– Этого я не говорил. Но привлекать к такому делу телевизионщиков… – Свою мысль он оставил незаконченной и, недовольно вздохнув, произнес: – Я смогу уделить вам не больше получаса. Приезжайте к шестнадцати часам и не опаздывайте. В шестнадцать тридцать я уеду, – распорядился он в весьма оскорбительной, на Женин взгляд, манере.

Но она смолчала, лишь пообещала быть вовремя.

«Ничего. Мы потерпим, а потом посмотрим, кто кому условия диктовать будет», – в очередной раз с мстительной раздраженностью подумала Женя. И снова поймала себя на мысли, что стала какой-то чересчур злобной, просто фурия какая-то, а не девушка.

Женька несколько раз глубоко вдохнула, улыбнулась милой, кроткой улыбкой и взглянула на окружающий ее прекрасный мир.

Обретя таким образом гармонию с собою и всем миром, она завела машину и двинулась в город встречаться со строптивым другом покойного.

Лицо Анатолия Сергеевича выражало крайнюю степень недовольства. Он словно через силу заставил себя поздороваться с вошедшей и молча, преодолевая отвращение, кивнул ей на кресло. Присаживайтесь, мол.

– Итак, что вы от меня хотите? – демонстративно поглядывая на часы, спросил хозяин кабинета. Его упитанное лицо с глубокими носогубными складками навевало воспоминания о шарпее, впечатление усиливали скривившиеся коромыслом губы и вздернутый, короткий нос. Да и масти он был подходящей, рыжевато-бурой.

Рассматривала его Женя столь же недовольным взглядом, не торопясь начать разговор.

– Вы будете говорить? – наконец, не выдержав паузы, поторопил ее Серебряков.

– Ах да. Конечно, – словно опомнившись, проговорила Женя. – Простите. Задумалась, день очень тяжелый выдался, и голова побаливает, давление, что ли, – по-дружески поделилась Женя.

Лицо «шарпея» смягчилось.

– Да, у меня, признаться, тоже после обеда голова побаливает, – произнес он, косясь на Женю чуть смущенным взглядом. – Может, по кофе?

– С удовольствием, – искренне откликнулась Женя.

За кофе беседа приняла более задушевный характер.

– Вы извините меня. Возможно, я слишком жестко вас сегодня встретил, – делая очередной глоток и счастливо жмурясь, проговорил Анатолий Сергеевич, – но я действительно не понимаю, зачем Вика все это затеяла.

– Она просто не верит, что смерть Олега была случайна, – пожала плечами Женя. – У меня на этот счет пока твердого мнения не сложилось, и я еще не решила, буду ли продолжать расследование. Но могу с уверенностью сказать, что в полицейской версии очень много домыслов и очень мало фактов. Именно поэтому мне было так важно с вами побеседовать. Виктория – женщина, к тому же убитая горем. Она в принципе не может быть объективна, другое дело – вы, – простодушно и очевидно льстила Женя и в очередной раз, с изумлением убеждаясь, как дешево и примитивно ловятся мужики на древние, как мир, женские хитрости. – Вы серьезный деловой человек, здравый, рассудительный, обладающий незаурядными аналитическими способностями, а иначе бы не занимали такой высокий пост, к тому же лучший друг Олега, кому же, если не вам, лучше всех представлять ситуацию?

– Да, действительно. Вероятно, вы правы. Мне не стоило так кипятиться, – бросая на Женю самодовольные взгляды из-под строго нахмуренных бровей, солидно прогудел Серебряков. – Так что же именно вас интересует?

– Ну, прежде всего неприятности, которые были у покойного на работе. Хотелось бы понять, в чем там суть, – отставляя от себя чашечку, произнесла Женя.

– Гм. Неприятности действительно были, – кивнул Серебряков. – А у кого их не бывает?

Женя согласно кивнула.

– Олег вел в институте какой-то проект, я, если честно, и сам не совсем в курсе. Он говорил что-то в общих чертах, да я, признаться, не особо слушал, все равно в их химии ничего не смылю, – словно желая оправдаться, пояснил Анатолий Сергеевич.

Женя снова одобрительно кивнула.

– В общем, суть была в том, что начальство настаивало на представлении заказчику несколько подработанных результатов. Олег отказался, на него стали давить. И, кажется, даже обвинили в финансовых махинациях. Олег говорил, что его вызывали в прокуратуру на допрос. Это было странно, потому что его прямое начальство ни объяснительных, ни отчетов от него не требовало. Олег занервничал и спросил, нет ли у меня знакомого влиятельного человека из серьезных органов. Точнее, он знал, что у меня приятель университетский в определенные структуры на работу подался.

– В какие структуры? – заинтересованно уточнила Женька.

– В ФСБ. Если такие организации позволено упоминать всуе, – пугливо оглянулся на дверь Серебряков.

– Ничего себе. И вы считаете, что у вашего приятеля были мелкие неприятности? – чуть не присвистнула вслух Женя.

– Да нет. Просто спустя пару недель я спросил у Олега, как дела. Он сказал, все рассосалось, – пояснил Серебряков. – То ли мой приятель звякнул куда нужно, то ли Олег перестал осла из себя изображать. Он у нас с детства пионерской принципиальностью отличался. Пионерия развалилась, а он со своими замашками в капитализм перебрался, – чуть иронично заметил хозяин кабинета. – Не любил, знаете ли, компромиссов. Удивляюсь, как он с таким характером умудрился карьеру построить. У них в научном мире тоже, знаете ли, свои правила и приемы имеются, – не без некоторого ехидства заметил Анатолий Сергеевич.

Жене отчего-то показалось, что сам Серебряков имел весьма гибкую совесть и покладистый, до беспринципности нрав и отчего-то завидовал принципиальности покойного друга. Прогибали его, что ли, часто? Но комментировать она свои догадки никак не стала, а сосредоточилась исключительно на деле.

– Анатолий Сергеевич, а я могу поговорить с этим вашим приятелем из… – Женя решила не нервировать впечатлительного Серебрякова и просто таинственно мотнула головой куда-то в неопределенные сферы.

– Ну что вы! – замахал на нее руками Серебряков. – Он даже разговаривать с вами не станет. Да я и беспокоить его не буду.

– Ну, хорошо, – решила не упорствовать Женя. – А вы не помните, кто именно из руководства пытался надавить на вашего друга?

– Речь шла о ком-то на самом верху. Олег фамилий не называл, но я так понял, речь идет либо о директоре, либо об одном из его заместителей, а может, и обо всех сразу.

«Очень полезные и конкретные сведения», – недовольно заметила про себя Женя.

Она уже поняла, что господин Серебряков жизнью и проблемами лучшего друга не особо заморачивался, толком ничего не знал и знать не стремился. По принципу «меньше знаешь – лучше спишь». Да, каждый может мечтать о ТАКОМ друге! Но вслух она опять-таки ничего не озвучила.

– Анатолий Сергеевич, мне в полиции совершенно определенно сообщили, что у Олега была любовница. Я, естественно, не стала обсуждать эту тему с Викторией и в дальнейшем не буду, но вы, случайно, не знаете, кто это? Вдруг она сможет чем-то помочь? – Лицо Жени выражало доверительное понимание жизни. Мол, все мы люди, и все нам не чуждо, и не такой уж это и грех. Ей отчего-то показалось, что такая позиция должна импонировать обладателю гибкой совести.

Увы.

– Ничего об этом не знаю, – развел руками Анатолий Сергеевич. – Олежка о таких вещах никогда не любил распространяться. Если что и было, уверен, ни одна живая душа не догадывалась. Если только сама дамочка не проболталась. Хотя могу сказать, был я однажды на их конференции, наш банк на ней предлагал свой новый продукт, так вот, были там вполне приличные экземпляры, – с видом знатока покивал Серебряков, и лицо его в это время обрело отвратительно сластолюбивое выражение, только что слюна не закапала. И настолько он вдохновился воспоминаниями, что даже на Женю бросил неприятный ощупывающий взгляд.

Глядя на «лучшего друга», Женя почувствовала столь сильную неприязнь к этому субъекту, что с трудом совладала с собой, удержавшись от комментария. Интересно, что представлял собой сам покойный, коли имел таких друзей? Но, судя по замечаниям самого Серебрякова, общего в характере друзей было немного.

– Скажите, а как вы познакомились с Олегом и подружились? – позволила себе проявить праздный интерес Женя.

– Ой, да мы с ним лет сто знакомы! – махнул пухлой, украшенной перстнем рукой Серебряков. – Мы с ним в соседних подъездах жили, в один детсад ходили, в одну школу, мамаши наши дружили, так что наша дружба, можно сказать, была предрешена с самого начала, – самодовольно захихикал Анатолий Сергеевич.

– Оно и видно, – не разделив его веселости, буркнула про себя Женя, но распрощаться с ним предпочла на дружеской ноте, всячески демонстрируя искреннюю симпатию. А вдруг еще пригодится?

Едва за журналисткой закрылась дверь, Анатолий Сергеевич любезное легкомыслие тут же утратил. А опустив на руку массивный изборожденный складками лоб, задумался.

Девица ему сколько-нибудь опасной не показалась. Да и какая опасность может ему грозить по большому счету? Так, мелкие неприятности, связанные с глупой попыткой Виктории заинтересовать телевизионщиков смертью Олега. Да и это, собственно, не имеет значения, лишь бы его имя никак не упоминалось, а это, вероятно, несложно устроить, надо будет с юристами посоветоваться. Да и вообще, вряд ли из этой затеи что-то стоящее выйдет.

Вика всегда была суетливой беспомощной курицей, что в ней Олег нашел? Анатолий этого никогда понять не мог. Внешность средненькая, мордашка так себе, пройдешь не заметишь. Супруга самого Анатолия Сергеевича, точнее, вторая его супруга, выглядела не в пример эффектнее. И он с удовольствием скосил взгляд на стройную брюнетку, изогнувшуюся на фоне моря, взирающую с яркой фотографии в изящной рамке.

Да, Вика с ней ни в какое сравнение не идет. А вот журналисточка вполне ничего, хотя и мелковата. Зато знаменитость. Анатолий Сергеевич припомнил свою недавнюю гостью и пришел к выводу, что в миниатюрных женщинах тоже что-то есть. И хотя одета она была строго и выглядеть пыталась этакой деловой неприступной фифой, но юбчонка-то коленок не прикрывала, да и взгляды она на него бросала вполне определенные, так что при желании вполне можно было бы закрутить. Тем более Элка сейчас с Семой и няней на море отдыхают.

Анатолий Сергеевич откинулся на спинку кресла, закинул обутые в дорогие итальянские ботинки ноги на боковую тумбочку рабочего стола и, достав из ящика сигару и маленькую бутылочку коньяку, позволил себе немного расслабиться, поскольку никаких важных дел на сегодня у него запланировано больше не было. Рабочий день клонился к концу, а про важную поездку он журналистке просто наврал, для солидности.