ним из кубрика через раздаточное окошко.
На камбузе гремело и лязгало. В царстве Ядвиги Боцман был медведем в посудной лавке: что-то ронял, чем-то шпарился, что-то рассыпал. Чайник, и тот не сдавался без боя – плевался, шипел и свистел.
Звуки и сдержанный мат сообщали о ходе сражения. Хорошо, Ядвига не слышит – у себя сидит. И Кокос с ней, слава богу, иначе Боцман ему уши уже оттоптал бы со своей бегемотовой грацией.
Наконец, в окошке показалась боцманские лапы с двумя кружками: алюминиевой – скромной такой, на пол-литра, и маленькой эмалированной с мухомором, словно похищенной из младшей группы детского сада. В кружках плескалась черная жижа.
Боцман возник в кубрике, и тут же в помещении стало тесно. Плюхнулся на диванчик, от чего Коля на своей стороне приподнялся на пару вершков, водрузил кружки на стол. Коле, естественно, достались мухоморы, а Боцман стал сыпать в свою рафинад: раз кусок, два, три… на восьмом Николай сбился со счета.
Пить такую патоку – это ж зубы сведет. Коля вообще без сахара пьет. Но тут уж у каждого свой вкус, как говорится.
– Ща! – сказал Боцман, – у меня тут, – и метнулся к куртке, висевшей на гвозде возле двери.
Зарылся в широкие карманы и извлек банку. На стол нес ее, как хоругвь, торжественно и вдохновенно. Водрузил перед собой и расплылся в счастливой улыбке:
– Тетушка Борджиа подогнала. Уважает!..
Под крышкой, в мутном рассоле, как в братской могиле, тесно сомкнули пупырчатые спины приговоренные огурцы.
С хрустом открутив башку банке, Боцман втянул ноздрями солено-кислый аромат, выдернул поминальный зонтик укропа и бросил на стол. Поймав взгляд Николая, посуровел бровями и спросил:
– Будешь?
Николай замотал головой.
То был правильный ответ.
Глаза Боцмана потеплели. Засунув два пальца в банку, он со скрипом вытащил тугой, изжелта-зеленый, даже на вид пересоленный огурец. Откусил половину и блаженно захрустел, параллельно прихлебывая из кружки горячую черную патоку.
У Николая свело скулы.
Хрусть! Вторая половина отправилась в пасть.
Следующие пару минут, кроме хруста и хлюпанья, сербанья и чавканья в кубрике ничего не было слышно.
Хрусть! Второй огурец, чуть поменьше первого, отправился в пасть целиком. Хлюп! Чай в кружке плескался уже ниже ватерлинии.
– Люблю я это дело, – признался Боцман, – не надо мне к чаю ни конфет, ни печенья…
А то я не заметил, подумал Коля.
– Это, – Боцман помахал в воздухе огурцом номер три, – лучшее лакомство! Еще с Владика привычка осталась…
Хряп! Николаю почудилось, что оставшиеся четыре огурца в ужасе прижались друг к другу, и пупырышки на желтых шкурах стали как будто бы больше.
– Мама у меня такие огурцы солила! Эти хорошие, но у мамы… Соли – во! Перца – во! И, главное, в каждую баночку добавляла ма-ахонький такой красный перчик. Системы «чили». Огонь! Я как-то мелким сдуру его сожрал…
Хрусть! Чавк!
– С тех пор и люблю это дело… Спасибо Ядвиге, уважила старуха. На причале, говорит, сменяла у Хитрована. Специально, говорит, для тебя. Вот за что люблю тетушку Борджиа, это за понимание…
– А все-таки, – спросил Николай, – почему ты ее тетушкой Борджиа зовешь?
Боцман ухмыльнулся. То была ухмылка опытного травилы.
– Ботанический сад, говоришь, – начал он, хотя Николай ничего и не говорил. – Был там по осени, понимаешь, один случай…
И рассказал.
Ленинградский ботанический сад, как все госучреждения, переживал не лучшие времена. Но пока держался. Его и блокадные годы не сломили. Тогда сотрудники выносили из разбомбленных оранжерей редкие растения и сберегали, как могли.
– Ты потом загляни, – Боцман раскинул руки на облезлом, цвета жеванного компоста, диване, – там пальма одна есть, так ее снарядом перерезало. И ничего – оклемалась старушенция. Растет. Вот она – любовь к жизни…
Короче, при всей скудости бюджета, ботанический сад жил. Растения цвели, ученые работали, а школьники и городской люд все так же ходили на экскурсии.
Среди сотрудников особым уважением пользовалась одна дама – старший научный сотрудник отдела морфологии и анатомии растений.
Была она уже на пенсии, но продолжала работать. Многие годы на бессменном посту, пришла еще студенткой, да так на всю жизнь и осталась:
– Прикипела, понимаешь, к своим кактусам-пальмам, как к родным, – объяснил Боцман, – как знать: может, и сейчас бы работала…
Однажды даме позвонил коллега и попросил принять бизнесмена. Тому требовалось поговорить со специалистом весьма узкого профиля. А лучшего эксперта по суккулентам, чем эта дама, в городе было не отыскать.
Наутро к ней в кабинет пожаловал сам молодой бизнесмен. И озвучил заманчивое предложение.
Он будет выплачивать надбавку к скудному довольствию старшего научного сотрудника, а в обмен просит оказать содействие двум молодым ботаникам, которые жаждут припасть к колодцу знаний о суккулентах. Последнее слово бизнесмен прочел по бумажке и извинительно улыбнулся – он не специалист, плохо владеет терминологией.
Но с таким наставником, как она, он не сомневается, что молодые ботаники смогут почерпнуть много полезнейших, уникальных сведений и те де и те пе…
Ничего предосудительного в просьбе старший научный сотрудник не углядела. Отчего бы не обучить молодых людей, которые в это смутное время не торгуют турецкими шмотками, не растрачивают юность по кабакам, а хотят – надо же – овладеть премудростями ботаники? Почему бы и нет? Наставничество никогда не считалось зазорным.
Выданный бизнесменом аванс позволил пополнить опустевшие полки лабораторного шкафчика для чаепитий. Сотрудники, разомлевшие от нежданного кофе с пирожными из «Севера», халтуру коллеги встретили с энтузиазмом.
Странности начались в день прибытия абитуриентов.
Для начала, на ботаников они были совсем не похожи. Один, здоровенный детина в кожаной куртке, больше походил на боксера-неудачника: коротко стриженный, с перебитым носом, обладал словарным запасом питекантропа, чем слегка озадачил наставницу. Второй выглядел поприличней, но тоже не очень ботанически: лобастый крепыш в спортивном костюме, с чуть кроличьей физиономией из-за крупных передних зубов. Хотя против кроликов она ничего не имела.
Она выдала юношам служебные пропуска и повела по оранжереям. Хвойные и папоротники оставили их равнодушными. Орхидеи, камелии и аукарии мало их интересовали. Ни инжир, ни олива не пробудили в них искры внимания.
И только в субтропиках Северной и Южной Америки изрядно вспотевшие подопечные оживились.
Любимые старшим научным сотрудником суккуленты вызвали и у них живой интерес. Они впитывали каждое слово об исполинских цереусах Калифорнии, о записках Колумба, о выносливости исконных обитателей пустынь.
Наставница, наконец, увидела, что ее работа делается не зря. Слова о кактусах упали в благодатную почву.
– Разошлась, она короче, оттаяла: нечасто, понимаешь, у молодежи такой интерес можно встретить, – Боцман подмигнул.
Шаги за дверью: мелкий дробный топоток, затем – тихое шарканье.
– Идет, – Боцман понизил голос, ближе придвинулся к Николаю, – потише теперь, ага? Слушай дальше.
Короче, дискуссия с молодыми ботаниками переместилась в кабинет наставницы и затянулась допоздна.
То была блестящая лекция. Увидев, что подопечные маются, позволила им закурить. Что греха таить: и сама позволяла себе такую вольность в лаборатории.
К хорошим сигаретам у «боксера» обнаружилась фляжечка с коньяком, и беседа потекла совсем уж непринужденно: из Калифорнии переместились в Мексику, к странным и таинственным обрядам индейцев племени Гуичол, обсудили цветение Ariocarpus fissuratus, от Lophophora Williamsii, пейотля, логически перешли к трансцендентным опытам Кастанеды…
Конечно, экзотика увлекла пытливых ботаников. Особенно – мескалиновые кактусы.
Они обсудили их лечебные свойства – от лихорадки до артрита, углубились в галлюциногенные.
Тут молодые люди буквально засыпали ее вопросами…
Разошлись за полночь, очень довольные друг другом. На прощанье ученики выразили ей искреннее восхищение.
Наутро у ворот ее поджидала машина. Молодой бизнесмен встретил старшего научного сотрудника и пригласил поговорить с глазу на глаз.
– Уж о чем они перетирали, как говорится, история умалчивает, но наша специалистка по кактусам послала деятеля куда подальше. Вежливо, разумеется…
Бизнесмен исчез. Ученики не появились. День потек, как обычно. А вечером, возвращаясь домой, она обнаружила у подъезда странное оживление. И соседки, завидев ее, принялись причитать.
Окна квартиры зияли выбитыми стеклами. Диванчик на кухне выгорел дотла, пахло гарью и сырыми тряпками. К счастью, ее питомец, кролик, остался цел. Она нашла его за приоткрытой дверью чулана.
На следующий день абитуриенты ждали ее, как ни в чем не бывало.
Она встретила их, поводила по оранжереям, исчерпывающе ответила на все вопросы, на этот раз узкоспециализированные, сводящиеся к технологии выращивания пейотля в Ленинградских широтах. Проигнорировала перемигивания учеников:
– Золотая бабка стала!..
А на прощание напоила обоих крепким, ароматным чаем с душистыми травами.
После чего простилась, оставив подопечных в лаборатории, зашла расписаться за скудную ботаническую зарплату, сдала на вахту ключ от подотчетных помещений, и, махнув на прощанье, скрылась на остановке автобуса №66.
– Такая, понимаешь, история, – сказал Боцман.
– А дальше? – спросил Николай.
– А дальше…
Боцман умел держать паузы.
– В общем, больше нашего научного сотрудника никто не видел. На третий день ее хватились, да как-то не сильно искали, потому что и без нее в Ботаническом саду было нескучно…
На следующий день с утра по оранжерее субтропиков повели школьную экскурсию.
Экскурсовод не сразу заметила, что среди пальм, кактусов и драцен-переростков в экспозиции появился новый, неожиданный экспонат.
В кадке с Трахикарпус Форчуна, обхватив ствол и свесив ноги, сидел молодой, коротко стриженный парень в спортивном костюме с совершенно пустыми глазами.
Приглядевшись, экскурсовод обнаружила, что зрачки у него разного размера: один – с булавочную головку, другой, наоборот, почти закрывает радужку.
Молодой человек улыбался счастливой улыбкой и ни на просьбы, ни на увещевания оставить в покое пальму не реагировал. Фактически, ни единого звука не удалось добиться от него сотрудникам оранжереи.
Ближе к вечеру на Карповке наряд задержал другого молодого человека, сидевшего нагишом на парапете. Ни одежды, ни документов при нем не было.
Был он крепок телом и скуден духом: удил рыбу посредством спущенного в воду на длинном шнурке ботинка.
Милицейский наряд встретил приветливо, и разный размер зрачков – один с булавочную головку, другой – целиком закрывавший радужку – неприятно поразил работников правопорядка.
– Такая вот вышла история, – сказал Боцман. – Такая вот тетушка Борджиа…
– А как она сюда-то попала?
– Как-как. Богата земля русская партизанами. У крестного своего спроси при случае.
В кают-компанию заглянула широкоскулая рожа:
– Там фонариком с берега кто-то светит. Ильич-ата в гости не собирался?..
– Легок на помине, – Боцман поднялся, – поглядим, что там за нездоровое оживление, возня и гам.
О проекте
О подписке