3. День первый

При свете дня город выглядел совсем иным. Более шумный, закованный в камень, заслоняющий небо высотками, но все еще просто город. Налет иномирности совершенно испарился под лучами бледного октябрьского солнца. Вскоре Мэттью привык и к постоянному шуму автомобилей, и к звуку речи на чужих, незнакомых языках. В пестрой толпе оказалось проще почувствовать себя своим. Куда проще, чем в шикарной квартире мистера Палмера.

Первым делом Мэттью купил подробную карту города и нашел на ней здание издательства. Это оказалось не так уж далеко – в южной части Манхэттена, недалеко от Сити-Холл парка. За пару часов (или даже меньше) он смог бы дойти туда пешком, маршрут следовал почти по прямой. Но рисковать опозданием на встречу Мэттью не стал и спустился в метро.

Нью-Йоркская подземка поразила его до глубины души. Вагоны были заполнены людьми, перенасыщены запахами и шумом. То и дело кто-то пихал Мэттью или задевал локтем, пару раз ему наступили на ногу. Сегодня Мэттью был в туфлях, которые выглядели чуть приличней ботинок для путешествий, но зато чужой каблук в них ощущался куда болезненнее. Впрочем, он быстро забыл об этой неприятности, с любопытством рассматривая людей вокруг. Прежде он никогда не встречал столько выходцев из других стран. Хлоя говорила, что в Нью-Йорке их больше, чем где-либо еще в Америке. Оттенки кожи, разрезы глаз, прически, все было далеко от того, что он встречал прежде. Мэттью снова ощутил себя в совершенно иной реальности, отличной от той, в которой он вырос. Как если бы его забросило на другую планету.

Когда он снова выбрался на свежий воздух каменных улиц, стрелка часов неторопливо приближалась к двенадцати. До назначенной встречи оставалось полчаса. Было тепло, но не настолько, чтобы избавляться от пальто. Тротуары просохли. Легкий ветерок с залива холодил лицо. Мэттью не спеша прошелся вдоль улицы, купил конвертов и марок. Хлое он пошлет телеграмму, но Ева будет рада получить от него письмо.

Перед встречей с мистером Уильямсом Мэттью чувствовал себя на удивление спокойно. Друга отца он видел всего пару раз и оба были достаточно давно, чтобы от него остался зыбкий образ рослого громкоголосого мужчины с белыми кустиками волос над ушами и черными бусинками глаз. Достаточно добродушного мужчины. Это было практически все, что Мэттью знал о нем. Они с отцом учились вместе, и последние лет пятнадцать мистер Уильямс был владельцем небольшого литературного журнала. Большие писатели в нем не публиковались, но журнал уверенно держался на плаву, пережив Великую Депрессию, и унывать не собирался.

Сама редакция располагалась в полуподвальном помещении одного из исторических зданий. Мэттью спустился по крутой каменной лестнице и вошел, звякнул колокольчик над дверью. Девушка за ближайшим столом подняла на него вопросительный взгляд. Кроме нее в кабинете было с полдюжины человек, но все продолжали заниматься своими делами. Стучали пишущие машинки, бормотало радио, шуршали бумаги.

Мэттью улыбнулся своей дежурной улыбкой и обратился к девушке, предположив, что она – секретарь. На вид она казалась его ровесницей. Светловолосая, в стильном черном платье с высоким воротничком. Очень симпатичная. Она держалась уверенно и расслабленно.

– Добрый день. Меня зовут Мэттью Блейк, мистер Уильямс ждет меня к двенадцати часам.

– Здравствуйте, – ее улыбка показалась Мэттью довольно личной. Взгляд голубых глаз быстро ощупал его с ног до головы. – Подождите, пожалуйста, здесь…

Она вышла из-за стола и приоткрыла одну из дверей.

– Мистер Уильямс, пришел мистер Блейк.

– … – ей что-то ответили, но Мэттью не разобрал слов. Пользуясь паузой, он осматривался.

Резкий желтый свет ламп словно обесцвечивал все вокруг: бледно-зеленые стены, потертый паркет, столы, которыми был заставлен кабинет. Лица присутствующих в нем казались похожими на восковые маски. Мэттью невольно поежился. В кабинете сидели в основном мужчины. Кроме секретарши он заметил всего одну женщину в углу, но увидеть ее лицо возможности не было – она сосредоточенно печатала что-то, не отрывая взгляд от страницы. Ее пальцы быстро-быстро барабанили по клавишам. Зато мужчина за ближайшим столом с интересом Мэттью рассматривал. Ему было около тридцати. Темные волосы старательно уложены, под носом – модные тонкие усики. Весьма добротный серый костюм. Лицом он напоминал итальянца. Поймав взгляд Мэттью, он улыбнулся и закурил, забросив ноги на стол.

– Входите, мистер Блейк! – пригласила секретарша, и Мэттью, сняв шляпу, прошел в кабинет.

Здесь было тесно. С потолка бил все тот же выжигающий глаза искусственный свет. Крошечные окна почти не позволяли солнцу заглянуть в редакцию. За столом, заваленным бумагами, сидел сам мистер Уильямс. Он был таким, как его запомнил Мэттью – высокий, широкоплечий, остатки волос по краям вытянутого черепа были совершенно белыми, хотя лицом он не напоминал старика. Глубоко посаженные черные глазки смотрели цепко, но дружелюбно. Когда Мэттью вошел, мистер Уильямс поднялся из-за стола и протянул ему широкую, как весло, ладонь.

– Мэтти, мой дорогой мальчик! Ты так вырос! Рад, рад видеть тебя, – он энергично встряхнул руку Мэттью и указал на жесткий стул рядом со своим столом. – Присаживайся! Бетти, солнышко, принеси нам кофе.

Секретарша, кивнув, исчезла за дверью.

– Как добрался?

– Спасибо, мистер Уильямс. Без проблем. Я очень благодарен за помощь. Вы очень многое для меня делаете…

– Ну-ну, какие глупости! Твой отец просил о тебе позаботиться. Разве я могу иначе? Как поживают твои сестры?

Голос у мистера Уильямса был громкий и раскатистый. Наверное, его было слышно даже через дверь. Мэтти ощутил себя школьником в кабинете директора. Что ответить, он не знал.

– Хлоя живет с мужем в Провиденсе. Недавно родила второго сына. А Ева уехала с мужем в Техас. У него там родственники…

Дверь приоткрылась. Бетти поставила перед Мэттью чашку и бросила на него короткий взгляд. На красных от помады губах мелькнула улыбка.

– Что-нибудь еще, мистер Уильямс?

– Нет, крошка, можешь идти на ланч.

Когда дверь за ней закрылась, Мэтти сделал глоток кофе. Напиток отдавал жженой бумагой.

– Рад слышать, что у них все благополучно. Жаль, что магазин пришлось продать. Но, говоря по правде, твоему отцу давно стоило это сделать. Я говорил, что эдак он только загонит семью в долги…

Мэттью опустил голову и кивнул. На корне языка осела горечь. Он поставил кофейную чашку обратно на стол.

– Скажите, вы давно знаете мистера Палмера? – произнес он, воспользовавшись паузой.

– Палмера? – мистер Уильямс вынул портсигар и закурил, предложив сигарету Мэттью. Но тот покачал головой. Во рту до сих пор было сухо, не до курева. Он бы предпочел стакан воды. – С Палмером-старшим мы знакомы уже лет тридцать, еще с тех времен, когда он был простым клерком, а не важной персоной с Уолл-Стрит. Моя супруга знала его жену. Они обе из Луизианы, девчонками жили в одном городе. Вместе перебрались в Нью-Йорк. Мерси была очень… запоминающейся женщиной, – и, поймав вопросительный взгляд Мэттью, прибавил:

– Она умерла в двадцать шестом где-то в Европе. Во Франции, кажется. Не то от тифа, не то от туберкулеза… Не знаю. Вернулся он один. Темное было время, – он пожевал кончик сигареты, погрузившись в воспоминания. Мэттью молчал, не спеша нарушать тишину. По окнам снова забарабанил мелкий дождь. За дверьми кабинета стало совсем тихо, видимо, все ушли на ланч.

Значит, Палмер тоже рано лишился матери. Сколько ему тогда было? Десять? Совсем еще ребенок. Но хотя бы помнит ее. Мэттью вынул из кармана портсигар и тоже закурил, сделав глоток пережженного кофе.

– А его сын?…

– Его я не знаю, – пожал плечами мистер Уильямс. – Видел еще ребенком, а дети… дети все одинаковые, – он гулко рассмеялся. У самого мистера Уильямса детей не было.

Мэтью улыбнулся и сделал еще глоток кофе:

– Спасибо, что подыскали для меня жилье. Тем более так близко от редакции. И квартира, как в кино.

– Да, Палмеры живут на широкую ногу. Но ты не смущайся. Когда-то я выручил Палмера деньгами, так что он рад был меня отблагодарить. Тем более такой мелочью, – мистер Уильямс затушил сигарету в пепельнице и сплел руки на животе. – Что ж. Теперь поговорим о работе…

Здание редакции Мэттью покинул через несколько часов. До заката было еще далеко, но на улицах уже лежали резкие синие тени. Стало прохладно. Дождь, к счастью, закончился, и асфальт успел немного просохнуть. Обратно Мэттью шел пешком. В голове было легко и гулко. Он отогнал все мысли и просто шагал себе вперед, рассматривая витрины, здания и проносящиеся мимо автомобили. Город мерно гудел, как пчелиный рой. Мэттью смотрел на сосредоточенные лица прохожих. Это был их город. Они знали, чего ждать от него. От завтрашнего дня и сегодняшнего вечера. От тех, с кем делили кров. Знали, что им делать. И знали, зачем. Мэттью смотрел в их лица, а потом – в себя самого, и находил только смятение.

“Это нормально”, – сказала бы Хлоя. – “Ты же мой маленький трусливый братишка. Можешь вернуться, когда захочешь”.

Но он не мог. Их дома больше не было. Еще до снега его снесут, чтобы построить новое каменное здание в несколько этажей, вроде тех, что окружают Мэттью сейчас. Хлоя ютится с мужем в крошечном домишке по дороге в больницу Батлер. Двое взрослых и двое детей – им и так едва хватает места. Что бы ни говорила Хлоя, Мэттью там делать нечего. Ева тоже звала его к себе, но Мэттью даже не думал об этом всерьез. Техас? Едва ли Томас оценит, если Мэттью обоснуется на его ферме. Да, брат жены, но ведь не ребенок уже.

Нет, теперь его место здесь. Осталось его найти.

По пути он купил хот-дог с горчицей и съел его прямо на ходу. Это не слишком утолило голод, но Мэттью решил, что сегодня обойдется этим. Денег осталось немного, а нужно растянуть их до конца месяца, пока он не получит первый расчет в редакции. Разумеется, был еще счет в банке – то немногое, что досталось ему после продажи дома, раздачи всех долгов и честного раздела остатка на троих. Хлоя и Ева тоже получили свою, весьма скромную, часть. Жалкая сумма в банке, несколько фотографий, книги и старые часы – все, что осталось от их семьи. От этой мысли у Мэттью сжималось сердце, и он напоминал себе, что, по крайней мере, с сестрами все в порядке. Пусть они и далеко.

От одиночества эти мысли не спасали.

В парк Мэттью не пошел. Только отправил Хлое телеграмму, что все у него в порядке, и волноваться не о чем. Белое здание, в котором находилась квартира Палмера, Мэттью заметил, едва свернув на нужную улицу, хотя до него и оставалось полтора квартала. Еще не стемнело, и высотка выглядела не так монструозно, как накануне. И все же вызывала некую робость. Мэттью постоял немного на крыльце, выкурив сигарету. Прохожие текли мимо, не глядя в его сторону, словно он слился с каменной белой стеной.

Лифтер узнал его и разулыбался:

– Добрый вечер, сэр! Четырнадцатый?

Мэттью кивнул:

– Добрый вечер.

Щелкнула решетка. Двери закрылись, и лифт медленно пополз вверх.

– Вы решили задержаться в городе? – полюбопытствовал лифтер, потирая лоб под форменной фуражкой. Глаза у него были все такие же красные, и Мэттью подумалось, есть ли у этого парня вообще выходные? Спит он когда-нибудь? Или несет свою службу день и ночь?

– Да, на какое-то время. А вы когда-нибудь отдыхаете?

Лифтер недоуменно вскинул брови, так что Мэттью смутился, но вопрос уже вылетел.

– Когда-нибудь – это обязательно, – усмехнулся парень. – Что я, не человек, что ли?

Лифт остановился, и Мэттью поспешил попрощаться:

– Хорошего вечера!

– Хорошего вечера, – донеслось ему в спину.

Шагая по гулкому коридору четырнадцатого этажа, Мэттью снова не мог отделаться от мысли, что это место подошло бы культистам. Ему даже показалось, что запах благовоний витает и здесь, за пределами пятьдесят первой квартиры.