В начале октября Гермиона начала совместную с Забини практику в лазарете. Самым частым гостем Больничного крыла оказался Драко Малфой. Когда его принесли в первый раз, Гермиона сильно испугалась: он едва дышал, пульс был частый и неровный, кожа побелела до состояния мрамора; он не реагировал ни на звуки, ни на прикосновения. Мадам Помфри сразу определила, что это алкогольная кома. Сердце Гермионы сжалось от жалости – ей казалось абсолютно несправедливым, что человек, даже такой, как Малфой, смог пережить войну, жил в одном доме с самым ужасным Тёмным волшебником всех времён, был марионеткой этого монстра, но не может справиться с последствиями. Блейз тогда попросил её оставить его с ним наедине, когда первая помощь была оказана.

Ни Тео, ни Блейз никогда не обсуждали Малфоя в присутствии Грейнджер, и теперь она понимала почему. Она решила не вмешиваться: всё-таки каждый справляется по-своему, и не её вина, что Малфой решил избрать такой способ. У него есть друзья, которые вернут его мозг на место; кто она такая, чтобы он слушал её лекции о вреде алкоголя. К тому же после того случая, как она нашла его в коридоре и принесла в лазарет, он стал выглядеть намного лучше: одежда стала чистой и опрятной, синяки под глазами сменили цвет с чёрных на бледно-голубые, глаза больше не опухшие, а волосы пострижены и приведены в порядок. Очевидно, друзья смогли уговорить его покончить с пагубной привычкой.

– Слушай, Грейнджер, – Нотт остановился возле дивана и прервал ход её мыслей. – Почему бы тебе не пойти со мной на вечеринку?

– В логово слизеринцев? Ты серьёзно? – Гермиона скептически изогнула бровь.

– Там будет Забини и буду я – мы тебя в обиду не дадим, – улыбнулся Нотт.

– Вы-то не дадите, но не очень хочется подвергаться насмешкам в праздник, знаешь ли.

– Слушай, там будет не так много народу: я, Блейз, Малфой, Паркинсон и сёстры Гринграсс. Немного посидим, выпьем сливочного пива, сыграем в дурацкие игры. Пойдём, тебе нужно развлечься, – продолжал настаивать Нотт.

– Тео…

– Я же знаю, ты сейчас начнёшь себя накручивать насчёт родителей, а потом я полночи буду вытирать тебе слёзы. Тебе нужно развлечься, Гермиона.

Он называл её по-имени в исключительных случаях, и, видимо, это был как раз такой. У неё на лице было написано, что она вымотана мыслями о родителях, с которыми всю жизнь праздновала Рождество, а теперь они даже не хотели её видеть. Она подумала о том, что все эти полгода пыталась найти контакт с ними: с самого начала учёбы она каждый день писала им письма, присылала колдографии и выпуски Пророка, которые утверждали, что Британия восстанавливается от последствий войны, но их ответы всегда оставались сухими, а на последнее письмо они и вовсе не ответили. Решив, что от самобичевания и правда никакого толку не будет, Гермиона решительно отложила книгу и встала с кресла.

– Ты прав, к черту слёзы. Развесели меня, Теодор Нотт, – смело шагнула она к выходу.

В гостиной Слизерина было мрачновато по мнению Гермионы. Стены из гладкого чёрного камня отражали свет факелов, развешанных по всей гостиной, в окна пробивался тусклый свет из замёрзшего Чёрного озера, толстые ковры на каменном полу ещё могли бы создать некое ощущение уюта, если бы не огромный портрет Салазара Слизерина, презрительно смотревшего в её сторону, пока она шла в сопровождении Тео к небольшой компании слизеринцев, расположившихся возле камина на кожаных диванах.

– Прошу любить и жаловать – главная староста школы и Героиня Войны Гермиона Грейнджер, – пафосно представил её Нотт своим однокурсникам.

Пэнси вытаращила глаза и презрительно скривила губы, но промолчала. Дафна и Астория мило улыбнулись Гермионе и помахали рукой. Блейз тоже не оставил её без улыбки и поздоровался. Гермиона перевела взгляд на Малфоя, но он просто смотрел в камин, делая очередной большой глоток тыквенного сока из бутылки. Гермиона подумала, что начало неплохое: по крайней мере никто не крикнул «грязнокровка». Тео усадил Гермиону в широкое кресло, а сам уселся на подлокотник слева от неё, закинув руку на спинку.

– О чём болтаете? – начал разговор Нотт, передавая Гермионе бутылку сливочного пива.

– В Ведьмополитене написали про свадьбу Монтегю, – ответила Дафна. – Поверить не могу, что кто-то решил выйти за него замуж. Мне жаль бедную ведьму.

– Он хотя бы богатый, – ответила Пэнси, сморщив носик. – Представь, каково будет невесте Гойла. После того, как их хранилище обчистило Министерство, он не только уродливый и тупой, так ещё и бедный.

– Паркинсон, тебе с твоей язвительностью женихи вообще не светят, – скривилась Дафна. На что та закатила глаза и перевела свой взгляд на Гермиону.

– А что наша Золотая девочка? Скоро свадьба? – язвительно спросила слизеринка. Тео перевёл взгляд на Гермиону.

– Не волнуйся, Паркинсон, тебя я точно приглашать не буду, – спокойно ответила та. – Избавлю тебя от участи лицезреть меня в подвенечном платье.

Малфой кинул взгляд на Гермиону и вернулся к созерцанию огня в камине.

– Неужели Уизли сделал тебе предложение? – спросила Пэнси.

– Мы с Роном расстались, – сказала Гермиона. С дальнего угла раздался кашель: Малфой поперхнулся тыквенным соком, он как раз сделал большой глоток, когда Гермиона ответила Пэнси. Нотт пристально посмотрел на Малфоя, но тот, откашлявшись, вернулся к камину, а Гермиона продолжила. – Ещё в мае. Если честно, то и отношениями это назвать было нельзя.

– А теперь я главный претендент на руку и сердце Грейнджер, – подмигнул Тео Гермионе. – Правда, дорогая?

– Только если сможешь побороть Виктора – он был первым в списке, – с сарказмом произнесла гриффиндорка.

– Давайте сыграем в игру, – перевела разговор в другое русло Дафна.

– Только не в заколдованную шляпу, – протянул Блейз. – Вы каждый раз в неё играете.

– Как насчёт «Я никогда не»? – спросила Астория.

– Я за, – произнесла Пэнси. – Отличный способ выведать все грязные тайны у Золотой девочки.

– Ты можешь просто спросить, если тебя что-то интересует, – ответила Гермиона.

Ей до ужаса надоели межфакультетские распри. На примере Тео и Блейза она верила, что сможет найти общий язык даже с Паркинсон, хотя признавала, что после стольких лет вражды это будет сделать трудно. Но когда она отступала перед трудностями? К тому же она решила сегодня веселиться.

– Спросить? Это слишком просто, Грейнджер. К тому же есть вопросы, на которые ты вряд ли захочешь дать честный ответ, а игра не даст соврать. Надо же мне собрать компромат на Героиню Войны: я смогу на этом неплохо подзаработать, – ухмыльнулась Паркинсон.

– Что, в ваше хранилище Министерство тоже заглянуло? – ехидно спросил Нотт.

– К тебе не обращались, Нотт, – Пэнси перевела глаза на Асторию и сказала. – Кто начинает?

– Все знают правила? – уточнила Астория, делая движение волшебной палочкой над бутылкой и не дожидаясь ответа, продолжила. – Тот, на кого указывает бутылка, должен произнести «Я никогда не» и сказать то, чего он никогда не делал, если кто-то это делал, он выпивает шот. Если ведущий игрок соврал и тоже это делал, он выпивает три шота. Всё ясно?

Все ответили утвердительно, и Астория, разлив шоты и поставив перед каждым по стопке, которая автоматически наполнялась сливочным пивом (в случае Малфоя это был тыквенный сок), покрутила бутылку. Горлышко указало на Пэнси.

– Я никогда не занималась сексом с Уизли, – сказала она внимательно, глядя на Гермиону.

– Паркинсон, ну ты и стерва! – воскликнул Блейз.

– Что? Мы же играем, – невозмутимо ответила слизеринка. – Я же сказала, что выведаю все грязные тайны Золотой девочки.

Гермиона сощурила глаза и не притронулась к стопке. Все остальные тоже. Бутылочка сама закрутилась и остановилась на Дафне.

– Хмм, я никогда не… сражалась в Битве за Хогвартс.

Гермиона, Драко, Тео и Блейз опрокинули по стопке. Гермиона удивлённо посмотрела на слизеринцев.

– Вы тоже были в той Битве? – на удивление, Малфой первым подал голос.

– Нас притащили туда родители. Ну, всех, кроме Блейза. Он сам пришёл, когда услышал. Но да, мы тоже сражались, Грейнджер, – он кинул на неё взгляд и вернул его обратно на стопку. – Не на стороне Пожирателей.

– Это было трудно, знаешь ли, когда каждый, кто нас знал, так и норовил пробить нам череп, – дополнил Тео и с грустью посмотрел на Гермиону.

Она никогда с ним не говорила о Битве, и сейчас девушка в новом свете посмотрела на своих однокурсников. Она понимающе посмотрела на Тео и улыбнулась ему.

– Это очень смело, – она перевела взгляд на Блейза, а потом на Малфоя. – Вы очень смелые. Спасибо.

Малфой уставился на неё так, будто у неё выросла вторая голова.

– Мы пошли туда не по своей воле, Грейнджер. Здесь нет ничего смелого.

– Необходима большая смелость, чтобы противостоять врагам, но гораздо большая, чтобы пойти наперекор… союзникам, – с небольшой улыбкой ответила она, глядя в глаза Малфоя.

Дамблдор говорил про друзей, но в их случае вряд ли Пожиратели были их друзьями. Малфой нахмурил брови и пристально посмотрел на неё. Бутылочка на столе закрутилась и указала горлышком на Забини. Гермиона отвела взгляд от серых глаз и посмотрела на Блейза.

– Я никогда не занимался сексом втроём, – ухмыльнулся мулат.

Малфой, Пэнси и Тео опрокинули по стопке, но, что самое удивительное, Астория тоже выпила шот. Все уставились на неё.

– Ты? – Дафна гневно вонзила свой взгляд в сестру.

– Это было весело, – с улыбкой пожала плечами Астория. Дафна гневно фыркнула.

– Смотри, чтобы эта информация не дошла до отца.

– Я не собираюсь выходить замуж по контракту, так что пусть он хоть трижды узнает, – гордо подняла носик Астория. Блейз ухмыльнулся и покачал головой.

– Тео? – повернулась к нему Гермиона и подняла брови.

– Отпуск в Аргентине – там очень горячие девочки, знаешь ли, – ухмыльнулся Нотт.

– Слизеринцы умеют веселиться, Грейнджер, – закатила глаза Паркинсон.

– Если беспорядочные половые связи для вас означают веселье, то я рада, что попала на Гриффиндор, – пробормотала Гермиона. Малфой хмыкнул.

– Хорошая девочка Грейнджер, – протянул он. – Кто бы сомневался.

– Я не ханжа, Малфой, но считаю, что такие моменты нужно разделять только с тем, кого любишь, – Гермиона устремила на него гневный взор. Она чувствовала, что алкоголь уже ударил ей в голову и поэтому добавила. – Если я полюблю двоих, а они меня, то нет ничего плохого в сексе втроём.

Зрачки Малфоя немного расширились, и он отвёл взгляд. Тео рядом заёрзал и прочистил горло, Блейз кинул пристальный взгляд на него. Бутылочка сделала новый оборот.

– Я никогда не летала на драконе, – сказал Дафна.

Гермиона единственная из всех выпила из стопки и улыбнулась. Все уставились на неё, а Тео победоносно обвёл всех взглядом, будто это он летал на драконе, а не Грейнджер.

– Врёшь! – вырвалось у Малфоя.

– Я никогда не вру, – отрезала Гермиона.

– В жизни не поверю, что такой книжный червь, как ты, решился полетать на драконе: ты же метлы боишься, словно она тебя съесть хочет, – продолжал Малфой. Гермиона немного склонилась к нему – голова кружилась, в теле ощущалась легкость.

– Когда мы охотились за… – она запнулась, чуть не произнеся слово «крестражи». – Когда мы были на нашей миссии, нам пришлось ворваться в Гринготтс, и так как гоблины окружили нас, выход был только один – освободить дракона, который был закован в цепи возле хранилища. Я разрушила его цепи, и знаешь, что я сделала потом? – Гермиона ещё ниже склонилась к нему, глядя прямо в глаза. Зрачки Малфоя были расширены так, что от серого остался только тоненький ободок, он задержал дыхание. – Я оседлала дракона, – победоносно сказала Гермиона, откинулась на спинку кресла и сделала глоток из своей бутылки.

Малфой тяжело сглотнул и глубоко вздохнул.

– Чёрт, Грейнджер, ты безумна, – пробормотал Блейз.

Дафна согласно закивала. Пэнси скорчила недовольное лицо, но мгновением позже с интересом взглянула на Грейнджер.

– А я знал! – воскликнул Тео и приобнял Гермиону. – Моя девочка!

– Я не твоя, Нотт, – ответила гриффиндорка, но руку Тео не сбросила. – И вообще, я не собственность, чтобы быть чьей-то, – подняла палец Гермиона с самым, что ни на есть, заумным видом.

Малфой смотрел на Гермиону и пытался уложить в голове всё сказанное. Эта ведьма всё больше и больше появлялась в его мыслях, особенно в последнее время.

Впервые он начал думать о ней, когда она явилась на его слушание в Министерстве. Уж кого он не ожидал увидеть на стороне защиты, так это Грейнджер: после стольких лет оскорблений с его стороны и пыток в мэноре она была последней, кого он ожидал увидеть. Но тем не менее она была там – всё такая же худая, но взгляд её был решительный, волосы стали более ухоженными, чем в последний раз, когда он её видел: они больше не топорщились в разные стороны, как во время Битвы за Хогвартс, а ниспадали упругими кудрями на плечи и вдоль спины. На её лице был легкий румянец, тогда как он выглядел, как побитая собака. Его на самом деле избили, когда заключили под стражу дожидаться суда. Двое охранников, чьи семьи убила Беллатриса, решили отыграться на нём, они ведь были родственниками с дражайшей тётушкой. Видимо, охранники решили, кому, как не Драко, отвечать за последствия её деяний. Его повалили на пол в камере и начали избивать кулаками и ногами во все места, куда смогли дотянуться. Драко пытался прикрывать голову руками, но силы быстро покидали его. Самый сильный удар всё-таки пришёлся на голову, отчего у Драко из глаз посыпались искры: он на минуту потерял сознание, но удар в челюсть вернул его в реальность.

«Надеюсь, ты сдохнешь в Азкабане, мерзкий ублюдок», – прорычал один из охранников и плюнул ему в лицо. Несмотря на боль, Драко считал, что заслужил это унижение.

И вот он, сидел побитый, в растрёпанной одежде, с ссадинами и синяками по всему лицу; руки, прикованные цепями к креслу, трясутся; выглядит он невероятно паршиво, а Героиня Войны Гермиона Грейнджер выступает в его защиту. Она бросает на него взгляд, полный сочувствия, а Драко кривит губы в презрительной усмешке, за что сам себе мысленно даёт пощечину: просто привык так на неё реагировать. Он считает, что не заслужил её сочувствия, как и она его презрения, но ничего не может с собой поделать. Отец его хорошо натаскал. Какая послушная собачонка, – подумал тогда про себя Малфой. Грейнджер вместо того, чтобы презрительно на него посмотреть, в ответ на его усмешку ободряюще улыбнулась. Что это? Огромное сердце Героини Войны или непроходимая тупость?

«Я ублюдок, Грейнджер, какого хера ты меня защищаешь, я заслужил провести жизнь в Азкабане», – думал Драко.

К его огромному удивлению, следом в зал зашёл Поттер и тоже свидетельствовал в его защиту. Драко замер. Ему казалось, что его мозг заклинило и у него галлюцинации, этого не может происходить на самом деле и он сейчас лежит избитый в своей камере. Видимо, его тогда сильно ударили по голове, и повредился мозг.

Драко не слышал, что происходило после выступления Поттера, но когда наручники исчезли с его рук, а охранник отдал ему волшебную палочку, он отмер: перевёл взгляд с палочки в своей руке и посмотрел на Кингсли Бруствера непонимающим и растерянным взглядом.

«Вы свободны, мистер Малфой», – повторяет министр.

Свободен? Но… Его вывели в коридор, и мать бросилась ему на шею. Всё ещё ошеломлённый, Драко крепко сжал маму в руках и глубоко вдохнул. Родной запах маминых духов с сиренью пробудил его от ступора: он немного отстранился, не выпуская Нарциссу из объятий, и посмотрел на неё. Улыбка его матери была так же прекрасна, как и её сияющие глаза, в которых стояли слёзы радости. Неуверенно Драко улыбнулся в ответ и облегчённо вздохнул. Он попытался найти глазами Грейнджер и Поттера, но заметил только густую копну волос, мелькнувшую у лифта. Поттер, зайдя в кабину, повернулся к Драко лицом, посмотрел на него и после секундной заминки кивнул. Драко кивнул ему в ответ. Он так и не поблагодарил их нормально, не сказал, как много для него это значило, что его мать не будет одна коротать время в холодном мрачном замке.

Когда ему сказали, что он должен вернуться в Хогвартс, последнее о чем он думал – это о благодарности Грейнджер и Поттеру. Он уже тогда начал сильно пить, и всё его существование сводилось к одному – достать ещё алкоголя. Нарцисса не сразу заметила, что её сын начал топить себя в выпивке.

Поначалу он просто выпивал пару стаканчиков огневиски на ночь, чтобы быстрее уснуть, иначе бессонница начинала мучить его. Затем пара стаканов превратились в бутылку, а спустя пару недель Драко начинал своё утро с бутылки огневиски вместо завтрака. Нарцисса начала бить тревогу и приказала всем эльфам заколдовать подвалы своей магией, чтобы Драко не смог до них добраться: она пригрозила им освобождением, чего те боялись больше всего, поэтому никто не осмеливался нарушить приказ хозяйки мэнора. Но Драко нашел другие пути – он пробирался в Лютный переулок ночью, когда все в поместье спали, и закупал у торговцев самое крепкое пойло, которое на вкус было, как моча гоблина, зато эффект давало отличный. Попытки заглушить ночные кошмары превратили его в зависимого слабака. Нарцисса пыталась приглашать целителей, но Драко отметал любые её попытки помочь ему.

В первый день в школе он, пытаясь сдержать содержимое желудка внутри себя, сидел поодаль от всех, когда услышал её имя, произнесённое из уст директора. Грейнджер назначена главной старостой вместе с Теодором Ноттом. Он посмотрел на неё: она выглядела спокойной, исчезла болезненная худоба, на щеках расцвёл румянец, полные губы украшала улыбка, за её спиной горел факел, создавая вокруг её головы сияние. Воспалённый мозг Драко вспомнил лекцию профессора Бербидж про магловские религии и иконы святых. Тогда он задумался о ней во второй раз.

После, в Хогвартсе, все его мысли были сосредоточены на добывании очередной бутылки, потому что кошмары стали приходить чаще: буквально каждый дюйм замка напоминал ему о его задании на шестом курсе и о Битве. Он нашёл на Пуффендуе семикурсника, который поставлял ему пойло. Надо же, хоть где-то эти кретины пригодились. На совместных занятиях Грейнджер, как всегда, тянула руку и отвечала на любые вопросы преподавателей, пока Драко боролся с похмельем или пытался сдерживать рвотные позывы. Однажды на зельях их поставили в пару, и она практически сделала всю работу за него, так как у него невероятно тряслись руки, так что он не мог даже ровно держать волшебную палочку. К его удивлению, Грейнджер никак это не прокомментировала, лишь сочувствующе посмотрела него и сказала, чтобы он взял ингредиенты из шкафа. Тогда он задумался о ней в третий раз.

А после было бесчисленное количество раз, когда его приносили в лазарет, так как сам он не мог соображать от количества влитого в себя спиртного. И каждый раз она просто лечила его и давала зелья, никак не комментируя и не читая нотаций. И Гермиона Грейнджер прочно поселилась в его голове.

Он пытался найти в себе силы и не пить, чтобы принести свои извинения на трезвую голову, потому что считал, что она не заслужила, чтобы перед ней извинялось нечто, мало походившее на человека. Но проблема была в том, что когда Драко трезвел, его начинала грызть совесть, и он накручивал себя мыслями о том, что такое ничтожество, как он, недостойно её прощения. Он боялся, что она проклянет его, вернёт ему все те обидные слова, которыми он бросался в неё на протяжении шести лет, скажет ему, что он ублюдок, достойный сгнить в камере рядом с его никчемным папашей. И он снова напивался, и так по кругу.