Глава 4

В большом университетском буфете полно народу. Перемена между лентами тридцать минут, и в воздухе стоит плотный аромат ванильной сдобы, горячих хот-догов и кофе. Он сидит за крайним столиком в углу, у низкого окна, в обществе двух ярких девиц. Игнорирует их кокетливый щебет, медленно пьет кофе и листает мобильник. Я топчусь на пороге буфета третий день подряд, каждый раз в последний момент пасуя перед возможным с ним разговором. Я слишком хорошо помню нашу первую встречу, возвращенный конспект, и допускаю, что он узнает меня. А мне так не хочется выглядеть жальче, чем я есть. Так не хочется. Ведь мне нечего предложить ему, но есть, что терять…

Я упрямо продолжаю стоять, пока студенты, все до единого, не покидают буфет. Какой-то веселый парень останавливается возле меня и между прочим интересуется, не ему ли я назначила здесь свидание? Получив в ответ растерянно-смущенное: «Извини, в другой раз, хорошо?» – представляется Валерой и с серьезным видом обещается прислать со своим секретарем прекрасной даме визитку. Видимо, шутка смешная, его товарищи дружно ржут, хлопают парня по плечам и утаскивают прочь, а я стою у входа еще три с половиной минуты, переминаясь с ноги на ногу, теребя ремешок наручных часов, пока Люков наконец не вскидывает голову, не отодвигает чашку и не упирается в меня безразличным холодным взглядом.

Спокойно, Женька! Медленно выдохни и задержи дыхание. Еще ничего страшного не произошло!

Он долго молчит вместе со мной, и не думая разрывать взгляд, а я почему-то все боюсь вздохнуть. Затем лениво встает, двигает стулом и проходит мимо. Его плечо почти касается моего, а рюкзак хлопает по груди. Я делаю шаг в сторону, набираю в легкие воздух и неожиданно звонко произношу:

– Илья!

Ну вот, я это сделала, сказала. Теперь бы еще набраться смелости попросить.

Люков сбавляет шаг и нехотя поворачивает в мою сторону подбородок. Пока я думаю, что сказать дальше, стоя за его спиной, он вновь отворачивается и идет прочь по широкому коридору.

– П-подожди! – я срываюсь с места и догоняю его уже у самого поворота на лестничный пролет. Набравшись духу, выпаливаю на одном дыхании, решительно преградив молодому человеку путь. – Здравствуй, Илья! Я Женя Воробышек! Я хотела спросить, точнее попросить… В общем, мне очень нужна твоя помощь. Послушай…

Он все еще движется, когда останавливает шаг, и я неожиданно для себя оказываюсь прямо перед высокой фигурой. Так близко, что натыкаюсь на волну тепла и затаенной мужской силы, исходящую от обтянутого тонким трикотажным джемпером тела. Я замираю в каких-то десяти сантиметрах от груди парня и делаю поспешный шаг назад, нерешительно мигая на Люкова серым взглядом сквозь стекла очков. Мне знаком подобный жар, я его ненавижу и боюсь, но отступать уже поздно.

Мои глаза упираются в смуглую шею парня, затем поднимаются на подбородок. Я закусываю губу, сжимаю руки в кулачки и гляжу на темную ямочку под сжатым ртом, и только потом решаюсь взглянуть в глаза. Светло-карие и колючие, под темными бровями. Он смотрит поверх моей головы, словно и нет меня перед ним, и ждет, что скажу дальше, а я внезапно от его равнодушия теряюсь и замыкаюсь, понимая, насколько глупо выгляжу со стороны.

– Слушаю, – устало говорит Люков, сует руки в карманы джинсов и выжидающе поднимает бровь. Мышцы на его предплечьях и бицепсах рельефно напрягаются, и я ловлю себя на мысли, что таращусь на него, думая не пойми о чем. – Итак, – раздраженно добавляет, когда мое молчание затягивается. – Две минуты прошло, я все еще надеюсь на содержательный разговор. Так что ты от меня хочешь?

– Понимаешь… Ты меня, скорее всего, не помнишь, – я начинаю мямлить, отлично зная, что вру. – Мы иногда встречаемся на совместных лекциях… Вчера я смотрела твою курсовую работу за второй курс, чертежи… В общем… Илья, у тебя здорово получается справляться с учебой. Да ты и сам, наверно, знаешь…

– Давай ближе к теме, Воробышек, я спешу.

– А? Да, конечно, – киваю я. – Понимаешь, оплачивать уроки дипломированного специалиста мне не под силу, но ты… Возможно, ты мог бы позаниматься со мной. Х-хотя бы попробовать. Всего пару часов в неделю, не больше! – спешно заверяю, когда глаза Люкова наконец снисходят до меня. Я пытаюсь улыбнуться, отвечая на его удивленный взгляд, помня наставления Таньки, но, судя по бесстрастному выражению лица парня, улыбка моя рисуется жальче некуда. – Я тебе заплачу! Немного, но все-таки… Ведь тебе наверняка деньги не будут лишними, – вставляю ужасный по своей никчемности аргумент. Оценить неброскую, но дорогую одежду Люкова даже такая провинциалка, как я, вполне способна. – А я, ты не думай…

– Заплатишь, я понял, – холодно отзывается Люков и говорит, небрежно отодвигая меня с пути, ступая на каменные ступени лестницы. – Считай, что ты попробовала. Сочувствую, детка, но мне это не интересно.

Я так и знала! Карточный домик моего спасения стремительно рушится на глазах, так, впрочем, и не воздвигнутый моими неумелыми руками до конца. Извини, мам, прости пап, что не оправдала ваших надежд. Но это выше моих сил, клянусь! Пора с мечтами расставаться. И все же бормочу, ни на что больше не надеясь:

– Но Юрий Антонович, он говорил… Он сказал, что ты… Что я могу к тебе…

Люков слетает со ступеней в один прыжок. Впивается руками в лаковые деревянные перила по обе стороны от меня, как коршун в загнанную добычу. Нависает надо мной, поймав в кольцо сильных жилистых рук.

– Что? Что тебе сказал Синицын? – шипит мне в лоб, теряя прошлую невозмутимость. – Воробышек, мать твою! – прижимается грудью к моей груди. – Какого черта?!

Я вжимаюсь спиной в перила и замираю. Боюсь вздохнуть под этим внезапным натиском. Реакция Люкова на мои слова так резка и неожиданна, что я совершенно теряюсь от произошедшего и только глупо пялюсь в его темные, требовательно-сощуренные глаза.

– Какая сцена! Уймись, Отелло! – долетает откуда-то с верхних ступеней.

– Не универ, а дом терпимости, ей-богу! – хихикают две молоденькие девчонки, вспархивая мимо нас по лестнице, и со смыслом закатывают глазки.

Я коротко смотрю им вслед и вдруг замечаю свои скрюченные пальцы, намертво вцепившиеся в широкие плечи Люкова.

Господи! Да что я в самом деле…

– Извини, – говорю тихо, пытаясь оттолкнуть от себя парня. Не без труда выкручиваюсь из кольца его напряженных рук. – Ничего особенного Синицын не сказал, – признаюсь, пятясь назад и замечая, как Илья добела сжимает губы. – Видимо, ты неправильно меня понял, Люков. Извини и забудь! – еще раз выдыхаю и спешу убраться от этих колючих глаз прочь, ни на что уже больше не надеясь.

Вот черт! Как же это все непросто!

***

– Воробышек, что случилось? Что за угрюмый фейс? Тебя что, заклевали во сне перепелки? Или достала со своей любовью эта твоя Крюкова? Что случилось, Жень? Ты время видела?

Колька Невский подваливает ко мне под аудиторию, где я сижу второй час в ожидании преподавателя и оценочного вердикта своей пересданной лабораторной, и опускается рядом на подоконник. На его шее широкий красный шарф, на встопорщенном затылке двухдюймовые наушники, а в руке стаканчик с горячим кофе. Я с томительным прищуром тянусь к ароматному напитку носом.

– М-м… – гляжу на Кольку грустными глазами и строю умилительную рожицу.

– На уж! Страждущая! – не выдерживает Невский, со смехом передавая кофе в мои голодные руки. – Второй стаканчик допить спокойно не дают! Развелось вас тут, нахлебников. То Вилька Горохов – вечный студент с пятого, теперь ты. Долго еще будешь под кабинетом торчать?

Я делаю длинный глоток, еще один, и пожимаю плечом.

– Не знаю, Коль, – честно признаюсь, грея о стаканчик ладони. – Но с пустыми руками я отсюда не уйду! Буду канючить тройку, стоя перед Игнатьевым на коленях, пока не разжалоблю его черствое сердце. Что мне еще остается?

Две ночи трехчасового сна и четыре пройденных пошагово темы – я очень надеюсь преуспеть. Вера в себя изрядно подпорчена низкими баллами, перспектива успешной сдачи сессии рисуется нерадостная, но я упрямо ищу в затянутом тучами небе успеваемости хоть малейший голубой просвет.

– Не хватало, Воробышек, перед аспирантами-недоучками преклоняться! Тем более такими, как дамский любимчик Игнатьев. Гляди, проморгаешь девичью честь! – недовольно фыркает Невский, тянет из сумки шоколадный батончик и сует мне в руки. – На, подкрепись, Птичка, а то на тебя смотреть тошно. Не юная цветущая дева, а бледная как смерть упырица. Одни глазюки отощавшего лемура чего стоят! – Колька встает с подоконника, собираясь уходить, и по-дружески жмет мне плечо. – Ладно, не дрейфь, подруга, – по-отечески наставляет. – Я в тебя верю! Зря, что ли, с тобой на последней ленте как дурак-заучка над графиком корпел. А я этого не люблю, ты ведь знаешь. Адье!

Не любит, знаю, но помогает как настоящий друг, а потому я благодарно улыбаюсь и посылаю вслед Кольке воздушный трепетный поцелуй, который парень с готовностью припечатывает к своему сердцу, и поднимаюсь навстречу показавшемуся из-за угла преподавателю.

***

– Деточка, ты Воробьева? – пытливо спрашивает старушка-уборщица, отворяя дверь раздевалки в малом вестибюле, и смотрит на меня из-под хмурых бровей озадаченным цепким взглядом. – По всему, кажись, похожа.

– Я Воробышек, – устало отвечаю ей, протягивая номерок. Достаю из сумки шапку и натягиваю на голову. Время почти пять, в раздевалке висят всего три куртки и плащ… Ей точно нужна я, но уточнять и любопытствовать – сил лишних нет. Пересдать работу удалось на четверку, я рада этому безмерно, и печать усталости и недосыпа мешает надеть на лицо широкую улыбку. Стараясь все же вежливо улыбнуться пытливым глазам, я протягиваю руку со словами:

– Если не трудно, вон ту светлую курточку с опушкой подайте – это моя.

– Точно, похожа! – кивает меж тем бабулька, хлопая поверх куртки сложенным вчетверо бумажным листом. Щелкает в двери замком. – Тогда это тебе! До свидания, деточка.

– Д-до свидания, – прощаюсь, глядя на записку, как подозрительный цээрушник на подкинутое террористом письмо с сюрпризом. Топчусь у выхода пару минут, потом решительно иду к остановке, сажусь в автобус и только там решаюсь заглянуть внутрь переданного послания. И сглатываю возглас удивления, когда вижу перед собой незнакомый красивый почерк: «Предложение принимается. Набережная 12, кв. 11, код замка 3648. Люков».