Пренебрежение доводами, конечно, не такой уж великий грех. Куда больше меня возмущает популистская ан-тикапиталистическая риторика; при этом сами демагоги со спокойной душой пользуются изобретениями и инновациями, внедренными при капитализме. Отвратительно наблюдать, как политические активисты собирают людей на масштабные акции с антикапиталистическим уклоном, задействуя для этого компьютеры, мобильные телефоны, каналы связи, обеспечиваемые спутниками и оптоволоконным кабелем. Это происходит в постсоциалистическом регионе: политические деятели, отрицающие сам факт смены систем, выкладывают свои популистские, антикапиталистические лозунги в интернет-блогах, произносят пламенные речи на мобильные устройства и общаются между собой по мобильным телефонам, без зазрения совести пользуясь техническими достижениями ненавистного капитализма.

Нам практически ничего не известно о том, как люди понимают и оценивают причинно-следственную цепочку: капитализм → инновации → изменение образа жизни. Мы можем составить некоторое представление о действии этой связи в обратном направлении, то есть о том, каким образом технический прогресс (точнее, прогресс в секторе информационно-коммуникационных технологий) влияет на политические взгляды жителей постсоциалистического пространства. В табл. 1-11 представлены обобщенные результаты опросов респондентов из стран Центральной и Восточной Европы на предмет отношения к демократии, капитализму и прежней социалистической системе. Участники опроса разделены на две группы: интернет-пользователи и те, кто Интернетом не пользуется. Разброс ответов впечатляет^[36]. Люди, связанные с миром современных информационных технологий, с большей симпатией отзываются о демократии и капитализме и критически относятся к прежнему режиму, и это вселяет надежду. Пользователи сети меньше подвержены ностальгии по старым социалистическим порядкам – на фоне общего усиления подобных настроений, особенно с наступлением последнего экономического кризиса.

Приведенные эмпирические данные совершенно согласуются с результатами, полученными в ходе исследований взаимосвязанности (interconnectivity). Смысл этого термина интуитивно понятен: люди связаны друг с другом посредством различных технических инструментов и процессов. Особенно важную роль с этой точки зрения играет электронная почта. Чем больше людей могут посылать электронные письма другим людям, тем плотнее сеть связей. Данное явление однозначно поддается наблюдениям и измерениям.

Здесь я опираюсь на увлекательное исследование Кристофера Кедзи (Kedzie, 1997а), где автор измеряет «взаимосвязанность» при помощи метрического аппарата. Не будучи экспертом в данной области, я не могу оценить, является ли метрическая мера, использованная Кедзи оптимальной для этих целей. Принимая его выбор с оговорками, считаю достойными упоминания главные выводы исследования. Кедзи проанализировал корреляцию между «демократией» и «взаимосвязанностью». Выяснилось, что данная корреляция составляет 0,73, что выше корреляции между демократией и ВВП на душу населения (0,57). Более свежая работа по аналогичной теме (Frisch, 2003) поддерживает выводы Кедзи. Надеюсь, работы в этом многообещающем направлении будут продолжены.

ТАБЛИЦА I– 11

ПРИМЕЧАНИЕ. Респонденты отвечали на вопросы: ^а «Насколько вы удовлетворены тем, как работает демократия}» Ответы давались по шкале в 4 балла: 1 = полностью удовлетворен (а); 2 = удовлетворен (а) до некоторой степени; 3 = не очень удовлетворен (а); 4 = совершенно не удовлетворен(а). ^ь «Насколько вас устраивает капиталистическая система}» Ответы давались по шкале в 21 балл: от -10 = совершенно не устраивает; 2 = нейтральное отношение; +10 = полностью устраивает. ^с «Насколько вас устраивает социалистическая система?» Ответы давались по шкале в 21 балл: от -10 = совершенно не устраивает; 2 = нейтральное отношение; +10 = полностью устраивает. В таблице отражено среднее арифметическое (невзвешенное).

* У меня есть сомнения относительно данных по интернет-пользователям в Венгрии. По сравнению с остальными статистическими данными, они кажутся слишком низкими. —Я. К.

ИСТОЧНИК: Rose, 2004.

Позволю себе вернуться к собственному замечанию относительно роли современных информационно-коммуникационных технологий в разрушении монолита, которым казалась нам власть коммунистической партии и официальной марксистско-ленинской идеологии. Я рассматривал события, которые произошли двадцать лет назад в Советском Союзе и социалистических странах Центральной и Восточной Европы. Однако проблема отнюдь не утеряла своей актуальности. Есть две маленькие страны – Куба и Северная Корея, где мало что изменилось в экономике, а власть по-прежнему находится в железных руках коммунистических диктаторов. Помимо этого, есть две большие страны, где были проведены серьезные реформы и экономике было позволено сдвинуться в сторону капитализма – притом, что политическая структура практически не изменилась, сохранив диктатуру одной партии. Как повлияют на эти страны современные информационные технологии? Китай и Вьетнам активно пользуются всеми революционными достижениями в области науки и техники и в то же время страшатся последствий. Руководство этих стран пытается решить две взаимоисключающие задачи: извлечь максимальную пользу из технического прогресса и максимально защитить свою монополию на власть, что в результате ведет к колебаниям, движению вперед-назад, раздвоению.

Еще одна проблема, требующая анализа, – перспективы: как будут соотноситься в будущем взрывы инноваций и уровень жизни? Когда я пребываю в пессимистическом настроении, перед глазами разыгрываются мрачные сценарии. Даже не обладая особым даром прорицания, легко предвидеть, каким образом технические достижения могут быть обращены во зло. Я прочел немало отчетов о попытках китайского правительства применить политическую цензуру в Интернете, блокировать трансляцию отдельных телеканалов или закрыть откровенно критические блоги^[37]. Учитывая тот факт, что все большая часть компьютеров, которыми пользуются в Китае, там же и производится, не так уж сложно встроить в операционную систему программное обеспечение с цензурными функциями, а управлять такими системами можно будет централизованно. К сожалению, крупные западные корпорации готовы сотрудничать с властями в их стремлении ввести политическую цензуру, боясь упустить гигантский китайский рынок.

Шестьдесят лет назад, когда Оруэлл писал роман «1984» (Orwell, 1989), Большой Брат еще не располагал оборудованием, которое придумал автор романа. Сегодня не возникло бы никаких технических препятствий при установке камер и прослушивающих устройств в каждой квартире и каждом офисе. Представим себе будущего Сталина с новейшими гаджетами, приборами наблюдения и средствами телекоммуникации, разработанными для тотальной слежки за гражданами!

В те дни, когда я настроен более оптимистично, кошмары будущего оставляют меня и я начинаю надеяться, что современные технологии снова и снова будут вести к децентрализации – какие бы усилия не прилагали диктаторские режимы для поддержания или усиления централизации. Если они изобретут новый способ блокировать информацию, найдутся сотни и тысячи скорых на выдумку компьютерных пользователей, способных преодолеть блокады и барьеры^[38].

В своей работе я охватил целый ряд тем и не собирался ограничиваться одним или двумя вопросами. На разноцветной карте исследований в области сравнительной экономики и постсоциалистической «транзитологии» зияет огромное белое пространство. Моя задача состояла в том, чтобы представить общий обзор этого пространства.

Из многочисленных ценных источников я упомянул здесь лишь несколько. По каждой из затронутых мною тем можно подобрать обширный круг литературы, но, увы, все эти исследования мало связаны между собой. Ключевое понятие и технический инструмент современных коммуникаций – гиперссылка (выделенный синим цветом фрагмент HTML-документа, указывающий на другой файл и содержащий путь (URL) к нему). Именно таких гиперссылок здесь и не хватает: в литературе об изменениях, происходящих в постсоциалистическом регионе, нет связи между работами, посвященными политике, экономике, настроениям в обществе, технологиям или сфере коммуникаций. Я бы рекомендовал создать такую сеть гиперссылок – тогда исследователь каждой из этих областей в отдельности смог бы обрести новые важные знания, посмотреть на них под неожиданным углом. По объективным причинам, я не мог расставить рабочие ссылки в тексте, но по крайней мере попытался простимулировать воображение читателя и подсказать, куда бы можно было их вставить. Моя цель – не подробно описать и проанализировать ту или иную связь, но обратить внимание на совокупность взаимосвязей.

Наберется с десяток тем, заслуживающих глубокой разработки, эмпирических наблюдений и теоретического анализа, а я лишь упомянул о них либо вовсе проигнорировал. Исследование связи технического прогресса и общества ведется в многомерном пространстве. Темы, на которых я остановился в данной работе, располагаются в подпространстве, и я отдаю себе отчет в том, что существуют измерения и за пределами этого подпространства^[39].

Был бы я помоложе, у меня достало бы сил и энергии на подробное исследование этого белого пространства. Это же настоящий интеллектуальный вызов для ученого – увлекательная и захватывающая тема! Надеюсь, мой труд вдохновит тех, кто осмелится вступить на эту не распаханную территорию. Как бы то ни было, я лично собираюсь продолжить работу по изучению взаимодействия между изменениями в политической и экономической сфере и техническим прогрессом.

Если войти в Википедию в раздел Shortage Economy^[40] (2010), то в самом начале можно увидеть фотографию: Польша, 1980-е годы, покупатели стоят в очереди перед продовольственным магазином^[41] – все полки абсолютно пустые. Сегодняшний посетитель польского гастронома увидит полки, ломящиеся от разнообразных и ярких упаковок – товаров домашнего и иностранного производства.

В 1999 году мне довелось побывать в Китае по случаю второго издания китайского перевода моей книги «Дефицит» (А hiäny, 1980; на английском и китайском книга вышла под названием «Экономика дефицита»). Сопровождающие-редакторы и студенты, хорошо знакомые с моей работой, водили меня по универсамам и продовольственным рынкам. Один из коллег сказал: «Пора писать новую книгу: на смену экономике дефицита пришла экономика избытка».

На книгу меня не хватит, но попытаюсь обрисовать ряд основных положений экономики избытка в рамках экономической науки. Ключевую мысль исследования можно сформулировать следующим образом: характерная особенность социалистической системы – экономика дефицита, для капиталистической системы характерна экономика избытка^[42].

По Шумпетеру, исследование начинается с «доаналитического когнитивного акта» – он поставляет «сырье» для аналитики. Шумпетер называет это «ви́дением, предвосхищением» (vision). Под его влиянием вещи видятся в новом свете (Schumpeter, 1954). Я убежден, что чувство, с которым экономист социалистической экономики дефицита взирает на изобильное предложение капиталистического рынка, содержит в себе это доаналитическое видение. Такое впечатление представляется мне важным. Именно сравнивая капитализм с другой системой, в определенном смысле противоположной ему, я могу увидеть в нем то, что живущие в условиях капитализма коллеги не замечают, будучи не в состоянии вырваться за пределы привычного мировоззрения.

Когда я обсуждаю эту тему с представителями мейнстримиой экономики, они, как правило, соглашаются лишь наполовину Их легко убедить в том, что социалистическая система есть экономика дефицита. Но почему нужно называть капиталистическую систему экономикой избытка? Действительно, магазины и склады предприятий предлагают обширный ассортимент, на производстве присутствует резерв мощности, но всего ровно столько, сколько нужно. Производитель производит определенный объем продукции, продавец держит определенный запас товара, потому что именно столько нужно для поддержания рыночного равновесия. Социалистическая экономика, в отличие от капиталистической, не находится в состоянии равновесия. Случаются, конечно, флуктуации (сейчас как раз отклонение довольно велико), однако долгосрочная тенденция состоит в стремлении к равновесию.

Значит ли это, что мы спорим лишь о названии? То, что привычно называют рыночным равновесием, я обозначил как экономику избытка – и в чем тогда разница? Если бы дело обстояло настолько просто, здесь можно было бы поставить точку – какой смысл долго спорить о названиях?

Хотя мной и моими коллегами наблюдаются одни и те же явления, мы считываем их по-разному из-за разницы восприятия. Я по сути иначе оцениваю аналогичные факты (резервы мощности, готовые к резкому скачку, заполненные склады, рабочую силу в поисках занятости). Каждый отдельно взятый производитель или продавец исходя из своих интересов точно знает, какой объем запасов или резервных мощностей ему нужен в данный момент. Но в совокупности всех предназначенных для продажи товаров и резервных мощностей больше (и значительно больше!), чем могут приобрести все покупатели, вместе взятые. Макроэкономист может заключить: занятость соответствует естественной норме. Но при этом масса людей ощущает, что их изгнали из рядов занятых, и будь они тоже вовлечены в работу, производительность общества выросла бы.

Если я прав и капиталистическая система действительно является экономикой избытка, это влечет за собой серьезные последствия, оказывая влияние на поведение участников системы. Проясняются многие черты капитализма. В этом смысле наш анализ может содействовать более полному позитивному пониманию капитализма^[43].

Конец ознакомительного фрагмента.

Коллегиум имени Ласло Райка – колледж при Университете Корвина в Будапеште, с одной стороны, и автономное учебное заведение, демократическое сообщество студентов – с другой. Основан в 1970 году в рамках Экономического университета им. Карла Маркса (прежнее название университета Корвина). Старейшее учебное заведение подобного типа в Венгрии, образец для создания аналогичных колледжей при других университетах страны. В 1970-1980-е годы Коллегиум играл важную роль в политической жизни Венгрии, выступая в качестве организатора различных политических форумов, где могла выступать оппозиция. Коллегиум носит имя Ласло Райка – видного коммунистического деятеля, одного из организаторов венгерского сопротивления во время Второй мировой войны, а впоследствии – члена коммунистического правительства, министра внутренних, а затем иностранных дел. В октябре 1949 года Райк был казнен по обвинению в шпионаже после показательного процесса; реабилитирован в 1956 тощ. – Прим. пер.

Среди тех, кто долгие годы самоотверженно помогал мне, хочу, в первую очередь, выделить Марию Ковач и Агнеш Бенедикт.

В разное время со мной работали Цецилия Хорнок, Юдит Хюркец, Габор Иван, Моника Лукач, Балаж Муракези, Ласло Муракези, Эстер Надь, Иожеф Пал фи, Ноэми Петер, Дердь Зух, Каталин Сечи и Янош ИштванТот. Все эти молодые люди имели характер, но всех их отличала интеллигентность, жажда знаний, совестливость. Обо всех я вспоминаю с теплом и любовью.

В задачи введения не входит описание основных характеристик мейнстримной экономики. Но даже если бы я попытался это сделать, то ступил бы на крайне зыбкую почву, ведь даже среди тех, кто находится внутри профессии, нет единого мнения относительно границ между «ортодоксами» и «еретиками». В процессе ознакомления с частями I и II читатель сможет получить ориентиры, которые помогут ему разобраться в концепции мейнстрима. Ранее для обозначения этой школы использовали термин «неоклассическая теория», однако теперь чаще встречается термин «мейнстрим», который охватывает более широкий спектр экономических воззрений.

Три описанных здесь процесса не всегда следуют один за другим и часто сосуществуют параллельно. Я отдаю себе отчет в том, что история науки содержит немало противоположных примеров: бывали случаи, когда выдающиеся озарения сразу возникали в мозгу ученого в полноценной математической форме.

См., например, работы Макклоски (McCloskey, 1998, 2002).