– Он сволочь! Обожрется на ночь и пердит так, что у меня под утро от вони раскалывается голова. И у него сарделька не работает.

– А кто ее сделал неработающей, не помнишь?

– Он сам нарвался. Откуда я знала, что он слабонервный. Ну, Руэлл… – жалобно заныла Имандра, уткнувшись ему в шею и пытаясь просунуть коленку между его плотно сжатых бедер. – У тебя давно не было женщины, мы могли бы помочь друг другу.

– Выматывайся! Кругом молодые парни – цветник! – а ты приперлась ко мне. И потише. Бо разбудишь.

– Ты надежный. Алу трахалась со своим братом. И Сарья тоже. Он ее всему и научил.

– Мне нечему тебя учить.

– Может, тогда я тебе чего-нибудь напомню… Ай! Пусти!

Морган резко повернул голову, и кулак, метивший ему в челюсть в отместку за вывернутую руку, скользнул по плечу.

– Мудак недотраханный! – Имандра уселась между ним и Бо. – Почему парни от меня шарахаются? Я что, уродина?

Вот оно, поперло… Из наблюдений за сестрой в экстремальных обстоятельствах Морган заключил, что адаптация к чужому миру и походным условиям прошла успешно. Этой мыслью он утешался весь вечер и с нею же пару часов назад забрался в спальник и закрыл глаза. Поспешил.

«А ты чего ожидал? Ей всего-то семнадцать. И это еще цветочки».

– Они боятся участи Керна.

– А ты не боишься. Между прочим, ты даже не соизволил похвалить меня за отличную работу с отпечатками.

– Как это – не соизволил? Я ж тебя не выругал. Ты собрала аплодисменты со всего отряда. Тебе мало? Вот вернешься домой, похвастаешься мамусику и будешь слушать дифирамбы до следующего рейда.

– Отсутствие ругани – это похвала? Да ты такое же подлое и бессердечное говно, как все мужики! Что вы лежите здесь как бревна? Мошкары напустили. – Морган поморщился от хлопков, противно ударяющих по барабанным перепонкам. – Руэлл, если ты мне откажешь, весь гнус из этого леса окажется в твоем спальнике. Пока ты будешь их выгонять, они обглодают тебя до костей.

– А что, по-твоему, мы должны делать – шариться по лагерю и искать, куда пристроить свое хозяйство? – пришел на помощь сонный голос Бо. Особого недовольства, впрочем, в нем не чувствовалось.

– Братцу давно пора его пристроить. Может, мы втроем, а? Здесь места на троих, а вы разлеглись вдвоем. Привилегия командира? Руэлл, сознайся, ты по ночам тайком нарезаешь ему резьбу в заднице.

– Эх, жаль, Тина с нами нет! Он отнесся бы к тебе с пониманием. – Морган перекатился на спину, прикидывая, как отвесить сестре подзатыльник из лежачего положения – уж больно не хочется вставать.

– Валентин? Фу-у! У него башка похожа на жопу.

Бо хрюкнул от смеха.

– Боишься перепутать в темноте?

– Он потом будет своим приятелям описывать в деталях.

– Это, милая моя, плата за понимание. Говорят, ему есть чем гордиться.

– Бо, душечка, тебе тоже! – Бедняга и вздохнуть не успел, как она запрыгнула на него и уселась верхом.

Морган застонал про себя. Только начал засыпать… Он предпринял последнюю, безнадежную попытку восстановить свой статус-кво в палатке:

– Я тут шагах в двадцати муравейник видел. Давай посадим ее туда голым задом.

Тишина. Бо накинул на себя и Имандру защитную сеть.

Морган выждал паузу, потом сел, нашарил в изножье ботинки и выполз из согретой дыханием темноты в промозглую сырость.

– Даю вам два часа, – бросил он напоследок. – Имка, имей в виду: когда Танира будет тебя свежевать, я буду стоять в сторонке и ухмыляться.

– Вали уже отсюда, блюститель нравов! Кряхтишь, как столетний дед, скоро песок посыплется. Сардельку свою туда сунь! Муравьиная кислота – эликсир молодости.

Моргана проводили глумливые смешки сестры, очевидно смакующей в воображении его коленопреклоненным голышом перед муравейником.

У костра клевали носом Эйж и Анда.

– Идите спать, – хрипло сказал Морган.

Дозорных как ураганом снесло. Никаких вопросов. Но плохо сдерживаемые улыбочки напомнили о том, что в отряде ни от кого ничего не скроешь. Усевшись на место Эйжа, он вытянул ноги и рассредоточил внутреннее внимание вокруг себя на свои обычные полторы мили.

Спасибо Бо, выручил. Еще немного, и Морган бы сдался: молодая девчонка, хранительница рода, за судьбу которой он в ответе, не должна чувствовать себя ущербной ни при каких обстоятельствах. Юношеские неудачи спустя годы нередко выливаются в крупные трагедии, и эти трагедии уже перестают быть личным делом, а становятся бедой всего клана. В душе Морган был на стороне сестры, хотя чисто по-мужски сочувствовал Керну. Возможно, со своей следующей возлюбленной этот болван будет поделикатнее. Научится брать пример с Бо, чье доброе сердце и мягкий веселый нрав служат ему защитой от супружеского гнева. Заложить Бо жене – все равно что пырнуть кинжалом безоружного. Кроме того, Бо ни разу не пренебрегал вековой мудростью изменять своей половине в первые дни рейда. За четыре-пять недель, к концу похода, отпечатки партнерши успевают раствориться в Манне, и следы близости уловит разве что искушенный мастер – следопыт или целитель. Хуже, когда любовь. Ее чудные ярко-розовые переливы скрывает лишь защитная сеть, которую при первой же необходимости прибегнуть к Дару придется убрать, а в противном случае тебя выдаст постоянная закрытость вкупе с поглупевшей физиономией. Впрочем, возможно, Танира знает о «благодеяниях» мужа и закрывает на них глаза, потому что сердцем Бо ей верен, а все свободное время он посвящает двоим дочерям и годовалому сынишке.

Ветер принес из окружающей тьмы крупные капли дождя, забарабанившие по натянутому высоко над костром тенту. Морган подбросил в огонь поленьев. Пламя затанцевало, сочно прищелкивая и выстреливая крупные искры. Дар оповестил о том, что сонные ребята добрались до своих палаток, а на вакантное место второго дозорного объявился претендент. Увы, не один из тех, чье общество Морган бы предпочел. Спустя минуту на его плечи опустились руки и начали массировать натруженные мышцы, которые все еще болели после бурлацкой работы и таскания набитых железом ящиков. Морган невольно зажмурился от удовольствия.

– Наш вечный дозорный, у которого от глубоких раздумий дымятся ботинки, – в такт движениям произнесла Каула.

– Ох… – Морган убрал ноги от огня. – А я никак не соображу, откуда вонь.

– И воду забыл налить. – Каула оставила его в покое, сняла раскаленный котелок на палке, положила в мокрую траву. – Сколько котелков ты сжег, мыслитель?

Она села напротив, приглашающе похлопала ладонью по бревну рядом с собой. Морган сделал вид, что не заметил. Каула могла бы быть его лучшим другом, после Бо, он доверял ей как самому себе, если бы отношения с ней не омрачало чувство вины. Овдовев двумя годами позже его, она так и не вышла замуж, и Морган чувствовал, что одна из причин – желание соединиться кровью с ним. Время от времени он истязал себя попытками заставить себя воспламениться к этой женщине. И всякий раз результатом становилась удручающая мысль: когда годы загасят естественные потребности тела, а он, наконец, поймет, что ни одна женщина не в состоянии заменить Идель, он, пожалуй, возьмет имя рода Каулы и станет нянчить ее внуков, а к тому времени, возможно, и правнуков. Несколько лет назад Каула ходила в Храм Сердца. Монастырь и место содержания преступников одновременно, затерянный высоко в горах, куда можно попасть только милостью ясновидящих жрецов: если они сочтут твое положение достаточно бедственным, чтобы встретить тебя и провести в святилище, где, по слухам, можно услышать голоса Богов. В Храм обращаются в случаях, когда не остается ничего, кроме как вырезать ножом у себя на груди: «я сделал все, что мог». Посещение Каулой Храма было овеяно молчанием, и у Моргана не хватало мужества расспрашивать: если ее паломничество связано с безответным влечением к нему, он это почувствует, и его мучения усугубятся.

– Как Тойва? – спросил Морган, чтобы избежать нудного изматывающего разговора о домашних делах, который, он чувствовал, вот-вот начнется.

– Неважно. – Худое лицо Каулы помрачнело. Она помолчала, глядя в огонь, и вздохнула. – Жестокий урок. Обратный путь в отряд ей заказан.

– Ее оттуда еще никто не выгонял, – возразил Морган.

Каула посмотрела на него со странным выражением.

– Что ты задумал?

– Докопаться до правды.

Ее брови взлетели вверх.

– До какой правды, Мор? Накурились, ввязались в потасовку с дикарями. Это очевидно.

– Не совсем. Почему она пыталась утопиться, имея при себе кинжал, осадный нож и дордже?

– Ты, как и любой из мужчин, бросился бы на кинжал, не сомневаюсь. Тойва – молодая женщина. Прыгнуть с моста с камнями на ногах – более легкая смерть, бескровная. – Каула поднялась, чтобы наполнить остывший котелок. Подвесила его на прежнее место над огнем. – Спроси свою сестру, какую смерть предпочла бы она. Уверяю тебя, это будет…

– Дордже! – Морган победно щелкнул пальцами. – Юная девушка, не осознающая еще в полной мере ценности жезла-молнии, количества вложенного в него труда, возьмет зеркальный кинжал, повернет рукоятью к себе, отстегнет ее и приставит кристалл к груди. Легкая, бескровная смерть, почти мгновенная. – Морган наклонился вперед, опершись локтями о колени. – Кау, ты когда-нибудь курила толченый корень водяной розы?

– Нет.

– А я подростком пробовал. И поверь, после этой гадости безразлично, каким способом убиваться. Страх, боль, инстинкт самосохранения стирает начисто. – Морган с кривой ухмылкой пошевелил правой кистью, на которой отсутствовали два пальца. – Укуренный, я отправился охотиться на озерных коньков – вечером, когда они просыпаются и выплывают кормиться. Мне было жутко интересно, как действует мой Дар на этих маленьких зубастых поганцев, которые вечно портят ночное купание: смогу ли я принудить их вернуться в гнезда и оставить голодными. Когда я явился домой весь в крови, с отгрызенным пальцем в руке – второй гаденыши успели сожрать, – мать голосила на весь поселок.

– Мор?.. – Прищурив глаза, Каула недоверчиво склонила голову. – Сочиняешь. Я такого не помню.

– Не помнишь, потому что это было не дома. Мы с матерью гостили в Сангаме, у ее троюродной сестры, когда у них родился первый малыш. В первый же вечер я завел дружбу с соседской компанией пареньков постарше, а во второй – получил инициацию с наркотиками. И урок на всю жизнь.

– Я всегда считала это делом зубов претов.

– Вот видишь, как я тебя разочаровал. Эта штука лишает самоконтроля. А Тойва совершала осознанные, целенаправленные действия. Она перерезала вены только тогда, когда поняла, что утопиться не удастся. И, даже порезав себя, пыталась прыгнуть в воду. И она помнит, что искала воду. Вода, вода… Кто-то вложил в ее голову намерение умереть в воде.

– А в голову Алсура – не сопротивляться, – скептически закончила Каула. – Мор, корешки на всех действуют по-разному. По правде говоря, я не вижу разницы между твоим поведением и поведением Тойвы. Смерть через утопление могла всплыть из глубин ее собственного сознания: кто-то из ее близких когда-то что-то сказал или сделал, у нее отложилось. Возможно, ее мать во время беременности посещали подобные мысли. Ребенок ведь все чувствует и впитывает. Твоя манера копать вглубь восхищает, но иногда, дорогой мыслитель, разгадка лежит на поверхности.

Продолжать нет смысла. Морган подавил раздражение и прикрыл глаза, давая понять, что спор окончен.

Вместе с ношей молчания навалилась усталость. Сквозь потрескивание пламени и шум дождя было слышно, как Каула гремит оловянными кружками. Морган вздохнул при мысли о том, что идея Имандры заняться любовью втроем не лишена здравого смысла. Если бы он осознал и прочувствовал его сразу, то сейчас в вертикальном положении находилась бы всего одна часть его тела. А теперь дергаться поздно. Каулу не оставишь одну на посту. Морган соскользнул с бревна, чтобы усесться на землю и опереться на него спиной, но тут же вернулся на место. Еще один мотыль летел на огонек.

Вынырнув из темноты, Тойва остановилась в нерешительности, зыркнула на Каулу с неприязнью. Вся мокрая, без плаща, но при оружии. Спать она не ложилась. Морган улыбнулся краешком рта, поднял свою кружку, которую Каула только что наполнила хвойным отваром.

– Давай-ка согрейся. И тебе нужно больше пить.

Немного помедлив, девушка опустилась на бревно рядом с ним, сделала несколько глотков.

– На меня все косятся, – сказала она потерянным голосом. Ее слова были обращены к Моргану, присутствие Каулы Тойва демонстративно игнорировала. – Все уверены, что мы с Алсуром накурились. А мы не курили. Правда! Я не понимаю… Не понимаю, как это произошло. Как он оказался здесь, почему не защищался. Теперь, если мои родные не найдут целителя, который восстановит память, Ушан вышвырнет меня из отряда.

Морган заметил, как пальцы девушки коснулись дордже.

«Только попробуй, девочка!»

– Никто не посмеет обвинить тебя в проступке, которого ты не совершала. Люди есть люди. Они всегда будут сплетничать и заключать глупые пари, чтобы похвастаться друг перед другом. – У него не было ни малейших сомнений, что ставки на виновность Тойвы уже сделаны и спорщики с азартным нетерпением ждут развязки. – Если Ушан тебя выгонит, я возьму тебя к себе, под свою ответственность. Договорились?

Морган почувствовал, как спина девушки выпрямилась, а плечи развернулись, словно освободившись от непосильной ноши. Так-то лучше.

– Mop? – Каула вопросительно подняла бровь. – Тайнер не…

Он прервал ее, подняв ладонь:

– Иди спать. Двоих здесь достаточно.

Когда фигура Каулы растворилась во тьме, Тойва вынула из кармана недоделанный брачный талисман – вырезанное из дерева солнце с двумя лунными серпами. Покрутила в руке, а потом бросила в огонь.

– Мы собирались соединиться кровью этим летом. – Ее голова упала на грудь. – Я подежурю с тобой, ладно? Она обвиняет меня. – Моргана кольнула ее неприязнь к Кауле. – Постоянно заводит разговор о наркотиках. Ковыряется в моей Манне и личной жизни, выискивая доказательства моей лжи. Можно я завтра поеду с кем-нибудь другим?

– Да, конечно. Выбирай кого хочешь. Я, Бо, Ринока, моя сестра – потеснимся без возражений. – Он выждал, пока Тойва перестанет шмыгать носом, заново наполнил ее кружку ароматной смолистой жидкостью. – Ты говорила, там был всадник. Он не напоминает человека, убившего Алсура?

Тойва долго молчала, потягивая чай. Потом покачала головой.

– У меня не было ощущения, что передо мной деревенский пьяница. Тот… благороднее? состоятельнее? Не знаю… Я не помню даже его одежды. Масти лошади не помню. О Боги… – Тойва уткнулась лицом в колени. – Ни я, ни Алсур ни разу в жизни не пробовали наркотиков! Лингвен, мой старший брат, еще в детстве предупредил меня, что изобьет до полусмерти, если узнает… – Прерывистый вздох.

Морган закусил губу, сдерживая улыбку. То же самое, слово в слово, он некогда пообещал Имандре. Угроза действовала безотказно. Он погладил девушку по плечу.

– Это дело свалилось на меня, и я доведу его до конца. Разгадка будет найдена, и ты узнаешь об этом одной из первых, обещаю. Если ты что-нибудь вспомнишь, хоть малейшую деталь, сообщи мне. Где бы я ни был. Мне лично, не письмом, не через третьих лиц. Я живу в Ивинге. Моего командира зовут Тайнер Наули. По территории мы с вами почти соседи. Тебе не составит труда меня найти. Только ни в коем случае не отправляйся одна!

– Угу, – кивнула Тойва и начала тереть запястьем глаза. – Я знаю Наули. Племянница моего отца замужем за двоюродным братом его жены.

Тойва оказалась комфортным напарником. Общение с ней походило на легкую полупрозрачную ткань, развевающуюся на ветру, – не утомляло, не раздражало, не навевало мрачных мыслей. А возможно, девушка просто внесла свежую струю. Когда неделями видишь вокруг себя одни и те же физиономии, начинаешь тихо звереть. Они выхлебали три котелка чая, обсудили последние новости, обнаружили дальнее родство по отцовской линии и совместными усилиями повысили зону действия Дара Тойвы до полумили. Морган даже не особо расстроился, когда следующая пара дозорных бессовестно не появилась. Почувствовали небось, что здесь и без них неплохо, и завалились обратно, хитрецы. К соням и филонщикам обычно проявляют мало сочувствия: их поливают холодной водой или сбрасывают прямо в спальнике в реку или озеро.

Еще два часа пролетели незаметно.

Незадолго до рассвета прибрел хмурый заспанный Гуан. Он размахивал руками, словно отгоняя слепней, – жест, в котором Морган узнал себя: «убирайтесь, и чем быстрее, тем лучше, я буду дежурить один». Морган проводил Тойву, завернул за одеждой и спальником Имандры, хотя по уму следовало бы вытряхнуть ее из своего и отправить восвояси в том виде, в каком она явилась, – в одних ботинках. Последнее усилие – пройти несколько ярдов до своей палатки. Выплакавшееся небо посветлело. Из черноты выступила зубчатая линия верхушек елей. Предутренний холод забирался под рубашку. Времени на сон оставалось немного. Морган поднял полог, закинул внутрь барахло.

«Пожалуй, в плохую погоду имеет смысл ставить резервную палатку – храм любви, – думал он, вытаскивая ноги из ботинок и откидываясь в теплую тьму. – Хороший способ лишний раз не раздражать друг друга».

Морган растянулся ничком. И в тот же миг, непроизвольно содрогнувшись, вскочил. Ледяной страх, накативший, словно волна смрада из отхожей ямы, пронзил судорогой все его существо. Внимание, размазанное на полторы мили, инстинктивно сжалось в комок. Мгновением позже среагировал Гуан. Тишину рассекли два протяжных свистка. Шипение заливаемых водой углей. Удары палкой по мокрой ткани палаток. Морган затряс Бо и Имандру:

– Тревога!