– И как раз сейчас Крипос оказывает содействие, держа супруга жертвы на расстоянии от места преступления. Ты можешь проявить свой профессионализм и согласиться, или же я попрошу кого-нибудь из парней в форме вывести тебя отсюда.

Харри знал, что Уле Винтер не возражал бы против такого развития событий – позволить парочке своих подчиненных сопроводить Холе в полицейский автомобиль на глазах у коллег, соседей и падальщиков-журналистов, собравшихся внизу у дороги и снимающих все подряд. Уле Винтер был на пару лет старше Харри, и на протяжении двадцати пяти лет они оба работали следователями и вели дела об убийствах, так сказать, по разные стороны забора: Харри – в Полицейском управлении Осло, Винтер – в Крипосе, сотрудники которого оказывали содействие местной полиции в расследовании особо тяжких преступлений, а в некоторых случаях, располагая лучшими ресурсами и опытом, полностью брали расследование на себя. Харри посчитал, что позвонить в Крипос решил его непосредственный начальник Гуннар Хаген. И правильно сделал, учитывая, где работал супруг жертвы. Правда, при этом Хагену пришлось переступить через самолюбие, поскольку между двумя этими крупнейшими подразделениями всегда существовала негласная конкуренция. Ну и плюс ко всему, конечно, не секрет, как Уле Винтер относился лично к Харри. Винтер считал, что Холе сильно переоценивают, что его статус легендарного сыщика объясняется громкостью раскрытых им преступлений, а вовсе не его профессионализмом. А вот самого Уле Винтера, несмотря на то что он, безусловно, являлся звездой Крипоса, недооценивали – по крайней мере, за пределами их организации. И это было вызвано тем, что его триумфы, в отличие от успехов Холе, никогда не влекли за собой громких газетных заголовков, поскольку серьезная полицейская работа редко их удостаивается, в то время как выскочку-следователя, отличающегося непредсказуемым характером и к тому же любящего выпить, за один-единственный миг просветления и озарения пресса восхваляет постоянно.

Харри вынул пачку «Кэмела», зажал сигарету губами и достал зажигалку.

– Я сейчас уйду, Винтер.

Харри прошел мимо него, спустился по ступенькам на гравий и только тогда пошатнулся. Он остановился, чтобы прикурить, но слезы настолько ослепили его, что он не видел ни зажигалки, ни сигареты.

– Вот. – Харри услышал голос Бьёрна, пару раз быстро моргнул и втянул в себя пламя зажигалки, которую друг поднес к его сигарете. Харри глубоко затянулся, закашлялся и снова затянулся.

– Спасибо. Тебя тоже выгнали с места происшествия?

– Нет, я же работаю как на Крипос, так и на Полицейское управление Осло.

– Кстати, разве ты не в отпуске по уходу за ребенком?

– Катрина позвонила и велела срочно приехать. В данный момент мальчик наверняка сидит у нее на коленях в кресле начальника и руководит работой отдела убийств. – Кривая улыбка, едва коснувшись губ Бьёрна Хольма, исчезла. – Прости, Харри, я болтаю всякую чушь.

– Мм… – Ветер унес дым, выпущенный Харри. – Вы уже закончили осматривать двор?

Не выходить из образа следователя, оставаться под наркозом.

– Да, – ответил Бьёрн. – В ночь на воскресенье стояли заморозки, и гравий был более плотным. Если здесь побывали машины или люди, они оставили не слишком много следов.

– В ночь на воскресенье? Ты хочешь сказать, это произошло прошлой ночью?

– Тело холодное, а когда я согнул ее руку, мне показалось, что труп уже полностью окоченел.

– Значит, прошло минимум двадцать четыре часа.

– Похоже на то. Но подождем заключения патологоанатомов. Эй, Харри, ты в порядке?

Харри уже успело вырвать, но он кивнул и сглотнул жгучую желчь. Разумеется, в порядке. Он до сих пор спит.

– Ножевые ранения. Можешь что-нибудь сказать о ноже?

– Думаю, клинок короткий или средний. Рядом с ранами нет следов синяков, так что либо убийца вонзал нож не слишком глубоко, либо это лезвие без рукоятки.

– Посмотри, сколько крови: он вонзал нож глубоко.

– Согласен.

Харри отчаянно втягивал в себя дым сигареты, выкуренной почти до фильтра. По подъездной дорожке к ним направлялся высокий молодой мужчина в элегантном костюме и пальто от «Бёрберри».

– Катрина сказала – тревогу поднял кто-то из сослуживцев Ракели, – продолжал Харри. – Знаешь что-нибудь об этом?

– Только то, что это был ее начальник, – ответил Бьёрн. – Ракель не явилась на важную встречу, и они не смогли до нее дозвониться. Вот босс и заподозрил неладное.

– Хм… А разве принято звонить в полицию только потому, что один из твоих подчиненных куда-то там не пришел?

– Не знаю, Харри. Он сказал, на Ракель не похоже – не явиться на встречу и не предупредить об этом. И потом, им же было известно, что она живет одна.

Харри медленно кивал. Сослуживцы Ракели знали гораздо больше. Они были в курсе, что она совсем недавно выгнала мужа. Человека, которого все считают нестабильным. Он бросил окурок и услышал, как зашуршал гравий, когда он тушил его каблуком.

Мужчина лет тридцати с небольшим, с азиатскими чертами лица, подошел ближе. Он был стройным и держал спину прямо. Костюм, судя по всему, сшит у портного, надетая под него свежевыглаженная рубашка сверкает белизной, галстук завязан плотным узлом, густые темные волосы коротко подстрижены, и стрижка могла бы показаться скромной, если бы не была ярко выраженной классикой. От следователя Крипоса Сон Мина Ларсена слабо пахло чем-то, на взгляд Харри, очень дорогим. В Крипосе за ним закрепилось прозвище Индекс Никкей^[12], несмотря на то что имя Сон Мин, которое Харри в свое время несколько раз приходилось слышать в Гонконге, было корейским, а не японским. Ларсен учился на последнем курсе Полицейской академии в тот год, когда Харри начал там преподавать. Этот парнишка запомнился ему невероятной белизной рубашек, а также выразительными гримасами и кривыми ухмылками: так Ларсен реагировал всякий раз, когда новоиспеченный преподаватель Холе начинал путаться в материале. А еще результатами выпускного экзамена, наверняка лучшими за всю историю учебного заведения.

– Примите мои соболезнования, Холе, – произнес Сон Мин Ларсен. – Мои глубочайшие соболезнования.

Он был почти одного роста с Харри.

– Спасибо, Ларсен. – Харри кивнул на блокнот, который следователь из Крипоса держал в руке. – Опрашивал соседей?

– Точно так.

– Что-нибудь интересное есть? – Харри огляделся.

Здесь, в фешенебельном районе Хольменколлен, виллы располагались на большом расстоянии друг от друга. Их разделяли высокие живые изгороди и ряды елей.

Казалось, Сон Мин Ларсен на мгновение задумался, стоит ли делиться информацией с Полицейским управлением Осло. А может, проблема заключалась в том, что Харри был супругом жертвы.

– Ваша соседка, Венке Ангондора Сивертсен, утверждает, что не видела и не слышала ничего необычного в субботу вечером. Я поинтересовался, открывает ли она на ночь окно, и дама ответила утвердительно. Но добавила, что спит с открытым окном, потому что не просыпается от привычных звуков – например, от звука подъезжающей машины мужа, автомобилей соседей, мусоровоза. И она подчеркнула, что стены дома, принадлежавшего Ракели Фёуке, сделаны из толстых бревен.

Молодой следователь говорил все это, не заглядывая в блокнот, и у Харри появилось ощущение, что Ларсен выдавал ему набор малосодержательных сведений в качестве теста, чтобы посмотреть, как он на них отреагирует.

– Мм… – Харри издал бурчание, означавшее, что он понял слова собеседника.

– Это так? – спросил Ларсен. – Дом действительно принадлежит вашей супруге? Не вам обоим?

– Исключительная собственность, – подтвердил Харри. – Я настоял. Не хотел, чтобы люди подумали, будто я женился из-за денег.

– Она была богата?

– Нет, это шутка. – Харри кивнул в сторону дома. – Тебе надо довести собранную информацию до сведения твоего начальника, Ларсен.

– А что, Винтер уже приехал?

– Во всяком случае, внутри сильно похолодало^[13].

Сон Мин Ларсен натянул на лицо вежливую улыбочку:

– С формальной точки зрения расследование возглавляет Винтер, но, судя по всему, вплотную заниматься этим делом предстоит мне. Я не такой выдающийся специалист, как вы, Холе, но обещаю сделать все возможное, чтобы поймать убийцу вашей супруги.

– Спасибо, – сказал Харри. У него было ощущение, что молодой следователь говорил вполне искренне, ну разве что насчет «выдающегося специалиста» слегка преувеличил. Он проводил глазами Ларсена, шагавшего к дому мимо полицейских машин, а затем произнес: – Скрытая камера.

– Что? – не понял Бьёрн.

– Я установил фотоловушку вон на той ели, что посредине. – Харри кивнул в сторону зарослей кустов и деревьев, походивших на кусочек леса у ограды соседнего участка. – Надо сказать об этом Винтеру.

– Нет, – твердо возразил Бьёрн.

Харри вопросительно посмотрел на него. Добродушный тутенец редко говорил столь безапелляционно. Бьёрн Хольм пожал плечами и пояснил:

– Если там есть запись, способная помочь в расследовании, мне кажется, честь раскрытия преступления не должна достаться Винтеру.

– Вот как?

– С другой стороны, тебе нельзя здесь ничего трогать.

– Потому что я – подозреваемый, – сказал Харри.

Бьёрн дипломатично промолчал.

– Все в порядке, – заверил друга Харри. – Я же понимаю: бывший муж всегда возглавляет список подозреваемых.

– Разумеется, тебя скоро исключат из их числа, – ответил Бьёрн. – Ладно, я займусь записью с камеры. Ель посередине, говоришь?

– Камеру трудно рассмотреть, – предупредил Харри. – Чехол фотоловушки завернут в чулок такого же цвета, что и ствол дерева. Он находится на высоте двух с половиной метров.

Бьёрн бросил на Харри странный взгляд, после чего направился к деревьям на удивление мягким и пружинистым для своего плотного телосложения шагом. У Харри зазвонил телефон. Первые четыре цифры высветившегося на дисплее номера указывали на то, что звонят с одного из стационарных телефонов в редакции газеты «ВГ»^[14]. Стервятники учуяли добычу. А раз они звонят ему, значит узнали имя жертвы и связали погибшую с ним. Харри не ответил на звонок и убрал мобильник в карман.

Бьёрн сидел на корточках возле елей. Он поднял голову и жестом позвал Харри.

– Ближе не подходи, – предупредил криминалист. Он снова натянул белые резиновые перчатки. – Тут кто-то уже побывал до нас.

– Какого черта… – прошептал Харри. Чулок был содран с дерева, разорван и валялся на земле. Рядом лежали разбитые фотоловушка и крепление к ней. Кто-то раздавил их ногой. Бьёрн поднял камеру и констатировал:

– Карта памяти удалена.

Харри тяжело дышал носом.

– Ничего себе: разглядеть фотоловушку в этом камуфляжном чулке!.. – произнес Бьёрн. – Для этого ведь надо стоять здесь, у деревьев.

Харри медленно кивал.

– Или… – сказал он, ощущая, что мозгу не хватает кислорода, – тот человек знал, что камера находится здесь.

– Согласен. Кому ты об этом рассказывал?

– Никому. – Голос Харри стал сиплым. Он не сразу понял, в чем дело, что именно так наполняет болью его грудь и стремится прорваться наружу. Может, он просыпается? – Абсолютно никому. Да и фотоловушку я устанавливал под покровом ночи, так что никто меня не видел. Ни один человек, во всяком случае.

Теперь Харри понял, что именно рвалось наружу. Вороний крик. Плач сумасшедшего. Смех.