Харри сидел на диване и пялился в стену. Он не зажигал свет, и наступающая тьма медленно стирала очертания и цвета, опускаясь на лоб влажным полотенцем. Ему хотелось, чтобы она стерла и его самого тоже. Если подумать, то жизнь не обязательно должна быть такой сложной, ее можно сжать до бинарного вопроса группы «Клэш»: «Should I stay or should I go?» [20] Пить или не пить? Он хотел утонуть. Исчезнуть. Но не мог, пока еще не мог.
Харри распаковал подарок, полученный от Бьёрна. Он полагал, что это виниловая пластинка. «Road to Ruin». Из трех альбомов группы «Рамоунз», как упрямо утверждал Эйстейн, этот был единственным сто́ящим (он обычно ссылался на Лу Рида, который назвал музыку «Рамоунз» дерьмом). Бьёрн и впрямь купил тот альбом, которого у Харри не было. На полке над ним, между дебютными альбомами групп «Рейнмейкерс» и «Ранк энд Файл», стояли только два альбома «Рамоунз»: одноименный «Ramones» и тот, что нравился Харри больше всех, – «Rocket to Russia».
Харри достал черное виниловое солнце и поставил «Road to Ruin» на проигрыватель. Увидел знакомое название песни – «I Wanna Be Sedated» – и решил для начала послушать ее.
Гитарные риффы наполнили комнату. Здесь, в отличие от дебютного альбома, звук был обработан лучше и звучал скорее как мейнстрим. Ему нравилось минималистическое гитарное соло, но Харри не был уверен, что его настолько же привлекали следующие модуляции, уж слишком они походили на буги «Статус Кво» в самой идиотской интерпретации. Но композиция исполнялась с полнейшей самоуверенностью. Это было Харри по душе. Как и его любимая «Rockaway Beach», где музыканты так же самоуверенно отсылали к музыке «Бич Бойз», словно угонщики автомобиля, с шиком катящие по главной улице с опущенными стеклами.
Пока Харри пытался решить, действительно ли ему нравится «I Wanna Be Sedated» или нет, а также стоит ли ему пойти в бар или нет, комнату осветил свет от экрана телефона, лежавшего на журнальном столике.
Он, прищурившись, посмотрел на дисплей и вздохнул. Ответить или нет?
– Привет, Александра.
– Привет, Харри. Я пыталась тебя поймать. Ты бы сменил текст на автоответчике.
– А чем он плох?
– «Говорите, если вам надо», – передразнила она. – Даже имя свое не назвал, только четыре слова, похожие на предостережение, а потом «пи-и-ип».
– Судя по твоему рассказу, все работает как надо.
– Дело в том, господин Холе, что я звонила вам несколько раз.
– Я видел, но я… был не в духе.
– Я слышала, что стряслось. – Она тяжело вздохнула, и в голосе ее послышались сострадание и сочувствие. – Это просто ужасно.
– Да.
Последовала пауза, как немое интермеццо, знаменующее собой переход от одного акта к другому. Потому что когда Александра заговорила вновь, то голос ее уже не был ни глубоким, ни сексуальным и в нем не звучало ни сочувствия, ни сострадания. Голос профессионала.
– Я тут кое-что нашла для тебя.
Харри вздохнул и провел рукой по лицу.
– Хорошо, слушаю внимательно.
Он впервые обратился к Александре Стурдза давно, но так долго не получал ответа, что уже перестал его ждать. Больше полугода назад он поехал в Институт судебной медицины при Государственной больнице, и там его приняла молодая женщина, вышедшая к нему прямо из лаборатории. Суровое веснушчатое лицо, горящие глаза и почти незаметный акцент. Она провела Харри в свой кабинет, сняла белый медицинский халат, а он спросил, может ли она помочь ему, так сказать, без протокола: сравнить ДНК из дел Свейна Финне с материалами старых убийств и изнасилований.
– Значит, Харри Холе, – поинтересовалась женщина-эксперт, – вы хотите проскользнуть без очереди?
После того как стортинг в 2014 году отменил срок давности по делам об убийствах и изнасилованиях, к ним, естественно, хлынул целый поток запросов: все хотели использовать новые технологии анализа ДНК применительно к старым делам, и в результате время ожидания результатов намного увеличилось. Харри подумал, как бы ему поубедительнее обосновать свою просьбу, но встретил ее прямой взгляд и понял, что в этом нет необходимости.
– Да.
– Интересно. В обмен на что?
– В обмен? Хм… А чего вы хотите?
– Для начала меня устроит, если знаменитый Харри Холе пригласит меня на кружку пива.
Под халатом на Александре Стурдза оказалась черная обтягивающая одежда, подчеркивающая изгибы мускулистого тела, линии которого вызвали у Харри ассоциации с кошками и спортивными автомобилями. Но он никогда особенно не интересовался гонками и был скорее собачником, а не кошатником.
– Если это нужно для дела, с удовольствием куплю вам пива. Но сам я не пью. И между прочим, я женат.
– Ладно, посмотрим, что можно для вас сделать, – хрипло рассмеялась она. Казалось, Александра немало повидала на своем веку, но определить ее возраст оказалось на удивление сложно: ей могло быть и на двадцать, и на десять лет меньше, чем самому Харри. Она склонила голову и посмотрела на него. – Ждите меня в «Револьвере» завтра в восемь, постараюсь накопать что-нибудь интересное, хорошо?
Интересного она накопала не слишком много. Ни в тот раз, ни в последующие. Ровно столько, чтобы время от времени напрашиваться на кружку пива. Но Харри вел себя безупречно: держался на расстоянии от Александры и умудрялся делать так, что их встречи оказывались короткими и касались только работы. Так было до тех пор, пока Ракель не выгнала его. Тогда дамбу прорвало, и потоки воды в один миг смыли все, включая и принцип профессионального дистанцирования.
Харри заметил, что стена стала еще на один тон серее.
– У меня нет полного совпадения ни в одном деле, – начала Александра; Харри зевнул: это старая песня. – Но мне пришло в голову, что я могу сравнить ДНК-профиль Свейна Финне со всеми другими из нашей базы. И тогда я получила частичное совпадение с одним убийцей.
– Что это значит?
– Это значит, что Свейн Финне – отец осужденного преступника, сведения о котором имеются в нашей картотеке.
– О черт! – В голове у Харри просветлело, и он почувствовал: вот оно! – А как зовут этого преступника?
– Валентин Йертсен.
По спине у Харри пробежал холодок. Валентин Йертсен. Нельзя сказать, чтобы Харри больше верил в наследственность, чем во влияние среды, но в том, что Свейн Финне приходился родным отцом одному из самых страшных серийных убийц в истории Норвегии, была определенная логика.
– Кажется, ты удивился меньше, чем я рассчитывала, – констатировала Александра.
– Я удивился меньше, чем сам думал, – ответил Харри, потирая шею.
– Эти сведения помогли тебе?
– Да, – сказал Харри. – Очень помогли. Спасибо тебе, Александра.
– Что ты сейчас делаешь?
– Мм… Хороший вопрос.
– Как насчет того, чтобы приехать ко мне и поблагодарить in persona?[21]
– Ты же знаешь, что мне сейчас не до этого…
– Да я ничего такого в виду и не имела. Может быть, нам обоим просто нужен сейчас человек, рядом с которым можно полежать. Ты помнишь, где я живу?
Харри закрыл глаза. После того как дамбу прорвало, в его жизни были постели, ворота, дома, но алкоголь покрыл пеленой лица, имена, адреса. К тому же изображение Валентина Йертсена сейчас вытеснило все, что он теоретически мог бы вспомнить.
– Неужели забыл? Черт возьми, Харри, ты, конечно, был пьян, но мог бы, по крайней мере, сделать вид, что помнишь!
– Грюнерлёкка, – сказал Харри. – Улица Сеильдюксгата.
– Умный мальчик. Через час?
Харри положил трубку, и когда он набирал номер Кайи Сульнес, то ему кое-что пришло в голову: он вспомнил улицу, потому что, как бы пьян ни был, у него никогда не случалось полных провалов в памяти. Хотя не исключено, что вовсе не длительное воздействие алкоголя было причиной того, что он не помнил вечер в баре «Ревность»; может быть, он просто хотел забыть все, что там произошло.
У Кайи включился автоответчик.
– Я обнаружил мотив, о котором ты говорила, – произнес Харри после сигнала. – У Свейна Финне, оказывается, был сын по имени Валентин Йертсен. Он сейчас мертв. И это я его убил.
Александра Стурдза издала протяжный звук, вытянув руки над головой. Пальцы ее рук и голых ног касались латунных перекладин на противоположных концах кровати. Потом она повернулась на бок, зажала одеяло между бедер и положила под голову одну из больших белых подушек. Она усмехнулась, и темные глаза превратились в щелочки, почти исчезнув на суровом лице.
– Как хорошо, что ты пришел, – сказала она и положила руку Харри на грудь.
– Мм… – Харри лежал на спине и щурился на яркий свет люстры.
Когда Александра открыла ему дверь, на ней был длинный шелковый халат. Она взяла его за руку и провела прямо в спальню.
– Тебя мучают угрызения совести? – спросила она.
– Ага, постоянно, – ответил Харри.
– Я хотела сказать – из-за того, что ты здесь.
– Не особенно. Просто еще один пункт в списке косвенных доказательств.
– Доказательств чего?
– Того, что я плохой человек.
– Но если ты все равно уже испытываешь угрызения совести, то, наверное, можешь раздеться.
– Значит, Валентин Йертсен был сыном Финне? – Харри сложил руки за головой. – Это точно?
– Абсолютно.
– Черт, это какая-то эстафета абсурда. Только подумай. Возможно, Валентин Йертсен и сам появился на свет в результате изнасилования.
– А кто появился не так? – Александра потерлась лобком о его бедро.
– Ты знала, что Валентин Йертсен, находясь в заключении, изнасиловал тюремного стоматолога? Попросился к ней на прием, воспользовался одной из бормашин врача, чтобы заставить женщину снять с себя нейлоновые колготки и надеть их на голову. Сначала он изнасиловал ее во врачебном кресле, а потом поджег колготки.
– Замолчи! Харри, я хочу тебя. В тумбочке есть презервативы.
– Нет, спасибо.
– Да ну? Неужели ты хочешь снова стать отцом?
– Я не о презервативе говорю. – Харри накрыл ладонью ее руки, которые только начали расстегивать его ремень.
– Черт возьми! – прохрипела Александра. – На хрена ты мне сдался, если даже трахаться не хочешь?
– Хороший вопрос.
– А почему ты не хочешь?
– Судя по всему, уровень тестостерона резко понизился.
Сердито фыркнув, Александра повернулась на спину.
– Харри, вы с Ракелью не просто расстались – она умерла. Когда ты сможешь это принять?
– Ты считаешь, пятидневный целибат – это перебор?
Александра взглянула на него:
– Смешно. Но похоже, на самом деле ты не такой крутой, каким кажешься, да?
– Внешность обманчива, – изрек Харри, приподнял бедра и вынул из кармана пачку сигарет. – Да и пустить пыль в глаза не так уж сложно. Ученые установили, что настроение человека улучшается, если он напрягает мускулы, задействованные при улыбке. Так что, если тебе хочется плакать, – смейся. Но в моем случае это не сработает. Слушай, а у тебя в спальне можно дымить? Какой политики в отношении курения ты придерживаешься?
– Здесь все позволено. Но когда люди рядом со мной курят, моя политика заключается в цитировании того, что написано на пачке. Табак убивает тебя, друг мой.
– Мм… А ловко ты ввернула это «друг мой».
– Это чтобы ты понял, что наносишь вред не только самому себе, но и всем, кто тебя любит.
– Я понял. Итак, рискуя заболеть раком и еще больше расстроить свою совесть, я все-таки закурю. – Харри затянулся и выпустил дым в сторону люстры. – А ты любишь яркий свет, – заметил он.
– Я выросла в Тимишоаре.
– А какая тут связь?
– Это первый город в Европе, где появились уличные фонари. В этом отношении нас опередил только Нью-Йорк.
– Поэтому ты постоянно включаешь свет?
– Нет, просто сообщила тебе любопытный факт. Ты ведь ими интересуешься.
– Правда?
– Да. Например, тот факт, что сын Финне тоже стал насильником.
– Это чуть больше, чем просто любопытный факт.
– Почему?
Харри сделал затяжку, но не ощутил вкуса.
– Потому что если Валентин Йертсен родной сын Финне, то у него появляется довольно убедительный мотив для мести. Я ведь охотился за этим типом в связи с несколькими убийствами. И в конце концов застрелил его.
– Да ну?
– Валентин Йертсен был безоружен, но спровоцировал меня на стрельбу, сделав вид, что хватается за пистолет. К сожалению, свидетелей не было, а в отделе внутренних расследований сочли проблемой то, что я сделал три выстрела. Но с меня сняли все обвинения. Я заявил, что действовал в целях самообороны, а доказать обратное они не смогли.
– И ты думаешь, что Финне узнал правду и именно поэтому убил твою жену?
Харри медленно кивнул:
– Око за око, зуб за зуб.
– Но разве не логичнее было бы убить Олега?
Харри приподнял бровь:
– Откуда ты знаешь его имя?
– Ты по пьяни много болтаешь, Харри. Особенно о бывшей жене и мальчике.
– Олег не мой ребенок, это сын Ракели от первого брака.
– Ты рассказывал, но это же просто биология.
Харри покачал головой:
– Только не для Свейна Финне. Он любил Валентина Йертсена не как человека, поскольку они едва были знакомы. Он любил Валентина по одной-единственной причине: тот нес дальше его собственные гены. Финне побуждает к действию желание распространять свое семя и производить потомство. Для него биология – это все, она дает ему вечную жизнь.
– Это ненормально.
– Разве? – Харри посмотрел на сигарету и задумался, на каком месте в очереди факторов, стремящихся прикончить его, находится рак легких. – Возможно, мы более тесно связаны с биологией, чем сами хотим думать. Не исключено, что все мы от природы шовинисты, расисты и националисты, инстинктивно жаждущие власти над миром для своего собственного рода. А потом мы отучаемся от этого в большей или меньшей степени. По крайней мере, большинство из нас.
– В любом случае мы хотим знать, откуда мы появились в чисто биологическом смысле. Только представь, у нас в лаборатории количество заявок на проведение теста ДНК с целью установить или подтвердить отцовство за последние двадцать лет увеличилось на триста процентов.
– Очередной любопытный факт?
– Это говорит о том, что наше самосознание связано с нашими генами.
– Думаешь?
– Да. – Александра подняла бокал с вином, стоявший на тумбочке. – Кстати, если бы дело обстояло иначе, меня бы сейчас вообще здесь не было.
– В постели со мной?
– В Норвегии. Я приехала сюда в поисках своего отца. Моя мать не хотела говорить о нем, я знала только, что он родом из Норвегии. После ее смерти я купила билет и отправилась искать его. В первый год работала на трех работах. Все, что я знала о своем отце: он был образованным человеком, потому что мама обладала весьма средними способностями, а я в Румынии получала самые высокие оценки, да и норвежский выучила за шесть месяцев. Но отца я не нашла. Зато получила стипендию и стала изучать химию в Норвежском университете естественных и технических наук, а потом устроилась на работу в Институт судебной медицины, в отдел, где проводят анализы ДНК.
– А там ты могла продолжить поиски.
– Да.
– И?..
– Я все-таки нашла его.
– Правда? Значит, тебе повезло, потому что, насколько я знаю, ДНК-профили в делах об установлении отцовства хранятся всего лишь один год.
– В делах об отцовстве – да.
До Харри стало доходить, что Александра имеет в виду.
– Ты нашла своего отца в базе полиции. Он оказался преступником?
– Да.
– Мм… И по какой же статье он был осужден?
Тут карман Харри завибрировал. Он посмотрел на номер и нажал на клавишу «ответить».
– Привет, Кайя. Ты получила мое сообщение?
– Да, – мягко прозвучал ее голос.
– И?..
– И я согласна с тобой: думаю, ты и впрямь нашел мотив Финне.
– Мм… Значит, ты поможешь мне?
– Не знаю. – Последовала пауза, во время которой он одним ухом слышал дыхание Кайи, а другим – дыхание Александры. – Судя по голосу, ты лежишь, Харри. Ты где, дома?
– Нет, он у Александры! – прогремел голос Александры.
– Кто это был? – спросила Кайя.
– Это… – ответил Харри, – была Александра.
– О, тогда не буду вам мешать. Хорошего вечера.
– Ты не меша…
– Но Кайя уже дала отбой.
Харри посмотрел на телефон и засунул его обратно в карман. Он затушил сигарету в квадратном подсвечнике на тумбочке и свесил ноги с кровати.
– Эй, куда это ты собрался?
– Домой, – сказал Харри, наклонился и поцеловал ее в лоб.
Харри быстрыми шагами шел на запад, а мозг его усиленно работал.
Он достал мобильник и позвонил Бьёрну.
– Да, Харри?
– Все-таки это Финне.
– Мы разбудим малыша, Харри, – прошептал Бьёрн Хольм. – Может, завтра поговорим?
– Оказывается, Свейн Финне – отец Валентина Йертсена.
– Вот черт!
– Мотив – кровная месть. Я уверен. Вы должны объявить Финне в розыск, а когда у вас будет адрес, надо получить ордер на обыск. Найдете нож – и case closed[22].
– Я слышу тебя, Харри. Но Герт наконец заснул, а значит, и мне пора на боковую. И я сильно сомневаюсь, что на столь шатком основании нам удастся получить ордер на обыск. Прокурор, скорее всего, захочет конкретики.
– Но это действительно кровная месть, Бьёрн. Это наша природа. Представь, что кто-то убил Герта. Неужели ты бы не отомстил?
– Даже думать о таком не хочу.
– И все-таки?
– Ой, Харри, не знаю.
– Ты не знаешь?
– Поговорим завтра. Хорошо?
– Да, конечно. – Харри крепко зажмурился и выругался про себя. – Прости, что веду себя как идиот, Бьёрн, но я просто не могу…
– Все в порядке, Харри. Завтра разберемся. А поскольку ты пока отстранен, было бы хорошо, если бы ты никому не говорил, что мы обсуждаем это дело.
– Само собой, я буду помалкивать. Спокойной ночи, дружище.
Харри открыл глаза и опустил телефон в карман. Субботний вечер. Перед ним на тротуаре, прислонившись лбом к стене дома, плакала пьяная девушка. Позади нее, склонив голову, стоял парень, он слегка приобнял ее, желая утешить.
– Он трахается с другими телками! – кричала девица. – Ему нет дела до меня! Никому нет до меня дела!
– Мне есть, – тихо произнес парень.
– Тебе, ага, – презрительно фыркнула она и вновь зарыдала.
Проходя мимо парочки, Харри поймал взгляд парня.
Субботний вечер. На этой стороне улицы метров через сто есть бар. Может, ему стоит перейти на другую сторону и обойти заведение? Движение здесь не слишком оживленное, только несколько такси. Внезапно машин стало много. И они образовали черную стену из кузовов, через которую не проскочить. Вот черт!
Трульс Бернтсен смотрел седьмой, последний сезон «Щита». Он хотел было заглянуть на порносайт, но отогнал от себя эту мысль: наверняка кто-то из айтишников ведет список сайтов, которые сотрудники посещают во время веб-серфинга. Кстати, говорят ли еще «веб-серфинг»? Трульс снова посмотрел на часы. Дома Интернет более медленный, но все равно пора убираться в стойло. Он надел куртку, застегнул молнию. Что-то грызло его изнутри. Он точно не знал, что бы это могло быть, ведь сегодня за зарплату, которую ему платит государство, Трульсу не довелось принести людям никакой пользы, прошел еще один день из числа тех, что смело можно отнести к выгодным для себя.
Трульс Бернтсен посмотрел на телефон.
Глупость какая-то, но если это не дает ему покоя, то лучше позвонить.
– Дежурная часть.
– Это Трульс Бернтсен. Та тетка, которую вы отправили ко мне, подала заявление на Свейна Финне, когда вернулась к вам?
– Она не возвращалась.
– Просто ушла?
– Вероятно.
Трульс Бернтсен опустил трубку на рычаг, немного подумал, набрал еще один номер и стал ждать.
– Холе, слушаю. – Голос коллеги Трульса был едва различим на фоне музыки и галдежа.
– Харри, ты где?
– В баре.
– Там играет «Motörhead», – заметил Трульс.
– Ага, и это единственное достоинство данного места. Чего тебе?
– Тут такое дело. Ты же пытался приглядывать за Свейном Финне.
– И?..
Трульс рассказал о посетительнице, которая приходила к нему сегодня.
– Так. У тебя есть имя и номер телефона этой женщины?
– Ее зовут Дагни как-то-там. Йенсен, что ли? Можешь проверить, записали ли в дежурной части еще какие-то данные, но я сомневаюсь. Она ведь больше к ним не вернулась.
– Почему?
– Я думаю, бедняга боится, как бы Финне не узнал, что она была здесь.
– Ясно. Но я не могу сам позвонить в дежурную часть, поскольку временно отстранен от работы. Сделаешь это за меня?
О проекте
О подписке