– Потому, что это действительно река, – чисто человеческая привычка начинать с последнего вопроса Элана не смущала. – По крайней мере, течение времени в ней ощущается… э-э-э… в реальном масштабе. Можно за одно погружение продолжительностью пару месяцев прожить там целую жизнь. Поэтому и ассоциация берётся с подвижной средой. Ты действительно как бы плывёшь в мощном течении, вот только вернуться не всегда получается.

Он ковырял вилкой содержимое тарелки, создавая неописуемую мешанину органики, от невесёлых воспоминаний аппетит пропал.

– Я во втором погружении еле выкарабкался назад, четыре месяца, хм, плавал…

– Чем дольше погружение, тем сложнее вернуться? – Инга не очень интересовалась переменой настроения собеседника, зато очень интересовалась его работой.

– Если Вы про возвращение разума, то нет, прямая связь часто отсутствует. Это тяжело для тела, когда сознание где-то бродит, а поддержание физической оболочки обеспечивается системами, по сложности не уступающими тому, что используете вы. Чем дольше ты в контакте, тем тяжелее процесс реабилитации организма.

Ольга с беспокойством смотрела на него, но он подмигнул ей и принялся за еду.

– А разрушение сознания происходит не по временной зависимости. Тут весь вопрос в том… – говорить с набитым ртом было не только неприлично, но и очень неудобно, приходилось глотать, почти не жуя, – что надо создать живое существо, в корне отличающееся от тебя самого, а для этого надо стать им, тем, чем ты не являешься, не был никогда. Это настоящий капкан для психики. Ты настолько увлекаешься жизнью своей ментальной проекции, что заставить себя вернуться назад бывает очень тяжело. Чем выше организация существа, над которым ты работаешь, тем интересней быть им. Попавшийся в ловушку зверь, может вырваться из стальных зубов, но, только потеряв лапу, а мы теряем самих себя. Оторвавшийся разум невозможно ни найти, ни вернуть назад в тело. Он навсегда остаётся там.

– А при работе с растениями? Вы ведь этим занимаетесь? – Допрос уже был перекрёстным. Дмитрий, длинный как каланча врач лет тридцати пяти, жадно впитывал информацию.

– Низкая организация не менее опасна, именно из-за примитивности, – Элан явно решил не строить шекспировской трагедии из беседы и продолжал, заметно приободрившись. – Поэтому «ботаники» у нас составляют большинство. Но психологически им легче, заметно. Родился туп, как дерево, и вырос баобабом!

Дружный залп смеха перекатывается по камбузу, получив новый импульс – Кирилл, прилагавший титанические усилия, что бы удержать в трясущихся от коликов руках поднос, весь уставленный стаканами с соком, быстро терял контроль над конечностями. Тряска усиливалась с каждой секундой, грозя катастрофой, а комизм ситуации только подливал масла в огонь всеобщего веселья. Ольга стрелой сорвалась с места, выхватив бесценный груз у горе-официанта. Кирилл, не имея больше тормозов в форме ответственности за судьбу товарищей, рухнул на стул, содрогаясь от приступов безудержного хохота.

Кое-как успокоившись, компания снова взялась за старое.

– Так вы занимаетесь чем-то определённым, одни – растениями, другие – животными? – спросила Лариса, стриженная под мальчика миловидная брюнетка, оператор силовых систем. Утирая слёзы веселья салфеткой, она, тем не менее, уже удостоила своим вниманием второе блюдо. В руках этой ещё по сути девчонки лет под тридцать и находилась вся мощь РАЭ.

– Часто да. Все эволэки делятся на кланы: флора, наземные животные, водоплавающие, и воздух. Я отношусь к последним. Но если надо, то любой может сработать в смежных областях – это не трудно, так что, распределение скорее формальность, просто отображающая твою наиболее сильную стезю.

– Ты сам-то работал в смежных областях? – Снова задала вопрос повелительница электромагнитной стихии.

– Да. У меня два проекта – воздух, оба тандемы, то есть создание одновременно двух существ составляющих единую биологическую цепочку. Первый – что-то вроде летучей мыши-крылана двух видов для опыления гигантских цветов планеты Форрел. Один вид равнинный, второй для высокогорья. Выводить единый тип под две во многом разные среды обитания оказалось нерационально – за универсальность слишком дорого пришлось бы заплатить, в переносном смысле этого слова. Второй – «неотложка» на Измере, насекомое – бабочка, плюс птица. А вот третья работа – хрящевые плоские рыбы, для бесчисленных мелких солёных озёр северо-восточной части южного континента родной планеты.

– Он единственный эволек, который может работать одновременно над двумя разными существами. – Ольга уже была в курсе. – До него такое не удавалось никому.

Она взлохматила его волосы, а парень, даже не пытаясь скрывать чувств, только что не замурлыкал, довольный таким вниманием к своей персоне.

– Почему второй контакт с Океанесом был тяжелее всего? – Инга подала кусок хлеба, и Иригойкойя с благодарностью его принял, древняя русская традиция пережила лихие столетия.

– Проект для Измера был во многом спонтанным, разработан, что называется, на ходу. Видимо поэтому прошёл со сложностями – меня никак не могли вытащить, пришлось везти на неотложке, то есть «Сталинграде», прямо на планету-заказчика, а уже там выводить из погружения. Жуть мировая… – его аж передёрнуло.

– Не самые приятные воспоминания? – Лариса вся прониклась сочувствием.

– Дело не в том, что мне было плохо, просто такие полёты не практикуются. Все технические моменты до этого случая отлаживались всегда на Новой России, а заказчику доставлялась, ну, готовая продукция, зверушки то есть. Работники ИБиСа ведут то, что называется сопровождением, – комплекс мер по доставке, отслеживают адаптацию и развитие популяции. Мы не бросаем своих питомцев на произвол! Но эволэк остаётся в ИБиСе, а тут я начал отплясывать такие коленца и всех поставил на уши! Раньше эволэков в погружении никуда не возили даже в пределах родной планеты, а одного упрямца пришлось тащить в другую систему! Вот тут и тарарам начался!

– Могу себе представить, – Дмитрию его профессиональное воображение нарисовало явно не одну незабываемую картину. – Ваше психическое состояние вряд ли было даже отдалённо адекватным, прошу прощения.

– Не за что извиняться, доктор. Вы правы на все сто, эволэк в контакте с Океанесом – это не то зрелище, которое стоит смотреть, не имея специальной подготовки. Бедные наши кураторы, что им приходится испытывать…

– И ты приготовил мне именно такую судьбу. – Ольга имела вид пророка, неосторожно заглянувшего в своё будущее, наполненное страданием и безотрадным существованием. – Бессердечный ребёнок.

– Прости, любимая, – он поднялся и обнял её. – Твой путь был предопределён с самого начала. Не знаю, как мне искупить ещё не состоявшуюся, но обреченную на появление вину перед тобой?

Киборг, видя его желание уйти отдыхать, шесть часов наблюдения за полётом корабля не прошли даром, тоже встала.

– Пойдём, что-нибудь придумаю, когда всё это случится.

* * *

«Пегас» вышел в нормальное пространство в двух часах лёта от цели – остановка в системе звезды Аврора-2 не предусматривалась, а груз и пассажиры отбывали на челноке «Капитан Щербаков». Тормозить звездолёт, а потом снова разгоняться до двухсот пятидесяти тысяч километров в секунду было не рационально, мягко говоря, поэтому корабль-носитель продолжит путь, снова уйдя в А-область, а межпланетник своим ходом доберётся до цели.

Задача его кибер-пилота непроста – надо за короткий промежуток времени погасить субсветовую скорость, но так, чтобы её запас позволил догнать планету. Чем-то похожее на самолёт двухсотметровое тело оторвалось от «Пегаса» и, едва отойдя на несколько десятков километров, полыхнуло реверсом плазменных двигателей (учитывая начальную скорость, каждая минута была на счету) и стало быстро отставать от своего большого брата.

Не сильно избалованный передовыми достижениями техники «Капитан Щербаков» превратился в полигон для испытания нервов и выносливости пассажиров. Хотя кресла были повёрнуты спинками к носу, благодаря чему перегрузка воспринималась легче, чем при разгоне «Пегаса», многочасовая пытка не обещала никакого удовольствия, несмотря на щадящий темп торможения. Особенно с учётом того, что прошлое продолжительное ускорение довелось перенести всего два дня назад – немыслимое число световых лет отделяющее Алкиону от Новой России уже давно перестало быть непреодолимым препятствием. «Прыжковые» звездолёты по проторенным тропинкам легко перемещались от одной звезде к другой, хотя расход энергии на каждый полёт был воистину астрономическим, выражаясь цифрами в десять, Небеса знает, в какой степени Ватт.

Следя за медленным бегом часов, Элан успел не раз пожалеть о своём выборе. «Дождался бы обратного рейса «Скитальца» и с относительным комфортом очутился дома. Ну что же, остаётся только сжать зубы. Всё будет хорошо!» – Ругая свою торопливость, на чём свет стоит, он подал команду скафандру на очередной укол. Через вену в тело хлынула гремучая смесь самых разнообразных стимуляторов. Сердце забилось ровнее, дыхание уже не вылетало со свистом, покрывая конденсатом прозрачное забрало, дурнота отступила. Но пользоваться этим спасительным средством часто было нельзя.

Ольга не без усилия повернула голову. Огонёк шлема подсвечивал лицо, на котором застыл немой вопрос.

– Я в порядке, – его голос был ровным, хотя в горле всё пересохло. – А ты как?

– Держусь! Ну, турист… Только не отрубайся – вымажешь весь шлем, потом не ототрёшь! – Киборг прекрасно понимала, какие позывы желудка испытывал её спутник, но помочь ничем не могла.

Убийство пассажиров с особой жестокостью не входило в планы автопилота челнока, но полёт проходил достаточно близко к пределу того, что может выдержать неподготовленный человек. Конечно, если всё станет совсем плохо, компьютер примет к сведению неудовлетворительное самочувствие живого существа и прекратит торможение, но тогда «Капитан Щербаков» обгонит планету, и возвращение домой затянется на несколько суток. Желание как можно скорее очутиться на твердой поверхности, вдохнуть полной грудью прохладный воздух, придавало сил лучше всякой медицинской отравы.

– Зато будет, что вспомнить! – Элан как-то нервно хихикнул. – Тоже приключение, как ни как!

– Терпи, осталось минут тридцать, потом будет полегче.

Действительно через полчаса перегрузка резко пошла на убыль, кресла повернулись по полёту. Аврора-2 предстала пред взорами во всём своём великолепии.

Звезда чуть крупнее, примерно на четверть, чем Солнце, аналогичная по спектру, образовывала ядро системы, включающее четыре планеты. Самая ближняя к светилу, Перун, находилась всего в пятидесяти миллионах километрах. Выжженный светом и радиацией шар диаметром 5200 км не представлял для колонизаторов никакого интереса. Вторая, Паллада (привычка давать мирам имена древних богов и богинь оказалась на удивление живучей!), удалённая на 120 млн. км, диаметром 10 500, могла бы стать прекрасным домом, но очень плотная атмосфера и период вращения 109 земных дней, не оставлявшие ей ни шанса в конкурсе претендентов. Четвёртая по счёту, Диана, – бесконечные океаны льда, спрятанных под ними тяжёлых металлов, два «же», и 672 млн. км от живительных лучей звезды.

Но третья, Новая Россия, оказалась редкой находкой! Удалённая на 209 млн. км, с диаметром 14 320 км, силой тяжести всего в 1,2 раза превосходящую привычную. Сутки составляли 31 час 27 мин земного времени, а год 424 дня – очень обнадёживающие показатели. Угол наклона оси вращения меньше, чем у Земли, прецессия почти не выражена.

Но самым главным призом памятного 2274 года оказались два незамерзающих гигантских океана, разделённых тонкой лентой пяти материков, трёх в восточном и двух в западном полушариях, и шапками полярных льдов. На сушу приходилась менее пятой части поверхности, но благодаря этому климат был сравнительно мягкий. Два естественных, но неестественно больших, на треть и четверть больше Луны, спутника – Велес и Сварог – словно по уговору вращались неподалёку друг от друга, поднимая двадцатиметровые приливы, захлёстывающие западное побережье. И, что самое отрадное, планета была чиста.

Как на Земле жизнь зародилась в воде, так и в новом доме начали с соленых растворов. Бактерии и простейшие организмы, выведенные на борту кораблей пришельцев, быстро прижились в благоприятной среде, выбрасывая в атмосферу миллиарды тонн нужного для дыхания газа каждый год, рукотворный зелёный ковер растений отвоёвывал у пустоши один участок за другим. Им в меру сил помогали атмосферные станции, разделяющие воду на водород и кислород. Причём первый большей частью выбрасывался из атмосферы, но «немного» оставляли про запас, делая атомными взрывами в толще коры пустоты из спечённой температурой и давлением породы – топливо никогда не помешает.

По прошествии почти двухсот лет колонисты, наконец, смогли вдохнуть свободно в самом прямом смысле слова.

Из трёх материков Восточного полушария Южный располагался слишком близко к полюсу, и почти весь год большая его часть была покрыта льдом и снегом. Весной и летом обильные таяния вызывали столь масштабные наводнения, что его освоение отложили в долгий ящик. Только области, простирающиеся дальше всех от царства холода, были интересны для людей и составляли примерно треть его общей площади. Он же был самым длинным материком планеты.

Центральный континент чем-то напоминал земную Южную Америку, только был короче и гораздо уже. На западном побережье, на экваторе, в него глубоко врезался океан – сорок процентов суши простиралась южнее залива, почти двадцать пять процентов севернее. Оставшаяся часть дугой огибала его, обрываясь цепочкой больших и малых островов, из-за чего материк приобретал вид кривой рогатины.

Самый северный материк из узкой полоски, связывающей его с соседом, стремительно расширялся к полюсу, но удлинение также было велико. Весь как осколками разбитого зеркала усеянный озёрами, он оказался самым благоприятным, и освоение началось именно с него.

Западное побережье всей троицы, лежащее на тектоническом разломе, вздымалось горными массивами. Пики-пятитысячники были тут нормой, но к востоку простирались обширные плато и равнины, так что реки сбегали в основном навстречу восходящему солнцу.

Два материка Западного полушария, самые большие, пока были не тронуты, отчасти из-за довольно активной вулканической деятельности. Но самое главное, что на протяжении сотен лет работы итак хватало по горло, и до этой парочки просто руки не доходили.

Освоение шло очень непросто, преобразование планеты в цветущий сад на поверку оказалось очень медленным и невероятно трудоёмким процессом, требующим усилий и самоотверженности всех поколений переселенцев. Только сейчас к 3425 году можно было похвастаться вполне сложившейся экосистемой суши и внутренних водоёмов. Океаны, за исключением части прибрежных полос были пусты.

На обзорных экранах «Капитана Щербакова» уже не было бесконечной пустоты, нос крошечного кораблика нацелен, казалось, в самое сердце планеты. Линия терминатора проходила по безбрежной водной глади, и челнок, прячась за небесным телом, как за зонтиком, от слепящих лучей светила, быстро приближался к тёмной громаде океана.

Его нырок в атмосферу скорее походил на стремительное падение. V-образное днище приняло удар разряженных газов стратосферы и стало стремительно нагреваться, пока не приобрело ярко-жёлтый оттенок. Сплав держал тепловой удар, а короткие крылья и интегральный фюзеляж, так же участвующий в создании подъёмной силы, позволяли снижаться хоть и по крутой, но управляемой траектории. Невидимые лучи мощных радиомаяков уверенно, как хорошо дрессированный пёс, вели огненный болид сквозь тьму ночи. Яростная работа двигателей, споря с притяжением, тормозила безудержное снижение к облачным фронтам. Кораблик словно боялся окунуться в стихию ветра и дождя, желая снова вернуться в безопасный и предсказуемый вакуум. Но чужая воля взяла верх, темные громады облаков поглотили его, тугие струи влаги ударили по раскалённой обшивке, но вид её стремительного превращения в пар тонул в окружающем хаосе.

«Капитан Щербаков» вырвался из высоких туч уже на околозвуковой скорости, обещая измученным пассажирам долгожданный отдых. Заход на посадку всегда строился со стороны океана, чтобы разрушительная ударная волна не достигла обжитой части материка. На горизонте чуть светящаяся от большого содержания микроорганизмов вода упиралась в чёрную полоску суши. Бесчисленные огни сбегались к гигантскому пятну света, озаряющему даже облака, словно творец поместил шаровое скопление звёзд на землю. Белоград, столица, не спал даже глубокой ночью. Мощнейший узел коммуникаций, наземных, морских, воздушных и космических, словно якорь корабля был опорой всей планеты в ненадёжном и коварном течении времени. Он был воистину перекрёстком всех путей.

Паутина железных дорог убегала на север и юг, стремилась на Восток к морю, где в спокойной бухте стояли исполинские суда. Поворотные эллинги дирижаблей, рулёжные дорожки, взлётные полосы самолётов, ангары, простирались на многие километры к северо-западу от окраины. К ним примыкал космопорт – комплекс ещё более грандиозного масштаба. Верфь со стоящим на стапеле звездолётом походила на гигантского кита, который опирался на массивные антигравитационные колонны. Они опустили «Стремительного» на породившую его планету, они и поднимут его снова в космос, когда, набравшись сил, тот снова будет готов бросить вызов бесконечности.

Центр города, как ёж, топорщился двухсотметровыми пиками зданий, с уходящей в небо стрелой посередине – Императорским дворцом. Бесчисленные развязки дорог и эстакады продуманно и рационально огненными змеями охватывали жилые массивы и огромные парки.

Столица Центрального континента и всей системы жила, её сердце – термоядерный реактор – глубоко под землёй билось в унисон стремительному ритму мегаполиса.

Элан не мог налюбоваться на красоты Белограда, хотя предпочитал более спокойную и размеренную жизнь в глубинке – род занятий не очень располагал к забранным в бетон и стекло пейзажам, пусть и обильно перемежающихся островами зелени.

Челнок повис над кругом посадочной платформы, пламя двигателей, бьющее вертикально вниз, напрасно пыталось выжечь бездушный сплав, разбиваясь о его поверхность. Система охлаждения гнала под настилом потоки воды, превращаясь в кипяток, они раскалённым водопадом рушились в подземные резервуары, выбрасывая в воздух массы белоснежного пара.

Толчок возвестил о конце полёта, стих рёв двигателей, над площадкой повисла оглушительная тишина.

– Всё, приехали, – Элан, чуть живой, еле слышно прошептал заветные слова. – Мы дома.

– Я налеталась на всю оставшуюся жизнь, – Ольга хоть и была киборгом, но живые ткани имели отнюдь не беспредельную прочность.

– Скорее всего, больше не придётся.

Открылся трап, и в тесный проём просунулась голова рабочего:

– С мягкой посадкой! Врач нужен?

– Не-а, мы сами с усами. – Элан не хотел выглядеть размазнёй.

– Как угодно, – голова исчезла.

С трудом доковыляв до люка, он чуть не упал на бетон, хотелось полежать, но от корабля шёл такой жар, что парочка, собрав остаток сил, стремительно удалилась на почтительное расстояние.