А еще говорят, что маг, сам сожравший подобную тварь, становился не-мертвым и не-живым, обретая новые способности. Женщин называли ведьмами – и они могли скрываться среди живых, ничем не отличаясь от них внешне, а вот мужчины становились хоть и сильнее, но и уродливее, сливаясь с поглощенным чудовищем почти целиком.

Их уничтожали быстро.

Ведьм же за последние сорок лет в Старом Свете не встречали ни разу.

И сейчас, когда оцепеневшая от ужаса Шиповник глядела на это подобие человеческого лица, строки из учебника истории так и всплывали в ее голове, пока Унро не крикнул через плечо:

– Зайди за дерево! Спрячься и подстрахуй меня! Как договорились!

Что-то щелкнуло, наконец, в ее голове, и вернулась кристальная ясность. Шиповник быстро подхватилась с земли, ныряя за ближайшую разлапистую ель и отвешивая сама себе мысленные пощечины. Попалась на ментальный крючок! Дура! Какие ведьмы-колдуны? Сказал же Вервольф, что прореха рядом, и всего несколько дней прошло, за это время ни один маг поглотить сущность не сможет. Тьфу!

Шиповник быстро сформировала обеими руками плетения – мертвый хран и простой щит – и выглянула из-за елки.

Да уж…

Унро попал обездвиживающими чарами в голову, и та ожидаемо обвалилась на землю, но юноша не успел закрепить успех.

Длинная шея сизой кишкой метнулась вперед и петлей охватила его плечи.

Унро замер, а потом стал медленно опускаться на колени: наверное, и он попал на ментальный крючок монстра.

Шиповник задохнулась от ужаса.

Бежать и звать на помощь – не подходит. Звонить – тоже: как только они вошли в ельник, телефоны перестали работать из-за возмущения электромагнитных полей вблизи прорехи.

Все еще продолжая впустую перебирать варианты, Шиповник вылетела из-за елки и бросилась вперед, на ходу сбрасывая мертвый хран на шею монстра. Не снижая скорости, она всем телом толкнула Унро вперед, и рукой, защищенной чарами, стянула через его голову петлю.

Унро выругался и с трудом встал на ноги.

– Оглушил, зараза, – пожаловался он, потирая лоб. – Ну ладно, остановить его не получится, видимо, надо что-то другое придумывать…

– Унро! Ты что! – завопила Шиповник. – Надо бежать, что мы тут можем сделать? И я, и ты смогли обездвижить только небольшую часть его, а…

Она завизжала, громко и отчаянно, когда, ломая сучья и стволы, в их сторону ринулась темная туша, а пелена тумана вдруг поднялась до пояса.

Обхватив девушку обеими руками, Унро нырнул в сторону, уходя с дороги монстра. Удар о землю на миг выбил из Шиповник дыхание, и она несколько секунд лежала без движения, хватая воздух ртом.

Унро вдруг вскрикнул и пропал: едва Шиповник пришла в себя и привстала, она увидела как еще подвижная часть шеи, схватив юношу за ноги, тащит его куда-то в темень.

Бугристая, в налипшей хвое, туша монстра поднималась над ней, выше ее роста, обхватом метра три. Унро видно не было, но слышались его крики.

Шиповник закусила до крови кулак, уже не сдерживая слезы. Сердце колотилось так, что было больно ребрам.

Энца разрубила бы этот мешок, разрубила не глядя, и шею эту нашинковала, и потратила бы на все минут пять. А она, Шиповник, гораздо более способный и могучий маг, сидит тут на хвое…

Дикая идея ударила в голову, и Шиповник закричала:

– Унро! Берегись! Я сейчас его!..

Неразборчивый вопль она отнесла на счет того, что Унро ее услышал.

Вдохнула глубоко-глубоко, выплетая чары пространственного переноса.

Сложив ладонь в жест «меч короля», Шиповник резко рубанула наискось перед тушей монстр-объекта.

Оказывается, может быть так тихо. Снова только собственное дыхание да ветер где-то в ветвях.

Шиповник обошла располовиненного монстра и попробовала вытащить юношу из-под придавившей его кишки-шеи. Сил не было совсем, и девушка заревела от усталости, растирая слезы по щекам, опустилась рядом на колени, пока Унро с трудом выпутывался сам. Лицо и руки его было в ссадинах и царапинах.

– Я же кричал: беги, – устало сказал он разбитыми губами, присев рядом с ней.

– Ты что, дурак?.. – со слезами спросила Шиповник, пытаясь ощупать его руки и ребра, не сразу догадавшись запустить сканирующий щуп на поиск переломов. – Дурак, да?.. Я так испугалась! Я думала, он тебя убивает…

– Прости, – раскаянно шептал Унро, гладя ее по голове. – Прости. Я больше так не буду.

Потом они осмотрели место происшествия. Разделенное будто по линейке существо не подавало и признаков жизни. Неглубокая просека разделила ельник позади него метров на десять.

– Как ты это сделала? – спросил Унро, содрогаясь от мысли, что и его тело могло оказаться на линии разрыва.

– Я… поймала половину его тела в пространственный карман и сместила на несколько сантиметров… с глубиной не получилось рассчитать, поэтому деревья задело.

– Я не уверен, – тщательно подбирая слова, сказал Унро, – что местные это оценят, но… по-моему, это было круто.

Шиповник тоже не была уверена, ее просто трясло. Юноша снова помог ей встать и повел обратно; Шиповник обеими руками держалась за его плечо, оказавшееся на удивление твердым.

Когда они вышли из леса, появилась мобильная связь – и сразу зазвонил телефон. Шиповник немного заторможенно смотрела на экран, на котором светилось имя Энцы, потом ответила на звонок.

С пригорка к ним навстречу бежал Вервольф.

– Вы где? – в панике спросила Энца. – Я уже полтора часа пытаюсь кому-нибудь из вас дозвониться, мне сказали, что вы пошли на ликвидацию монстр-объекта… Какого объекта? Что случилось, почему вы не в архиве? Если надо, я прямо сейчас к вам поеду!

– Не надо, – слабым голосом сказала Шиповник. – Мы уже все. Мы его… ликвидировали. Я его разрубила… Пространственной ловушкой.

– Ты – что?.. Вот это да! – неподдельное восхищение в голосе Энцы благодатным бальзамом пролилось на душу Шиповник. – Круто! Слушай, ты такая молодец! Унро-то как, цел?

Шиповник засмеялась – сначала тихо, потом громче и громче. Она сунула телефон Унро, а сама сложилась пополам, не в силах унять хохот.

Она даже не ожидала, что это так… приятно. Что похвала от Энцы будет настолько воодушевляющей.

Впрочем, второй раз в лес она бы не сунулась. Даже ради этого необъятного чувства восторга одержанной победы.

– Привет, – сказал в трубку Унро, беспокойно поглядывая в сторону Шиповник. – Да, я в порядке. Ага, и она тоже. Ой, вот спасибо! Мы как раз сейчас туда поедем и… поздно? Ну, не знаю, может, тут договоримся, где-то переночуем… Да, конечно. Я позвоню.

Он прервал связь и сказал успокоившейся уже Шиповник, которая вытирала ладонью слезы с глаз.

– Пока мы по лесу ходили, Энца прочитала те байки про ведьму, которые я ей послал, и поговорила с архивариусом в Хрыпно, так что нас уже там целая подборка ждет.

– Я вас к себе домой сейчас отвезу, – решительно сказал Вервольф. – Моя подруга готовит обалденно. Накормлю и доставлю в архив, все, как договаривались. И за мной еще отчет в Гражин. И… если вам негде остановиться, то я вас могу устроить.

– Столько добра – и все нам одним? – фыркнула Шиповник, уже приходя в себя и обретая присутствие духа.

Как там жил Вервольф, как выглядела его подруга и что они ели, Шиповник не запомнила совсем. Она устала, но больше всего ей хотелось приняться за свою настоящую работу и потом вернуться домой.

Ну, пусть в общежитие.

Главное – вернуться уже, и чтобы все было как следует, без неопределенностей, неожиданностей и поездок этих дурацких.

Когда их довезли до здания службы магической охраны города, было уже около пяти. Шиповник даже удивилась: ей-то казалось, что прошел целый день или два с того далекого утра на вокзале.

Здесь их ждал стол, заваленный бумагами и подобранными подшивками, папками и коробками с документами, старенький компьютер с выходом в сеть и пожилой архивариус, который показал, что и где лежит и как искать остальное, если понадобится.

По рассказам деревенских бабок, которые сами не помнили ведьму, но слышали истории от своих бабок-матерей, на том конце деревни, где сейчас был поросший бурьяном холм, стояли три дома. Не отдельно стояли, улица была, потом две избенки выгорели аккурат между ними и остальными, так и получилось, что дома на отшибе.

Люди там жили самые обычные, звезд с неба не хватали, работали на поле, за скотиной ходили, детей растили. Ни магов, ни монстров в округе почти и не водилось.

А вот однажды осенью вернулись с солдатской службы сразу трое: одноногий Митька Кабан и братья Вуричи. Братья-то каждый с женкой вернулись, у старшего молодая да смазливая хохотушка, а у младшего степенная вдовушка с дочкой. Дочке было всего ничего, от первого мужа она осталась, но отчим ее как родную любил, своих-то детей сразу завести не удавалось.

Хоть и приезжие бабы, а все как-никак в общую жизнь влились, обе работящие, хоть и старшого жена слишком уж остра на язык была.

(Энца с архивариусом подняли записи имперского регистратора по этой волости и сумели примерно рассчитать, что после женитьбы братья вернулись в деревню в девятьсот седьмом, за год до пропажи егерей).

Помаленьку и жили, пока по весне не началось дурное. Сначала дохли свиньи да козы, не скопом, а по одной – еще подумали, что болячка какая прицепилась. Потом разом пали три коровы у старостиной свояченицы, а дальше, как лето пришло, такое стало твориться…

Тут байки расходились совершенно, пестря всевозможными ужасами, таинственными знаками, пропажами людей и найденными обескровленными трупами. Позвали магов из Хрыпно, те амулетов навешали везде, ворота размалевали знаками своими да уехали.

Люди пропадали. С Вуричами перестали знаться, потому как бабы их, раз приезжие, так верно и были всему причиной.

Прекратилось вдруг само. Когда именно, никто вспомнить не смог, да и про Вуричей тоже – куда они делись, померли или уехали, было неизвестно.

– Нет, ничего нет! – Шиповник с досадой хлопнула очередной картонной папкой о стол. – Ну что это такое, а? Зачем мы чуть не померли в этом дурацком лесу! Егери даже не заехали в город, чтобы отметиться! Унро… А вдруг они ехали на телеге, она перевернулась? И все умерли? Или, может, на них разбойники напали? А?

В документах не было ни одного упоминания отряда егерей. Не было зарегистрировано и обращение старосты – но это понятно, вполне может быть, что тот писал сразу в Гражин. Зато были несколько других упоминаний Утиц – вот ведь дурное место, то одно, то другое происходит. Просьба выслать мага для лечения скота и проведения очистительного ритуала. Жалобы на то, что в озере неподалеку постоянно тонут люди, что луна красным каждую ночь, что ягоды в окрестном лесу враз сгнили и еще столько же разнообразных жалоб.

Унро подозревал, что раз выборка только по их деревне, то еще неизвестно, какие прошения и жалобы строчили жители других деревень.

– По-моему, в этой дыре не одна ведьма жила, а целая стая, и в хлеву у них не коровы были, а монстры с той стороны… Вот смотри, еще один отчет: по прошению населения деревни Утиц выехали трое охотников, отловили несколько умертвий и упокоили. Тут даже карта с отметкой, где могильник… Ну откуда там умертвия? Она вообще ничего не боялась, эта ведьма?..

Шиповник пыталась шутить, но голос зло срывался. Встревоженный Унро быстро встал и, прежде чем девушка сообразила, что он хочет, подошел и обхватил ладонями ее голову. Заставил посмотреть на себя.

– Тихо, тихо, – мягко сказал он. – Мы не зря в лес ходили. И сюда не зря ехали. Надо только во всем разобраться, хорошо?

Его светлые глаза смотрели прямо и бесхитростно. Шиповник вздохнула, отведя взгляд. Дурак Унро улыбался ей, хотя наверняка ему было больно из-за разбитых губ. И вообще… он себе много позволяет. Шиповник нервно дернула головой, скидывая его ладони, и собиралась уже отчитать его, как юноша костяшками пальцев провел по ее щеке, убирая выбившуюся прядь за ухо.

Прежде чем она успела что-нибудь сказать, Унро отвернулся и вышел, сказав: «Я сейчас».

Горячий след его пальцев еще ощущался на щеке, и Шиповник невольно потрогала ее, а потом рассердилась и ущипнула себя, чтобы прогнать неуместную растерянность.

Вернулся Унро с еще одной стопкой папок и деревянным гребнем.

И был это совершенно обычный Унро, который смущался и запинался, а вовсе не тот пугающий незнакомец, что минуту назад.

– Вот, – сказал Унро, кладя перед ней гребень. – У тебя после леса волосы… немного запутались…

Шиповник ахнула, поняв, что после всей этой передряги даже в зеркало на себя не смотрела… а ей никак нельзя было допускать, чтобы волосы спутались – их и с чарами не удастся потом толком расчесать. Она с ужасом ощупала разлохмаченную косу и воронье гнездо на макушке и, схватив гребень, понеслась в уборную приводить себя в порядок. Унро и его наглость были моментально забыты.

– Я посмотрю то, что они подобрали по населению, может, что-то про семью найду, – сказала Шиповник, вернувшись. – А ты снова поищи по сводкам службы, что там к деревне относится.

Она осмотрелась и подтянула к себе одну из коробок.

– Егери могли тайком приехать, – сказала она вдруг, продолжая свои мысли. – И в городе не появиться, и в деревню тоже не заходить… Хотя тогда не смогли бы расследовать. Ну, допустим, один-два пришли в деревню, остальные в лесу спрятались? Те, кто в деревне, разведывали там, их товарищи осматривали округу…

– Ага, и все пропали? – печально спросил Унро. – Они потому впятером и ехали, что со всеми зараз ведьма бы не справилась… да еще и обвешанные артефактами…

Унро задумался вдруг, морща лоб.

– Ты не помнишь список того, что они с собой брали? – спросил он.

Шиповник вытащила из своей сумки помятую утреннюю распечатку и послала ее через стол Унро.

«Августа, третьего числа, на руки выдано:

– пять плащей шерстяных;

– три кинжала, заговоренных мастером Острозубом на верный удар и остроту;

– два амулета «кошкина спина»;

– пять амулетов «слепой глаз»;

– один амулет «птичья клетка»;

– пять веревочных петель, заговоренных мастером Славлем на неразрывность.

Под личную ответственность старшего егеря Императорской егерской службы г. Гражина мага Грифа».

– Нет, – нахмурился Унро, – не сходится. Вот смотри, она их вообще не должна была почуять – «слепой глаз» укрывает ауру, и человека нельзя отследить. Они могли сколько угодно и по лесу ходить, и по округе. Им только и нужно было заманить ее в ловушку, накинуть заговоренные петли и активировать «птичью клетку», и она бы уже ничего не сделала.

– Так они же наверняка не знали, кто из баб точно ведьма, – отозвалась Шиповник, сосредоточенно пробегая глазами строчки из отчета. – Могли как-то выдать себя или думать не на ту, пока настоящая ведьма приготовила им самим ловушку.

– Ну… нет, – сказал Унро. – Не верю я, что пять опытных охотников так промахнулись.

– Нашла! – вскрикнула Шиповник. – Вот, есть они. Да не егери твои, а Вуричи. Вот тут отметка об их переезде, и прошение в Межевую канцелярию. Один из соседей хотел себе участок их прирезать, пишет, что «они навсегда уехали, а земли бесхозные стоят».

– А куда они уехали? Все?

– Не знаю, это надо… хм, это надо посмотре-еть, – тоскливо протянула Шиповник, прикидывая, в какой из стопок искать сначала.

Спустя час она подперла голову рукой и сказала:

– А если так: егери всей толпой ходили по лесу, думали, что выманят ведьму, а потом утонули в том озере. Ведьма их там сама поймала… Нет? Тогда как тебе это: вся деревня стала упырями, а когда еды перестало хватать, стали писать жалобы и жрать магов, которые к ним приезжали.

Унро смотрел на нее очень внимательно, и Шиповник смутилась. Версии были, конечно, нелепые, но она уже так устала, что голова отказывалась соображать четко.

– Я наткнулся на отчет, который ты недавно читала, – задумчиво сказал Унро, и Шиповник поняла, что он ее просто не слышал, размышляя о своем. – Про охотников из Хрыпно, которые умертвий упокоили. Ты на дату смотрела? Тот же август, первая половина.

Шиповник поморгала.

– Ну и оживленное же у них местечко, – озадаченно сказала она. – И ведьма, и умертвия, и императорские егери, и охотники… и все по одному лесу бродят вокруг деревни.

– Шиповник, – произнес Унро. – Откуда у них там умертвия?

Девушка пожала плечами.

– Ведьма кого-то подняла?

– Кого? И если подняла, почему староста в Гражин писал о падеже скота и утопленниках? Почему не писал об умертвиях, которые куда как опаснее?

– Потому что еще не знал, например. Написал письмо, а она на следующий день взяла и оживила кого-нибудь.

Унро помолчал, а потом негромко спросил:

– Скажи, а чем отличаются живые от свежих умертвий? Кроме факта смерти?

Девушка сначала презрительно фыркнула: проверяет, что ли? Но Унро был серьезен.

– Низкий интеллект, – начала перечислять она. – Не все говорить могут, не любят свет… многие из них не переносят замкнутые пространства. Ауры еще. То есть отсутствие ауры. Запах – запах, наверно, сильнее всего…

Юноша подвинул к ней лист с отчетом охотников и приколотой картой, где крестиком были отмечен могильник на берегу безымянного озера под деревней Утицы.

– Как ты думаешь, – спросил Унро, – можно ли доказать, что эти умертвия были на самом деле живы в тот момент, когда их упокаивали?

Шиповник хотела было возмутиться очевидной глупостью фразы, но замерла на вдохе.

– Были ли они живы? – в ужасе повторила она.