Брови у гадалки дрогнули – она скорее удивилась, чем испугалась. Ушла в другую комнату, чем-то грохотнула. Громко назвалась оттуда, где находилась:

– Кириллова Червона Никитична. Интересно, и кто это на меня мог пожаловаться?

– Гражданочка, – я проигнорировал ее вопрос, – меня интересует ваше настоящее имя, а не рабочий псевдоним.

Она как раз успела вернуться. Фыркнула и шлепнула на стол передо мной раскрытый паспорт.

Ты посмотри – действительно, Червона Никитична. Охренеть, конечно, имя-отчество, нарочно не придумаешь.

Я пролистал страницы – не замужем, детей нет. Прописка, свидетельство о временной регистрации.

– Далеко вас, гражданка Кириллова, от дома занесло. Что забыли в наших краях?

– Не ваше дело.

Ошибаешься. После того как ты напела в уши моей беременной сестре и за здорово живешь похерила Катькин брак – это еще как мое дело.

– И, кстати, разрешение на содержание опасного животного есть?

– Есть. Я вашему коллеге уже показывала – у него нареканий не нашлось.

– А теперь покажите и мне. Я уже говорил, что мы с коллегой занимаемся разными вопросами.

– С каких это пор уголовный розыск осуществляет контроль содержания животных, – проворчала гадалка.

Я уже напрягся, предвкушая, что нащупал нарушение, когда она закатила глаза, фыркнула и, выдернув свой паспорт из моих рук (хорошая реакция), ушла в ту комнату, где до этого громыхала.

И вот с одной стороны, личность она, конечно, неприятная… А с другой – приятная.

Вернулась без паспорта, но с толстой папкой в руках и звучно шлепнула ее на стол.

Так, что тут у нас? Я подтянул к себе папку.

Заключение ветеринара-серпентолога Кириллова Н.А. о непригодности особи – дальше латынью (видовая принадлежность змеи, по-видимому) и перечисление особых примет, вроде характерного узора чешуи, – к использованию с целью получения яда и на племя ввиду дефектов этой самой особи. Дефекты перечислены вроде на русском, но ни слова ни черта не понятно.

Корочки техника-серпентолога (это что вообще такое?) на змеиной ферме ООО «Виноградарь».

Членский билет герпетологического общества «Подколодные подруги».

Диплом юннатского кружка «Первая линька».

Решение о выбраковке указанной особи из поголовья змеиной фермы ООО «Виноградарь».

Заключение о невозможности возвращения особи в естественную среду обитания.

Заключение доктора биологических наук Кириллова Н.А. о безопасности особи для человека в связи с – снова по-русски, но ни хрена не ясно, из знакомых слов только «дисфункция» и «ядовитые железы», упомянутые в одном предложении.

Выписка из постановления суда о допустимости передачи в собственность змеи (вид на латыни и описание узора чешуи выглядит так, будто его перенесли из заключения ветеринара методом «копировать-вставить») гражданке Кирилловой Ч. Н. ввиду безопасности змеи для человека, при условии прохождения гражданкой Кирилловой курсов оказания первой медицинской помощи при укусе змеи.

И следующий документ – сертификат об успешном окончании тех самых курсов.

Я покрутил его в руках. Выглядел настоящим: с переливающейся голограммой, с печатями и подписями…

– А зачем курсы первой помощи, если, согласно заключению, ваша змея не способна укусить?

– В смысле – «не способна укусить»? – удивилась «гражданка Кириллова Ч. Н.» – Это вред здоровью она нанести не способна, а укусить – вполне!

Голос ее был до противного бодрым.

– Заключение, я смотрю, выдано неким Крилловым Н. А. Кем он вам приходится?

– Отцом. И что? Вы думаете, он мог дать ложное заключение и подвергнуть опасности родную дочь?

Червона Никитична всем видом демонстрировала скепсис и сдержанное превосходство.

Я нюхом чуял, что все это насквозь незаконно, но крыть пока что было нечем: не рядовому оперу ставить под сомнение решения суда.

Еще раз окинув взглядом документы (постановление суда выдано не в нашем городе и даже не в нашем регионе – запомнить населенный пункт, пробить), я вернул папку Кирилловой.

– Ладно. Расскажите, какие отношения вас связывают с Екатериной и Андреем Теплеевыми.

И с удовольствием полюбовался изменением выражения ее лица.

– Я бы очень хотела, чтобы никакие, – буркнула она. – Но кого волнуют мои желания? Это мои проблемные клиенты.

– То есть вы не отрицаете, что оказывали им услуги гадания?

Кириллова вздохнула.

– Нет, не отрицаю.

– С какой целью вы нагадали Катерине Теплеевой, что у них с мужем никогда не будет здоровых детей?

– С целью добросовестного исполнения своей части сделки. И не перевирайте моих слов, пожалуйста. Я сказала, что я не вижу для них такой возможности. Но насчет «никогда» – я бы ни за что так не сказала. Во-первых, это было бы жестоко. Во-вторых, я не беру на себя роль истины в последней инстанции и оставляю клиентам право верить мне или не верить.

Правильная, ты посмотри. «Это было бы жестоко», ну глянь. А следом – «клиенты сами решают, верить им или не верить», подразумевая в подтексте, что раз сами поверили, то сами и виноваты.

Утихшая было злость вскипела снова. Перед глазами встали бледная Катька, ее муж, злой и растерянный. Взять себя в руки получилось с трудом.

– Насколько мне известно, ее мужу, Андрею Теплякову, вы сделали совершенно другой прогноз.

– Насколько мне известно – тоже.

Кириллова старалась говорить и держаться невозмутимо, но ее лицо, раньше вполне живое, закаменело. Неужели совесть мучает?

Эта мысль лишь подбросила дровишек в костер: совесть мучает, но она все равно делает!

Спокойно, Вань. Спокойно. Сейчас не время.

– И как вы это объясните?

– Никак. Я никак это не объясню. И Теплееву я сказала ровно то же: у меня нет объяснений, я никогда с таким не сталкивалась. Нужно разбираться.

– И дальнейшие разбирательства он должен был оплатить, да?

– Мог и не оплачивать, – пожала плечами Кириллова, и ее пышная грудь выразительно качнулась под тонкой тканью рубашки. – Он, собственно, и не стал.

– Знаете, Червона Никитична, как это выглядит с моей стороны? Как запугивание с целью вымогательства.

– Иван. Чего вы от меня хотите?

Гадалка по-прежнему не выглядела испуганной.

Злой, напряженной – да. Но не испуганной. Но впечатления закоренелой преступницы и матерой мошенницы она не производила тоже, поэтому я решил принять ее подачу и перейти к сути моего визита:

– Я хочу, Червона Никитична…

– Червона, – перебила она меня, поморщившись.

Я улыбнулся – не слишком приятно, каюсь.

– Червона Никитична, – повторил с нажимом. – Я хочу, чтобы вы признались Екатерине Романовне, что вы ее обманули. И объяснили, что все ваши прогнозы построены на грамотном сборе и анализе сведений и понимании человеческой психологии.

Гадалка Червона в ответ несколько удивленно приподняла брови:

– Надо же, я ожидала, что вы потребуете вернуть деньги.

– А вы бы вернули? – живо заинтересовался я.

Она фыркнула:

– Нет, конечно. Если я буду возвращать деньги всем, кому не понравилось, по какому пути идет его судьба, я буду работать бесплатно процентов на пятьдесят – шестьдесят. Такая судьба не нравится уже мне. Что же касается вашей… просьбы касательно моего предсказания Катерине Теплеевой… Нет. Во-первых, ее муж категорически потребовал, чтобы я не приближалась к его жене. И я, конечно, видала бы его требования в… в хрустальном шаре, но я не бегаю за клиентами. Это мой личный принцип. И во-вторых – я не вру клиентам. Никогда. Это уже принцип профессиональный.

Твою мать. Кажется, я наткнулся на самую неприятную разновидность – прибабашка, которая действительно верит во всю эту мистическую херню. Блаженная дура, да еще и с принципами.

Я покачал головой в последней попытке договориться по-хорошему:

– Червона Никитична, ну вы же производите впечатление договороспособного человека.

– Нет.

– Да, я уже вижу, что погорячился насчет договороспособности…

– Нет!

Что она имеет в виду?

Впрочем, я не стал развивать эту странную тему.

– Послушайте, мне это начинает надоедать. Налицо мошеннические действия и вымогательство. Если будет подано заявление, никакой суд вас не оправдает. Тот факт, что супруги Теплеевы заявление пока не подали, – это только вопрос времени и деликатности ситуации. Я пришел сюда не только как представитель закона, но и как близкий родственник пострадавшей в надежде разрешить вопрос миром, но если вы того не желаете…

– И вот живешь ты, такая условно усредненная правильная дура, – задумчиво отозвалась Червона… Червона Никитична. – Соблюдаешь профессиональный кодекс, рамки этики и даже налоговое законодательство. А тебя за это во всех смертных грехах винят. И знаете что, Иван Романович? Вот сразу же нестерпимо хочется нарушить.

– Что нарушить? – подобрался я.

– Всё нарушить. Я бы с этических норм начала. И с профессионального кодекса заодно. Вот вы знаете, что я, например, владею гипнозом? Загипнотизировать бы вас, – мечтательно взглянула она в потолок. – В целях воспитания!

Злость на эту дуру, заигравшуюся в свои сверхъестественные силы, вспыхнула, словно в нее бензинчика плеснули.

– А загипнотизируйте! – Я радостно ощерился в ответ.

– Вы, Иван Романович, дурак? – Гадалка взглянула на меня с жалостью. Атмосфера накалялась. – Одно дело – мечтать нарушить кодекс и нормы. И другое дело – нарушать их.

Она смерила меня взглядом, без слов транслируя недосказанное «из-за какого-то мента».

– Вы, Червона Никитична, аферистка. Мошенница, статья 159 уголовного кодекса УК РФ. Штраф, принудительные работы либо лишение свободы на срок до двух лет. И если не прекратите морочить голову моей сестре…

– Да не морочу я ей голову! Я ей вообще никаких советов не давала! Только четкий ответ на поставленный ею вопрос! И. Я. Не. Мошенница!

– Ну так докажите же мне это, Червона Никитична. Докажите!

Напряжение между нами можно было резать ножом. В какой-то момент мы встали и теперь стояли друг напротив друга, разделенные столом. Гадалка стояла неподвижно, но у меня все равно было ощущение, что она покачивается, и, кажется, я видел, как начал расплываться её зрачок…

А потом Червона… Никитична качнулась и сорвалась с места куда-то в сторону. Вернулась с ручкой и листом бумаги, обычной, формата А4.

– Пишите! – рявкнула она злобно, и я ощутил мимолетный укол удовольствия оттого, что она тоже в бешенстве и ярости.

Я снисходительно и неприятно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Что писать?

– Пишите! «Расписка»! С новой строки: «Я, Сокольский Иван Романович» – какого вы года рождения? Вот его и пишите! «В здравом уме и твердой памяти даю право Кирилловой Червоне Никитичне применить ко мне ментальное воздействие, тип – гипнотическое внушение»!

Пристроив листок на стол, я писал под ее диктовку, ухмыляясь. Даже зачем-то вставил в расписку (да какая это расписка, филькина грамота, блин, ни один суд ее не примет), что воздействие разрешено применить однократно.

– Дата! Подпись! – все так же свирепо диктовала мне Кириллова.

Я вывел витиеватый росчерк парафа, протянул ей бумажку.

Ну? Что ты теперь будешь делать? Заигралась ты, дура великовозрастная, в «Сверхъестественное» и «Зачарованных»!

Она взглянула мне в глаза. Опять возникло ощущение, что неподвижно стоящая передо мной женщина – симпатичная, если отбросить в сторону моральные аспекты, – покачивается. Зрачки расширились, показалось, что там, в глубине черных провалов, вращаются в водоворотах галактики. В висках давило. А потом она открыла рот.

– До скорых встреч на мятых простынях цвета «мак», – запела гадалка, и голос у нее оказался неожиданный.

Не сильный, не громкий, не низкий, не высокий – всепроникающий. Подчиняющий.

Зовущий.

– До скорых трепетных касаний содрогающихся рук, – выводил этот голос.

И мне вдруг стало нечем дышать. Желание, огромное, всепожирающее желание накрыло меня с головой.

Стой! Стой, дурак, ты что творишь! Остатками сознания и здравого смысла я понимал, что что-то не так, но желание пульсировало, билось, горело в паху и в голове. И я шагнул вперед.

Я хотел эту женщину больше жизни, она была рядом, и она была согласна.

Червона

Ощущение власти над человеком и ситуацией кружило голову. Пьянило не хуже молодого вина со змеиных виноградников. Я извивалась под тяжелым телом, прижавшим меня к кровати, и сходила с ума от вожделения – своего и горящего в чужом теле. И от своей преступной власти.

Одежда слетела легко и непринужденно, а в белье я умудрилась запутаться, и бюстгальтер тезка Иван с меня сорвал, оставив красную полосу на коже ребер, но мне было на это плевать: я уже выгибалась навстречу губам, ласкающим мою грудь. Навстречу рукам, тискающим меня жадно, жестко и беспорядочно, так, будто ему все равно, где гладить, где сжимать, прихватывать.

Глаза у капитана были злые и голодные.

И, поймав его взгляд, я внутренне ухмыльнулась и обхватила капитана за голову, притянув ее, столь неосторожную, к себе. Впилась торжествующим поцелуем.

Ответный поцелуй был как укус, как электрический разряд – агрессивный и колкий.

Ой-ой-ой, напугал! Как будто я не знаю, что все, что происходит, происходит по моему слову. Как будто не могу остановить тебя в любой момент, хоть силой, хоть волей!

…не могу.

Не хочу!

И когда мужское колено толкнулось мне между ног, я покорно развела бедра. И подалась навстречу. И, принимая член, проникающий в меня медленно, неторопливо, обвила мужчину ногами.

Мы замерли оба на какой-то момент, привыкая друг к другу. Наполненность, теснота, твердость и горячее нетерпение – давненько у меня не было этих ощущений. Тело, отвыкшее от сексуальной близости, вспоминало, каково это. Мышцы растягивались, дискомфорт, вызванный первым, слишком быстрым все же проникновением, уходил – и желание, подтолкнувшее меня на эту безумную выходку, снова поднимало голову. А в моей собственной голове становилось пусто-пусто, легко-легко.

А потом Иван начал двигаться. Сперва медленно, а потом быстрее, постепенно ускоряя темп, быстрее-глубже-сильнее, чертов олимпиец, и я постепенно забывала, кто я, где я, что я.

И скоро, полностью погрузившись в свои ощущения, я подавалась навстречу яростным толчкам, приветствуя каждый вскриком. Быстрее! Глубже! Сильнее!

Еще-еще-еще!

Мой оргазм выгнул меня дугой.

Ослепил.

Оглушил.

Испепелил.

Его оргазм обрушил на меня тяжелое обессиленное тело сверху и подарил вспышку упоительного самодовольства: вот я какая!

Полная гармония.

Так и должно быть!