Пернилла Хольмен казалась еще меньше, когда сидела в кресле на Фреденсборгвейен и большими заплаканными глазами глядела на Харри. На коленях у нее лежала рамка с фотографией сына.
– Здесь ему девять лет, – сказала она.
Харри невольно сглотнул комок в горле. Отчасти потому, что при взгляде на улыбающегося ребенка в спасательном жилете никому в голову не придет, что он кончит свои дни в контейнере, с пулей в виске. А отчасти потому, что снимок напомнил ему об Олеге, который иной раз забывался и звал его папой. Много ли времени ему понадобится, чтобы звать папой Матиаса Лунн-Хельгесена?
– Биргер, мой муж, обычно ходил искать Пера, когда тот пропадал по нескольку дней, – продолжала Пернилла Хольмен. – Хотя я просила его прекратить поиски, не могла больше выдержать присутствие Пера.
– Почему? – быстро спросил Харри. Остальное подождет.
Биргер Хольмен уехал в похоронное бюро, сообщила она, когда Харри без предупреждения позвонил в дверь.
Она всхлипнула:
– Вам когда-нибудь случалось находиться в одной квартире с наркоманом?
Харри не ответил.
– Он крал все, что попадалось под руку. Мы молчали. То есть Биргер молчал, из нас двоих он самый любящий родитель. – Она скривила дрожащие губы, стараясь изобразить улыбку. – Он всегда и во всем защищал Пера. Вплоть до того дня нынешней осенью, когда Пер стал мне угрожать.
– Угрожать?
– Да. Чуть не убил меня. – Пернилла Хольмен смотрела на снимок и терла стекло, словно оно запачкалось. – Утром Пер позвонил в дверь, я не хотела впускать его, потому что была дома одна. Он плакал и умолял, но я уже знала эти его игры и не открыла. Ушла на кухню, села там. Понятия не имею, как Пер сумел войти, но неожиданно он очутился передо мной с пистолетом в руке.
– С тем же, который…
– Да. Думаю, с тем же.
– Продолжайте.
– Он велел мне отпереть шкаф, где лежали мои драгоценности. В смысле, то немногое, что оставалось, бо́льшую часть он к тому времени уже унес. Потом он ушел.
– А вы?
– Я? У меня нервы не выдержали. Вернулся Биргер, отвез меня в больницу. – Она опять всхлипнула. – Там даже таблетки мне давать отказались. Мол, и так уже достаточно.
– Что за таблетки?
– А вы как думаете? Транквилизаторы. Достаточно! Если из-за сына каждую ночь лежишь без сна, боишься, что он вернется… – Она не договорила, прижала руку к губам. На глазах выступили слезы. Потом прошептала так тихо, что Харри едва расслышал: – Иной раз жить не хочется…
Харри бросил взгляд на свой блокнот – он не записал ни слова, но поблагодарил:
– Спасибо.
– One night, is that correct, Sir?[5]
Девушка-администратор за стойкой гостиницы «Скандия», что возле Центрального вокзала Осло, задала вопрос, не поднимая глаз от заказа на экране компьютера.
– Yes, – ответил мужчина.
Она отметила, что на нем бежевое пальто. Верблюжья шерсть. Или имитация.
Длинные красные ногти, точно перепуганные тараканы, пробежали по клавиатуре. Имитация верблюжьей шерсти в зимней Норвегии. Почему бы и нет? Она видела на фото верблюдов в Афганистане, а ее друг и в письмах писал, и говорил, что морозы там не слабее здешних.
– Will you pay by VISA or cash, Sir?[6]
– Cash.
Она выложила на стойку регистрационный бланк и ручку, попросила паспорт.
– No need, – сказал он. – I will pay now[7].
По-английски он говорил почти как британец, хотя кое-что в выговоре согласных наводило на мысль о Восточной Европе.
– Тем не менее попрошу ваш паспорт, сэр. Международные правила.
Он согласно кивнул, протягивая ей тысячную купюру и паспорт. Republika Hrvatska. Наверняка одно из новых государств на Востоке. Администратор отсчитала сдачу, положила тысячу в кассу, напомнив себе проверить купюру на просвет, когда постоялец уйдет. Она старалась придерживаться определенного стиля, хотя и работала пока в гостинице средней руки. Вдобавок этот человек не похож на мошенника, скорее уж выглядит как… как кто? Она вручила ему пластиковую карточку-ключ, назвала этаж, показала, где лифт, сообщила, когда можно позавтракать и когда надо освободить номер.
– Will there be anything else, Sir?[8] – прощебетала она, прекрасно зная, что ее английский и манеры слишком хороши для этой гостиницы. И вскоре она перейдет в отель получше. А если не удастся, поубавит услужливости.
Он кашлянул и спросил, где тут ближайшая phone booth.
Она объяснила, что позвонить можно прямо из номера, но он покачал головой.
Администратор задумалась. Мобильная связь практически ликвидировала большинство телефонов-автоматов в Осло, однако неподалеку, на Йернбанеторг, таксофон точно сохранился. Действительно рукой подать, тем не менее она достала маленькую карту, нарисовала маршрут, объяснила. Точь-в-точь как это делается в «Рэдиссоне» и в других отелях высокого класса. Подняв голову и взглянув на него – понял ли? – она вдруг на мгновение смешалась, непонятно отчего.
– Пробьемся, Халворсен!
Выкрикнув обычное утреннее приветствие, Харри влетел в их общий кабинет.
– Два сообщения, – сказал Халворсен. – Тебя вызывает новый комиссар. А еще тебе звонила какая-то женщина. С весьма приятным голосом.
– Да?
Харри швырнул пальто на вешалку. Оно упало на пол.
– Господи, – вырвалось у Халворсена. – Неужто справился наконец?
– О чем ты?
– Ты опять бросаешь одежду на вешалку. И твердишь насчет «пробьемся». А ведь не делал этого с тех пор, как Ракель… – Халворсен осекся, заметив на лице Харри предостережение.
– Чего хотела женщина?
– Дать тебе информацию. Ее зовут… – Халворсен покопался в желтых листочках на столе. – Мартина Экхофф.
– Не знаю такой.
– Из «Маяка».
– А-а!
– Она сказала, что навела справки. Никто не слыхал, чтобы Пер Хольмен кому-либо задолжал деньги.
– Вот как? Хм. Пожалуй, надо позвонить ей, проверить, не выяснилось ли что-нибудь еще.
– Я тоже об этом подумал, спросил телефон, но она сказала, что добавить ей больше нечего.
– Ну что ж. Ладно. Замечательно.
– Да? А чего это ты так разволновался?
Харри нагнулся, поднял пальто, однако на вешалку не повесил, снова надел.
– А как же комиссар…
– Подождет.
Ворота контейнерного склада были открыты, но табличка на заборе однозначно предупреждала, что въезд воспрещен и что автостоянка находится за пределами складской территории. Харри почесал укушенную лодыжку, взглянул на длинное открытое пространство между контейнерами и зарулил в ворота. Контора смотрителя располагалась в низкой постройке казарменного вида, которую за последние три десятка лет регулярно достраивали. И это было недалеко от истины. Оставив машину у входа, Харри быстрыми шагами одолел последние метры.
Пока он объяснял причину своего прихода и рассказывал о вчерашнем вечернем происшествии, смотритель сидел молча, откинувшись на спинку кресла, заложив руки за голову, и жевал спичку.
Спичка – единственное, что двигалось на лице охранника, но Харри показалось, будто по его губам скользнула улыбка, когда он услышал о поединке с собакой.
– Черный метцнер, – сказал охранник. – Родич родезийского риджбека. В Норвегии только у меня. Превосходная сторожевая собака. К тому же молчаливая.
– Это я заметил.
Спичка весело подпрыгнула.
– Метцнер – охотник, он подкрадывается к добыче. Чтобы не спугнуть.
– Вы имеете в виду, она собиралась… съесть меня?
– Ну, так уж прямо и съесть.
Охранник не стал вдаваться в подробности, без всякого выражения смотрел на Харри, обхватив затылок сплетенными ладонями, и Харри подумал, что либо руки у него очень большие, либо голова маленькая.
– Значит, в то время, когда, по нашим предположениям, застрелили Пера Хольмена, вы ничего не видели и не слышали?
– Застрелили?
– Когда он застрелился. Ничего не видели и не слышали?
– Зимой охрана сидит в помещении. А метцнер, как я уже говорил, собака молчаливая.
– Удобно ли это? Ну, что собака не поднимает тревогу?
Охранник пожал плечами:
– Она делает свое дело. А мы сидим себе в тепле.
– Но собака не обнаружила Пера Хольмена, когда он пробрался на склад.
– Территория-то большая.
– А позднее?
– Вы имеете в виду труп? Ну, тело ведь замерзло в камень. К тому же мертвецы метцнера не привлекают, он хватает живую добычу.
Харри вздрогнул.
– В полицейском отчете написано, что, по вашим словам, Пера Хольмена вы здесь никогда раньше не видели.
– Так и есть.
– Я заходил к его матери и взял у нее семейную фотографию. – Харри положил снимок на стол перед охранником. – Взгляните внимательно и скажите мне, вполне ли вы уверены, что никогда раньше не видели вот этого человека.
Охранник опустил взгляд. Перегнал спичку в уголок рта, хотел ответить, но вдруг замер. Вынул руки из-за головы, взял снимок. Долго вглядывался.
– Н-да, ошибочка вышла. Видел я его. Он был тут летом. Трудно признать… того, что лежал в контейнере.
– Вполне вас понимаю.
Несколько минут спустя, собираясь уходить, Харри сначала приоткрыл дверь и выглянул наружу. Охранник засмеялся:
– Днем собака сидит под замком. К тому же зубы у метцнера узкие, рана быстро заживает. Сперва-то я подумывал купить кентуккского терьера. У того клыки как пила. В куски рвут. Повезло вам, инспектор.
– Ладно, – сказал Харри. – Приготовьтесь, скоро сюда придет наша сотрудница, и вашему полкану придется покусать кое-что другое.
– Ну и что? – спросил Халворсен, осторожно объезжая снегоочиститель.
– Псу дадут куснуть такую мягкую штуку вроде глины, – сказал Харри. – Потом Беата и ее сотрудники поместят оттиск в гипс, он застынет, и получится модель собачьей челюсти.
– Вон как… И этого будет достаточно для доказательства, что Пера Хольмена убили?
– Нет.
– По-моему, ты говорил…
– Я говорил, что именно это мне нужно, чтобы доказать убийство. The missing link[9] в цепочке доказательств.
– Та-ак. И каковы же остальные звенья?
– Обычные. Мотив, орудие убийства и повод. Здесь сверни направо.
– Не понимаю. Ты сказал, подозрение основано на том, что Пер Хольмен использовал клещи, чтобы проникнуть на склад?
– Я сказал, что меня это удивило. Точнее говоря: законченный героинщик вынужден искать приюта в контейнере, но одновременно мыслит настолько четко и ясно, что заранее запасается клещами для взлома ворот. Вот я и решил вникнуть поглубже. Паркуйся здесь.
– Не понимаю, как ты можешь утверждать, будто знаешь, кто виновен?
– Сам подумай, Халворсен. Это несложно, ведь все факты тебе известны.
– Терпеть не могу эти твои штучки.
– Я просто хочу, чтобы ты стал хорошим полицейским.
О проекте
О подписке