Тию писала письма. По утрам, когда Корнелий спускался к завтраку, она выходила из маленькой угловой гостиной, держа стопку листов, и спокойно кивала ему. Вечерами, когда Корнелий устраивался перед камином с книгой и заметками, а Раду выполнял задания или составлял планы на следующий день, Тию тихо сидела за письменным столом и писала. Мерный скрип пера и шорох песка успокаивал, но Корнелий все больше любопытствовал, кому и что пишет девушка?
– Я пишу дяде и его дочери, в Дажью, – ответила Тию. – Я обещала им.
– Каждый день? И так много?
– Я пишу о том, что с нами за тот год случилось. Всяческие события, которые происходили. Еще я для Иоланты зарисовываю пейзажи и дома. Она сказала, что по ним сочиняет истории. Она хочет быть писательницей.
– Женщин не печатают, – отозвался из угла Раду, который разбирал по папкам заметки Корнелия.
– У нас печатают, – возразил Корнелий, потом осекся и уточнил: – Это очень далеко, можно сказать, что не считается.
Собеседники поглядели на него с любопытством, но Корнелий продолжать не стал. Махнул рукой, показывая, что больше никого не отвлекает, и вернулся к своей книге.
По его расчетам выходило, что еще пара дней – и можно собираться в дальнейший путь. Тем более что пребывание в Тичанах оказалось куда тяжелее, чем обычно. Прежний слуга не вынес того, что над ним появился надсмотрщик, требовательный и жесткий. А Раду было наплевать на заведенный порядок и привычную размеренность в делах, он вылавливал мужика в самых разных уголках имения, не давал спать среди дня и за ухо тащил в нужное место.
Одни оскорбления для почтенного слуги, и никакого уважения.
Так что тот ушел, и еще приходящую кухарку от дома отвадил, наврал ей с три короба, мол, хозяин – колдун, сживет со свету.
Корнелий решил было, что искать новую будет слишком накладно по времени, тем более что гостей он принимать не собирался. Раду вполне сносно мог приготовить похлебку и дичь, но вскоре Корнелий понял, что его помощник не успевает свои первейшие обязанности, и по его распоряжению Раду нашел в городе пару женщин – для уборки и готовки.
Тичаны понравились Раду. В городе уже стояла теплая солнечная осень, и в воздухе плясали паутинки.
На северо-востоке возвышались горы, покрытые лесами, и Раду по вечерам разглядывал их непривычные глазу изломанные линии. Нравилось имение – в темном обширном особняке, как говорили, обитали привидения, но Раду, сколько бы ни искал, не нашел ничего.
В торговом квартале Раду вскоре знали все – он часто ходил по поручениям Корнелия, закупая необходимые продукты и предметы для исследований. Гончар Стан Сивый встречал Раду на пороге лавки – честь, которой удостоены были лишь немногие. И вовсе не потому, что в первый же день они сцепились едва ли не насмерть из-за небрежно выполненного заказа Корнелия. Раду расколотил о мастера все кривые сосуды, и остаться бы им врагами, если б в лавку о ту пору не заглянул капитан городской стражи.
– Бузите? – мрачно спросил он.
Он вообще был невеселого нрава человек, и не спешил разглядывать в окружающем доброе.
Раду, не отпуская шиворот гончара, посмотрел в морщинистое смуглое лицо капитана и честно ответил:
– Нет. Объясняю вот мастеру, как заказ исполнять нужно.
Гончар Стан промолчал – не признаваться же, что нарочно запорол все сосуды, чтоб заезжему колдуну неповадно было.
Капитан обвел мастерскую прищуренными глазами и кивнул.
– Стан, есть кого при делах оставить? – спросил он. – Помощь нужна.
Раду выпустил ворот Стана и отступил.
– Да, господин капитан, – хмуро кивнул гончар и позвал из глубины дома сына.
– Что случилось? – коротко спросил Раду, оправляя одежду.
Капитан некоторое время смотрел на него, размышляя, стоит ли чужаку говорить.
– Народ успокоить нужно, – наконец сказал он. – Преставился тут один разбойничек, дружки его хоронить несут… а городские стоят уже, перед воротами кладбища да перед храмом Пресветлой матери. Не пропустят, и побоище будет.
– А разбойник – как зовут… Звали? – спросил Раду. – Гриба, Дива…
– Тиба, – ответил капитан.
– Я с вами, – сухо сказал Раду, снимая с пояса перчатки. – Лишние руки ж не помешают? А то ж стало так, и я стороной виноват в этом деле.
– А ты кто таков, господин?.. – капитан насупился, а Стан подошел ближе, прихватив из чулана крепкую дубину.
Гончар успел вперед Раду:
– Уж не ты ли тот заезжий парень, который Тибу перед гостиницей порезал? – спросил он.
– Я, – коротко ответил тот, и Стан смерил его взглядом от сапог до встрепанной макушки.
– Приходи послезавтрева, – сказал гончар, – забирать заказ.
Потом, помолчав, добавил, когда они уже шагали вслед за капитаном стражи:
– Бедовый ты парень, лезешь, куда ни глядя. Гляди, как бы не нарваться в дурной час. Осторожней надо быть.
Раду только пожал плечами.
А потом скривился, дернув подбородком на прощание, когда уже понятно стало, что заварушки не будет.
Восемь стрелков – что бы ни говорил хозяин гостиницы о «всего лишь полудюжине» солдат, ошибаясь как в количестве, так и в оценке, – довольно быстро приструнили и взбудораженных горожан и разбойников, вооруженных рогатинами и самострелами.
Разбойников вынудили оставить домовину с телом Тибы, а горожан расступиться, чтобы служки храма могли внести гроб и приготовить к погребению.
– Разбойник аль не разбойник, – негромко сказал капитан стражи, – а чтоб похоронен был как положено. Мне тут ни зараза, ни бродячие покойники не нужны.
Говорил он тихо, но люди на небольшой площади у собора молчали, слушая его.
И неудивительно: по левую руку от него замерли солдаты с прикладами ружей у плеч, в любой момент готовые вскинуть их и пальнуть. Полная тишина наступила как раз после того, как, поравнявшись со своими бойцами в переулке, капитан коротко рявкнул: «Стройсь! Заряжай!», а потом – «К плечу!». Гончар Стан и еще несколько вооруженных дубинами мужиков встали плотным рядом по правую руку капитана. Раду сноровисто и тихо вынул из поясной сумки складную балестру и зарядил ее. Гончар одобрительно хмыкнул, а остальные покосились – что еще за чужак.
Постояли-постояли, глядя, как расходятся недовольные, да и тоже разбрелись, отпущенные капитаном.
***
А больше всего в Тичанах и имении Раду нравилась оранжерея – там господин Тенда устроил свою лабораторию.
Застекленная сверху донизу веранда позади дома, обращенная к горам и сама по себе была привлекательным местом. Одичавшие гвоздичные деревья пряно пахли, померанцы, правда, засохли, а розы буйно заплели резные перегородки. За этими перегородками скрывался уютный уголок, вымощенный каменной плиткой, с парой кресел и столиком. Тию приходила сюда с шитьем, пока Раду помогал господину Тенде.
Вся глухая стена оранжереи, примыкавшая к дому, была занята длинным столом и стеллажами, весьма безыскусно и грубо сколоченными. На них теснились разнообразные колбы, реторты и перегонные аппараты. Их надежно укрывала тень гвоздичных деревьев и разросшихся за окнами оранжереи кустов.
Оранжерея тянулась вдоль всего дома, и прежде войти в нее можно было с двух концов, но теперь Корнелий приказал заложить дальний вход, и там, в образовавшейся темной комнате он проводил эксперименты, которым нельзя было попадать на солнечный свет.
Входить туда можно было только Корнелию – а после его продолжительных наставлений – и Раду. Через две тяжелых дубовых двери – сначала одну захлопнуть, потом можно открывать следующую – при свете специальной масляной лампы с окрашенным в красный цвет колпаком, можно было попасть в самое настоящее алхимическое царство. Правда, Корнелий сердился, когда Раду называл это алхимией, и еще больше – когда помощник «чуял магию».
Несмотря ни на что, Корнелий крайне отрицательно относился даже к упоминанию чародейств и заклинаний. В качестве наказания он заставлял Раду читать главы из толстой книги прошлого века – «Математические корни мироздания». Раду потом пересказывал прочитанное, Тию покачивала головой, прислушиваясь, а Корнелий сердился, не чувствуя в словах помощника ни должного пиетета, ни понимания.
– Это же цифирь, – с презрением говорил Раду. – Она неживая, и никак с миром не связана.
Сад тоже был в запустении. Корнелий не интересовался деревьями, и прежний слуга не занимался ими вовсе. Тию сначала выходила туда погулять, потом стала брать с собой найденные Раду садовые ножницы и одну из служанок помоложе, чтобы обрезать мертвые ветви.
– Сад был очень красивый, – с сожалением говорила она. – Но за то время, что осталось до отъезда, ничего существенного сделать не получится.
Они уже начинали собирать вещи, а Раду готовил к выезду старую карету прежних хозяев имения. Корнелий относился к этому скептически – слишком уж вычурно и неудобно выглядела эта карета.
За день до отъезда, когда в холле уже стояли ровными рядами баулы и ящики, ожидая погрузки, служанка принесла Корнелию визитку – у них был неожиданный гость. Корнелий сидел у себя в кабинете, добавлял в дневник утренние наблюдения.
Недоуменно повертел визитку в руках, вглядываясь в многочисленные каллиграфические росчерки.
– Князь Воскову-Гроза, – прочел он. – Ну… проводи его в угловую гостиную, что ли. Раду еще позови туда, сейчас спущусь…
Служанка торопливо кивнула, спрятала выскочивший из-под чепца черный локон и убежала.
Корнелий покачал головой. Князь, владетель этих земель, прежде разве что присылал вежливые приветствия, да раз-два раскланялся, встретив Корнелия в городе. Неожиданный визит, да еще накануне отъезда… Корнелий поморщился: верно, ничего хорошего ждать не стоит.
Ион Воскову-Гроза был толст, лыс и обманчиво простоват. Смуглая кожа, черные густые брови, лицо ремесленника. Корнелий, однако, знал, что из себя представляет этот человек и как его побаиваются в городе. Даже обычные люди, не нарушающие закон.
Князь прохаживался по гостиной, изучая развешанные по стенам гербарии – прежние хозяева весьма увлекались ботаникой и оставили после себя такое наследство. Посеревшие от времени листья, выцветшая вязь подписей – малоинтересное зрелище. Тию, однако, попросила не выбрасывать, и Корнелий, пожав плечами, не стал спорить.
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо отозвался князь на приветствие Корнелия. – Тут у вас любопытные вещи на стене… пригляделись бы. Во времена моего деда за такое и на костер можно было попасть.
Он передернул плечами, потом резко развернулся и сел в кресло. Корнелий, прищурившись, попытался разглядеть среди пыльных высушенных листьев какую-либо крамолу.
– Времени мало, деликатничать некогда, – начал было князь… и прервался, в комнату вошел Раду.
Мгновение, когда напрягшийся в кресле князь и застывший Раду мерились взглядами, показался Корнелию бесконечным.
– Это мой помощник, секретарь и ученик, – наконец произнес Корнелий. – Раду Матей.
Фамилию он сам придумал давно и просто сообщил ее Раду и Тию. Это, может быть, раньше они могли обходиться только своими вымышленными именами, но теперь нужно было соответствовать.
Князь откашлялся, а Раду коротко поклонился и отошел к окну.
– Так вот, – продолжил князь,– видел я, у вас вещи собраны? Никак едете дальше? Уж простите за прямоту и грубость, но не располагаю временем для церемоний.
– Да, – кратко отозвался Корнелий. – В ближайшие дни… Необходимо посетить столицу, у меня там…
– Ясно, – прервал его князь. – Боюсь, мне придется просить вас задержаться у нас.
Тон его был вовсе не просительный. Скорее, недовольный – от того ли, что князю приходилось не приказывать, а кое-как вежливо изъясняться?
– Супруга моя обеспокоена весьма. Вопрос скользкий, совсем чужих людей привлекать не хочется. А вы, господин Тенда, как говорят, сведущи в делах таких.
– Каких… «таких»? – осторожно спросил Корнелий.
– Упырь у нас объявился, – брезгливо пояснил князь. – Девицу одну сегодня утром нашли мертвой, из горничных нашего имения. Так вот… опасение имеется. У нас гости как раз, да все свои, дальние родственники. Не могу я по-привычному разбираться-то с ними. Нужно… деликатнее. Да не ждать же кого чужого из столицы…
Князь потянулся, похрустел пальцами, задумчиво разглядывая каждый: пухлые, покрытые черными волосами.
– А я со своей стороны, поспособствую вашему путешествию. Я умею быть благодарным. Выхлопочу вам подорожную. Все легче ехать.
– Упырь? – полуутвердительно сказал Корнелий, пристально глядя на князя.
– Упырь. А то и вурдалак. Я в этом не разбираюсь.
Без всякой связи Корнелий вспомнил о тех экспериментах и наблюдениях, которые он сегодня заносил в дневник, о формуле, которую не без труда удалось только что расколоть… и вдруг вурдалак. Чем, интересно даже, он отличается от упыря?
– Боюсь, я не так уж хорошо осведомлен в фольклоре, – сухо сказал Корнелий. – Вряд ли чем помочь смогу. Если необходимо осмотреть тело мертвой девушки и дать заключение, то я в вашем распоряжении. Но должен предупредить, что мой подход основан только на научной методе.
– Да-да, – отмахнулся князь. – Научная метода – то, что нужно. Упырей по уму ловить надобно. Долго ли вам собираться, господин Тенда? Я бы с вами прямо и вернулся.
Раду с трудом скрыл усмешку.
Он уже немного знал Корнелия и понимал, что сейчас за вроде бы спокойным, но слишком уж застывшим лицом медика тлеет ярость. Что уж так раздражало господина Тенду в разговорах о магии да существах всяких, Раду пока еще не понял.
Однако, это порой даже и забавным было.
О проекте
О подписке