Два термина, «духовное» и «богословие», идут рука об руку. «Богословие» – это то внимание, которое мы уделяем Богу, и те усилия, которые мы прилагаем к познанию Бога, явленного нам в Писании и в Иисусе Христе. «Духовное» означает упор на то, что обычные люди могут – прямо у себя дома или на работе – проживать всё, что Бог открыл нам о Себе и Своих делах. «Духовное» не даёт «богословию» скатиться к абстрактным, чисто умозрительным философствованиям о Боге. «Богословие» же не даёт «духовному» превратиться в разговоры исключительно о том, что каждый из нас лично думает и чувствует о Боге. Оба эти слова нуждаются друг в друге, ведь мы знаем, как легко отделить попытки познать Бога (богословие) от практической жизни и как легко отделить желание жить полноценно, с подлинным удовлетворением (то есть желание жить духовной жизнью) от того, кто такой Бог на самом деле и как Он действует среди нас.

Духовное богословие – это внимание, которое мы уделяем проживаемому богословию: богословию, которое воплощается в жизни и в молитве, – потому что если оно не будет воплощаться в молитве, то рано или поздно утратит всякую связь с Господом жизни, а значит, и всякую глубину. Духовное богословие – это внимание, которое мы уделяем тому, чтобы проживать на личном опыте то, во что мы верим и что знаем о Боге. Это вдумчивое и послушное культивирование жизни как коленопреклонённого обожания Бога Отца, жизни как живой жертвы следования за Богом Сыном и жизни как любви, радостно принимающей общение Бога Духа.

Духовное богословие – это не ещё один раздел богословия, расположившийся на одной научной полке с систематическим, историческим, библейским и практическим богословием. Скорее, оно отражает убеждение в том, что всё богословие без исключений имеет дело с живым Богом, творящим нас для того, чтобы мы жили ради Его славы. Оно помогает нам научиться распознавать проявления Божьей руки не только в церкви, но и на работе, откликаться на них не только во время медитации в березовой роще, но и в процессе смены подгузника в детской, и осознавать их важность не только при толковании древнееврейского текста, но и во время чтения газетной передовицы.

Кому-то ради простоты захочется убрать богословие и оставить только духовное. Кому-то, напротив, будет вполне комфортно и дальше заниматься богословием, забыв о духовном. Однако мы живём лишь потому, что жив Бог, и жить по-настоящему хорошо можно только в соответствии с тем, как именно Бог созидает, спасает и благословляет нас. Духовность начинается в богословии (в откровении и понимании Бога) и следует его водительству. Богословие же, в свою очередь, становится полноценным, лишь воплощаясь в телах реальных людей, которым Бог даёт жизнь для того, чтобы в Его спасении они познали подлинную жизнь с избытком (духовность).

* * *

«Троица» – это богословская формулировка той реальности, благодаря которой наши рассуждения о христианской жизни остаются связными, понятными, целенаправленными и личностно значимыми для каждого. Первые христиане довольно быстро поняли, что всё в нас и вокруг нас – поклоняемся мы или учимся, говорим или слушаем, учим или проповедуем, повинуемся или принимаем решения, работаем или играем, едим или спим – всё это происходит «на территории» Троицы, то есть в непосредственном присутствии и в поле действия Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа. Если мы не осознаем, что Божье присутствие и действие определяют нас самих и все наши дела, нам не удастся ни понять, ни как следует прожить ни одно из наших начинаний.

«Троице» пришлось претерпеть немало унижений от престарелых артритиков (вроде того «мёртвого до половины» грамматика, которого так едко разделал Роберт Браунинг)^[5], пытавшихся со всех сторон тыкать и прощупывать её, словно высушенный словесный артефакт. На деле же это самое выдающееся и смелое интеллектуальное достижение человека в его попытках размышлять о Боге^[6]. Троица – это концептуальная попытка увязать в одно целое то, что Бог многообразно открыл нам о Себе в Писании как об Отце, Сыне и Святом Духе: Его подчёркнутую личностность; тот факт, что Он всегда и исключительно является Богом в личных взаимоотношениях. Троица – это не попытка объяснить или определить Бога с помощью абстрактных понятий (хотя кое-что от этой попытки тут всё же есть), а свидетельство о том, что Бог являет Себя как личность и через личные взаимоотношения. В практическом плане оно избавляет Бога от умозрительных домыслов метафизиков и смело помещает Его в сообщество мужчин, женщин и детей, призванных войти в эту общую жизнь любви – подчеркнуто личную жизнь, где они ощущают и осознают себя в контексте любви, прощения, надежды и желания. В образе Троицы мы обнаруживаем, что познаём Бога не благодаря тому, что даём Ему определение, а благодаря тому, что Он любит нас и мы в ответ любим Его. В результате каждый из нас получает личное откровение: я узнаю другого человека, а он меня, не посредством определений, объяснений, категоризации и психологических выкладок, а исключительно через взаимоотношения, когда мы принимаем и любим друг друга, что-то даём и что-то приобретаем. Личное и межличностное – первые и основные образы (Отец, Сын и Святой Дух) для того, чтобы познавать Бога и быть познанным Богом. Это и есть жизнь, а не просто размышления о жизни, и мы именно живём с Богом, а не просто совершаем по Его команде те или иные действия.

Таким образом, все мои размышления о духовном богословии будут разворачиваться в контексте этого обозначенного Троицей пространства, в котором мы познаём Бога, веруем в Него и служим Ему: Отцу с Его творением, Сыну с Его историей и Духу с Его сообществом.

Троица – это не только попытка верно сформулировать богословский догмат. Пространство Троицы позволяет нам понять творение (мир, в котором мы живём), историю (то, что происходит с нами и вокруг нас) и сообщество (как лично мы участвуем в повседневной жизни среди всех остальных окружающих нас людей). Троица – это не искусственно навязанное нам понятие; это свидетельство о соприсущности Бога (Отца, Сына и Святого Духа) и о соприсущности нашей жизни образу и подобию Бога (где мы живём, что с нами происходит и кто мы такие, по мере того как мы говорим, действуем и вступаем в личные отношения друг с другом).

Итак, Троица обозначает и определяет то пространство, тот ландшафт, в контексте которого мы знаем Бога, принимаем Его и повинуемся Ему. Это не само пространство, а его разметка, его карта – и, надо сказать, карта весьма полезная, ибо Бог неизмеримо велик и многообразен и действует как явно, так и незримо. Когда мы предоставлены самим себе, мы то и дело упираемся в тупики, запутываемся в чащобах, теряемся и не можем понять, где оказались. Карта помогает нам определить наши координаты: она даёт нам нужную терминологию и показывает, как можно познавать Бога, когда вокруг нет ни малейшего признака Его присутствия и когда в нашем словаре нет точного обозначения для необычной мысли или чувства, с которыми мы столкнулись.

У карты есть ещё одно важное свойство. Хотя она является артефактом, искусственно изготовленным предметом, никто не станет насильственно подгонять под неё ландшафт. Наоборот, карта является результатом тщательных наблюдений и точных записей того, что существует в действительности. Карты должны быть честными и надёжными. А ещё карта – весьма смиренная штука: она не пытается заменять собой реальную местность. Изучать карту местности и идти по этой местности – совершенно разные вещи. Цель карты состоит в том, чтобы показать, как добраться туда, куда нужно, и помочь не потеряться в пути.

* * *

Итак, структурой и контекстом для наших размышлений будет Святая Троица, разговор наш пойдёт в русле метафоры «Христа, играющего в десяти тысячах мест», и для начала нам предстоит расчистить игровое поле, а затем чуть более пристально посмотреть на три пересекающиеся измерения, в которых мы проживаем нашу жизнь, а именно: на творение, на историю и на сообщество.

Расчищая игровое поле. Мы живём во время всеобщего интереса к тому, что обычно называется «духовностью». У христианской церкви нет монополии на раздачу указаний о том, как жить. Игровое поле духовности буквально завалено обломками самодельных правил, разъясняющих, как лучше прожить на свете, и импровизированных попыток это сделать. Я попытаюсь максимально расчистить это поле и установить общие параметры для разговора, расставив по местам основные нарративы, метафоры и термины, которые помогут нам понять христианскую жизнь как в библейском, так и в личном плане.

Христос играет в творении. Мы живём в чрезвычайно сложной вселенной, рядом с миллионами других форм жизни, связанных с нами самым непосредственным образом. В мире происходит очень много всего, и нам не хочется ничего упускать. Сейчас, когда всё и вся рассматривается преимущественно с прагматической, функциональной точки зрения и ощущение сокровенности, сакральности всего живого и неживого неуклонно размывается, мы поговорим о том, что христианин должен принимать всё творение, радоваться ему и почитать его как сокровенный дар, исходящий от Бога и обретающий свою полноту в рождении Христа.

Христос играет в истории. Но жизнь – это не только дар творения. Все мы также погружены в историю, где не последнюю роль играют грех и смерть: нам не понаслышке известны страдания и боль, разочарования и потери, катастрофы и зло. В наш век стремительно нарастающего знания и блестящих технических достижений легко решить, что ещё немного знаний и технологий – и мы переломим ход событий, и мир наконец-то начнёт становиться лучше. Однако до сих пор ничего подобного не произошло. И не произойдёт. Неопровержимые исторические факты и документы из недавно закончившегося (двадцатого) столетия четко показывают, что оно было самым кровопролитным за всю историю^[7]. Нам нужна помощь. Мы будем размышлять о том, как христианам войти в ту историю, которая обретает свой окончательный смысл в смерти Христа и в проистекающей из неё жизни спасения.

Христос играет в сообществе. Христианская жизнь – это жизнь рядом с другими и ради других. Мы ничего не можем делать в одиночку или исключительно для себя. В наш век крайнего индивидуализма легко подумать, что христианская жизнь – это прежде всего то, за что отвечаю я сам, лично. Однако в духовном богословии нет места ни эгоизму, ни философии типа «помоги себе сам». Мы подумаем о том, как выглядит наше место в сообществе, созидаемом Христовым Святым Духом, и как нам стать полноценными участниками всего, чем является и что делает воскресший Христос и как жить жизнью Его воскресения.