И от этого перезвона все четверо вдруг задышали свободно и радостно, точно их тревоги и страхи начисто смыло родниковой водой. Некоторое время они не смели проронить ни звука.

– Цветок себе и цветок, – наконец, деланно равнодушно пробурчал старик. – Брешут всё! – но глаза его, заблиставшие ярко, говорили об ином.

На замшелых деревьях зажигались крохотные звездочки. Под пристальным взором путников они превращались в диковинные грибы, с толстыми золотистыми шапочками на длинных охряных ножках.

Люди и глазом моргнуть не успели, как в лесу сделалось светло, как днем. Бральд за ненадобностью даже светильник опустил.

– Чудеса да и только! – позабыв про напускное равнодушие, подивился Борхольд. Как вдруг лицо его вмиг посуровело. Он перехватил руку Фэйра и сдавленно прошептал:

– Там, за деревом!

Путники настороженно пригляделись. В гуще бурых кустов светилась пара пронзительно-синих глаз. Качнулись ветки, и неведомый зверь выступил вперед.

Он был крупным. Крупнее даже волка. Длинные ноги его были совершенно черны, а поджарое тело было серым как мгла, и одинокими огнями горели в ней рыжие подпалины.

Зверь глядел на людей в упор, не мигая и ничуть не таясь, но в этом взгляде не читалось угрозы – лишь спокойствие и любопытство.

Глаза Фэйра широко распахнулись.

– Да это же лисоволк!

Борхольд нахмурился.

– Кто-кто?

– Лисоволк, – повторил Фэйр. – Этих зверей так прозвали оттого, что они сильны и выносливы как волки, но и лисьей хитрости им не занимать. И похожи они и на тех, и на других.

– Готов поспорить, этому лисоволку не терпится отведать свежей человечины, – прошептал старик, извлекая из-за пояса наточенный нож.

– Какое там! – поспешил остановить его Фэйр. – Лисоволки не опасны! Они миролюбивы. Могут улавливать чужие чувства и желания. Из них выходят отменные спутники.

– Спутники? – переспросил Бральд.

– Лисоволков можно приручить, – кивнул мальчик. – Но хозяина они выбирают сами и остаются ему верны на всю жизнь.

– Что ему здесь нужно? – недоверчиво отозвался Борхольд.

– Быть может, он почуял что-то, – пожал плечами Фэйр, – или кого-то. Взгляд его невольно коснулся Хейты.

– Ладно, – бросил старик. – Раз он не представляет угрозы, думаю, нам пора.

Фэйр кивнул, и путники разом двинулись вперед. Лисоволк еще некоторое время глядел им вслед, а после неслышно растворился в зелени высоких кустов.

Тропинка бежала вперед: то резво прыгала с кочки на кочку, то проворно скатывалась с горки. Порой она лукаво разбегалась в стороны, но Бральд без труда признавал, куда надлежало сворачивать. Да это и немудрено: в лучистом свете волшебных огней тропа была как на ладони.

Но длилось это недолго. Вскоре синие цветы и прочие огоньки стали встречаться реже, понуждая путников сбавить ход, а после совсем исчезли, и вековечный лес вновь потонул в угрюмой беспросветной темноте.

Лес стал такой, что и шагу не ступить. Могучие ветви в длинных серо-зеленых одеждах из мха нависали над тропой. Колючие кусты цепко хватали путников за одежду. Поперек тропы то и дело попадались огромные трухлявые бревна. Идти приходилось медленно, чтобы невзначай не пропустить коварную развилку.

– Держите ухо востро, – строго промолвил Фэйр. – Края пошли неспокойные.

– Ну вот, – с довольным видом прошептал Борхольд, – теперь лес походит на то, каким я его представлял.

– Ты словно рад этому! – изумленно оглянулся на него Бральд.

– Да нет, не рад, конечно, – качнул головой тот. – Но все ж люди правду говорили, опасен он.

– Вестимо, опасен, – бросил Фэйр. – Как будто обычные леса не опасны! И в них водятся хищные звери. И можно запросто сгинуть, на них наткнувшись, заблудившись или в болото какое угодив. Здесь все то же, только щедро приправленное волшебством. И несведущий в этом пропадет, не успевши пикнуть. На то я с вами и пошел.

– Тут, я слышал, водятся кровожадные чудовища, которые только и жаждут, что тебя сожрать! – не унимался Борхольд.

– Эх, чего только люди не выдумают со страху, – печально промолвил Фэйр. – Какой-нибудь хищный зверь, понятно, не прочь будет нами подзакусить. Будто голодный волк при встрече пощадил бы. Но ведь его в том никто винить не станет. Он питается мясом, и для него мы – еда.

– Волк волком, а тут, сказывают, твари здоровенные! – стоял на своем старик.

– Ну, положим, – кивнул Фэйр. – А если представить стаю волков?

– Будет вам препираться уже! – нетерпеливо оборвал их Бральд.

– Тише! – вдруг шепотом вскричала Лахта. – Слышите?

Путники враз смолкли и обратились во слух. Неясный гул нарушил лесную тишину.

– Быть может, водопад неподалеку шумит, – неуверенно предположил Борхольд.

– Не припомню я тут водопадов, – возразил Бральд.

– Идемте, только тихо, а там поглядим, – прошептал Фэйр.

Но не успел он сделать и шагу, как оглушительный грохот раздался за их спинами, словно сама земная твердь разверзлась, тщась проглотить непрошеных гостей. Конь истошно заржал и рванул было вперед, но стальные кулаки старика удержали поводья. Точно примороженные, позабыв, что надо дышать, путники медленно обернулись.

Яркий свет выхватил из темноты огромную, желто-бурую морду с узкими черными ноздрями, раздвоенным языком и большими, горящими глазами. Распахнулась бездонная пасть, обнажив ряд острых зубов, и грозный рокот, рожденный в недрах неведомого существа, вылился в яростный оглушающий рев.

От неожиданности Борхольд таки выпустил поводья. Хорд вздыбился и понес. Вмиг опомнившись, кляня себя почем свет стоит, старик со всей мочи кинулся следом.

– Листовка, – хрипло прошептал Фэйр. – Ящерица-невидимка.

– Что будем делать? – в смятении проорал Бральд.

– Бежим! – крикнул мальчик.

И, не раздумывая больше, они бросились наутек.

Летели как ошалелые, спотыкаясь об острые камни, палые сучья и трухлявые пни, чудом перемахивая через мшистые бревна. Ветки больно хлестали по щекам, колючки остервенело впивались в кожу.

Тропа – не тропа: о том теперь заботиться было некогда. А вслед за ними, сотрясая землю тяжелой поступью, несся разъяренный зверь.

– Может, светильник припрятать пока? – крикнул Бральд.

– На что? – прокричал в ответ Фэйр. – Только ей услугу сослужим! Листовка во тьме видит, как днем. А вот мы впотьмах далеко не убежим.

Едва он успел вымолвить последние слова, как воздух вспорол пронзительный женский крик. Фэйр и Бральд замешкались на мгновенье и горько за это поплатились.

Мощный удар сшиб их с ног и отшвырнул, как щенков, на корявые дубовые корни. Слабо застонав, они медленно приподнялись. Фэйр нащупал светильник, оброненный Бральдом, и воздел его перед собой.

Лахта лежала на земле, бесстрашно прикрывая дочь собственным телом. Видно, в седле им удержаться не удалось. Перед ней, держа наготове охотничий нож, стоял Борхольд. Вид он имел угрожающий: кустистые брови сурово сдвинуты, небольшие глаза грозно прищурены, тело напряжено, точно копье, вот-вот готовое ужалить.

Страшная ящерица возвышалась над ними подобно острому утесу, но нападать не спешила. То ли опасливо выжидала, то ли решила поиграть напоследок с добычей. С легким свистом втягивался и выпускался ее длинный липкий язык.

Растеряв остатки терпения, Борхольд воинственно зарычал и кинулся вперед, метя ножом в большой, ядовито-красный глаз. От неожиданности ящерица попятилась. Нож голодно звякнул о стальную чешую и отскочил, едва не вывернув старику руку. Ящерица тут же лязгнула зубами, силясь отхватить обидчику голову, но Борхольд ловко увернулся.

– Им надо помочь! – яростно закричал Бральд.

– Ага, надо, – эхом отозвался Фэйр, лихорадочно копаясь в дорожном мешке.

– Чего ты там ищешь? Лечить, что ли, зверюгу эту собрался? – Бральд с досадой махнул рукой и, подхватив с земли тяжелую палку, с диким криком бросился на подмогу.

Мальчик на него даже не взглянул, а продолжил спешно перебирать свои пожитки.

– Брал же с собой эту штуковину! Махонький мешочек. Неужто забыл? Дурень беспамятный! Погоди-ка, а это что…? Нет, не то! Загрызи меня упырь, да что же это такое!

Когда Бральд подоспел на выручку, Борхольд уже подымался с земли, потирая ушибленное плечо. Листовка вперила в Бральда огненный взор и угрожающе зашипела. Тот только палку покрепче перехватил, решительно стиснул зубы и как следует замахнулся.

– Нашел! – ликующе возопил Фэйр, выудив из сумки пестрый мешочек. – Она или нет? – он поднес мешочек к носу и тут же отдернул руку. – Она самая, – пробормотал он заплетающимся языком, – сон-трава.

Поднявшись на ноги, Фэйр обнаружил Бральда на земле в груде щепок – все, что осталось от увесистой дубины. Борхольд же бесстрашно стоял между зверем и его добычей, выставив перед собой могучие, заскорузлые руки.

– Эй! Громадина! – закричал Фэйр, но диковинная ящерица не обратила на него никакого внимания.

Тогда в ход пошел тяжелый голыш. Звяк – камень угодил в бугристый затылок. На этот раз чешуйчатая голова обернулась. Опасно сверкнули хищные глаза, воздух сотряс очередной раскат утробного рева.

– Вот так. Иди сюда, – прошептал мальчик и добавил задиристо. – Что я, по-твоему, не вкусный? Да ты таких вкусных еще не пробовала!

Листовка грозно двинулась навстречу Фэйру, полетела вперед рогатая голова, разверзлась клыкастая пасть. А мальчику только того и надо было. С решительным криком он метнул в бездонную глотку заветный мешочек и тут же проворно откатился в сторону.

Ящерица недоуменно поелозила языком, прикусила странную вещицу и… пошатнулась. Страшная голова накренилась влево, потом вправо, листовка стала беспомощно оседать, а мигом позже, обиженно взвыв, тяжко повалилась набок.

Бральд и Борхольд, не сговариваясь, кинулись к Лахте. Женщина приникла губами к детскому лбу и задрожала от ужаса – он был таким холодным! Она чутко прислушалась и облегченно выдохнула – медленно и неохотно, но сердце дочки стучало. Амулет целителя не подвел.

Борхольд неприязненно покосился на ящерицу.

– Издохла?

– Уснула просто, – качнул головой мальчик. – От сон-травы.

Держа светильник на вытянутой руке, он подошел к невиданному зверю, и, проведя рукой по теплому, чешуйчатому боку, с благоговейным трепетом промолвил.

– Листовка…

Бральд недоуменно нахмурился. «Что за странное назвище?» – подумалось ему. Как вдруг в струящемся лунном свете он заприметил нечто, от чего его серые глаза широко раскрылись от удивления.

По длинному телу ящерицы шел частый рисунок, один в один напоминавший извилистые лиственные прожилки. А цвет ее блестящей чешуи: бурый, желтый, зеленый – повторял все многообразие оттенков палой листвы.

Путники ахнули – не ящерица лежала перед ними, а бугристое всхолмье, щедро припорошенное осенними листьями.

– И впрямь листовка-невидимка! – восхищенно присвистнул Бральд. – Потому-то мы ее и не приметили!

– Да, притаиться на виду – это листовки умеют лучше всех! – кивнул словоохотливый Фэйр.

– Может, пойдем уже? – нетерпеливо вмешался Борхольд. – Или дожидаться будем, пока расчудесная ящерица ваша проснется?

Спорить никто не стал. И они устало двинулись вперед. Но сколько ни брели, больше тропки найти не удавалось. Заповедный лес провожал их подозрительными взглядами. И вдобавок ко всему, с каждым шагом становилось все темней и темней.

– То ли тут темнота какая-то особая, чародейская, – не выдержал Борхольд, – то ли светильник хваленый светить перестал.

Мальчик пристально оглядел светильник и огорченно цокнул.

– Разбился! Видать, когда нас листовка сшибла с ног. Скоро совсем погаснет.

Бральд кивнул.

– Надо поторопиться!

Они ускорили шаг, но в таком тусклом свете быстро двигаться не получалось. Вскоре лунный свет окончательно истаял, а вместе с ним канули в небытие и надежды отыскать тропу. Бродить в потемках толку не было – все это хорошо понимали. Не сговариваясь, хмурые и удрученные, они без сил опустились на землю, привалившись спиной к широкому древесному стволу.

Первое время люди сидели молча, каждый погруженный в свои невеселые мысли. В лесу было тихо. Даже беспокойный осенний ветер уснул, то ли от усталости, то ли от скуки. Лишь изредка какой-нибудь пожелтелый лист срывался с ветки и с печальным шелестом опускался на землю.

– Что дальше делать будем? – наконец нарушил молчание Борхольд.

– Ждать, пока я что-нибудь не придумаю, – отозвался Фэйр. – Или пока не рассветет, тогда тьма хоть немного рассеется.

– Предлагаю ждать у костра, – вмешался Бральд, поднимаясь. – Лахта уже как осиновый лист трясется. Да и меня, надо признать, дрожь побивает слегка.

Фэйр тоже подскочил. Вдвоем они натаскали немного сушняка и мха для растопки. Но сколько ни пыхтел над ними с кремнем и кресалом Бральд, а потом и Борхольд, – пламя не занималось. В лесу было сыро, и хворост напитался влагой. Крошечные искорки, едва народившись, тут же тускнели и гасли.

– Ты бы помог, что ли! – вконец потеряв терпение, бросил мальчику старик.

– А что я могу? – изумился тот. – Всякие штуки волшебные – это всегда пожалуйста. Но сам-то я не волшебник! Не пастырь какой-нибудь. Простой человек. И не умею так – махнул рукой, и загорелось!

– Да знаю, – скривился Борхольд. – Ну, мало ли что у тебя там в суме еще припасено.

– Не, ничего такого нету, – с сожалением ответил тот.

Старик кивнул и неожиданно хлопнул в ладоши.

– Тогда давайте поедим. Как у нас в деревне любят говорить: «Утолишь голод – позабудешь холод». – С этими словами он извлек из мешка душистый хлеб, разломил его и раздал своим спутникам.

Ужинали молча, запивая водой. Всего ничего – но озноб и правда отступил. Пережитый ужас постепенно разжимал когти, неохотно обращаясь в свежее воспоминание.

– Так что это был за зверь? – спросил Борхольд.

– Обычный волшебный зверь, – нехотя ответил Фэйр, ожидая подвоха. – Ночью видит, как днем, зато днем не видит ничего. Оттого днем спит, а ночью охотится. С холодами листовки в спячку впадают. Вообще, они особой храбростью не отличаются, из-за зрения своего, и оттого, что живут в глуши. Ума не приложу, отчего эта так яро набросилась…

– А что в них такого волшебного? Ну, прячутся искусно, ну так это и наши звери умеют, – крякнул старик.

– В глазах, – был ответ. – Говорят, если заглянуть в глаза листовки, можно увидеть свое будущее.

– Да ладно! – недоверчиво бросил тот. – А не брешут?

– Не знаю, сам не видал, – пожал плечами мальчик. – Да и, думается мне, мало кто видел. Она же не станет смирно стоять и ждать.

– Кто его знает, – задумчиво проронил Борхольд. – Глазищи-то у нее здоровенные, что два колодца… Быть может, и не брешут.

Они помолчали.

– Чую, после нашего странствия в деревне добавится рассказов про огромных кровожадных чудовищ, кишмя кишащих в Заповедном лесу, – невесело усмехнулся Фэйр.

– Про поход я ни с кем трепаться и не собирался, – отрезал Борхольд. – А если бы и стал, такого бы не сказал.

– Неужто? – настал черед мальчика удивленно поднять брови.

– То, что ящерица огромная – это да, – качнул головой старик. – Но так ты того и не скрывал. А что до кровожадных чудовищ… Кидалась, конечно, здорово. Но ведь ты сам про спячку сказал. А сейчас самое время – зима на носу. Видать, листовка и спала, покуда мы не помешали. А когда животное вот так подымешь, оно с голодухи напрочь лишается страха. Взять хотя бы нашего медведя. Тот так накинется – пикнуть не успеешь!

Губы Фэйра тронула благодарная улыбка.

– А справился ты с ней ловко, – усмехнулся Бральд. – Уснула на раз-два. И как только тебе это в голову пришло!

– Ну, я с волшебным миром давно знаюсь, – принялся разъяснять Фэйр. – Порой дела творятся опасные. Мечом махать я не научен. А вот в волшебных вещицах знаю толк.

– Ты нас от погибели спас, – промолвила Лахта. – Спасибо, Фэйр. Мы у тебя в неоплатном долгу.

Тот покраснел до кончиков ушей, как вдруг, его внимание привлек крохотный огонек. Выникнув из-за мохнатой сосны, он озарил полог леса золотистым светом и уверенно поплыл навстречу путникам. А за ним еще один и еще.

– Это что такое? – грозно воскликнул старик.

– Блуждающие огоньки! – выпалил Фэйр, вмиг оказавшись на ногах. – Они не опасны. Встретить огоньки на своем пути – большая удача! – он довольно потер ладони.

Блуждающих огоньков тем временем становилось все больше и больше. Вынуждая темноту отступить, они подплыли к завороженной Лахте, словно, желая утешить ее и приободрить. Беспрестанно меняя размер и форму, они делались то светлее, то ярче, источая теплый немеркнущий свет. Как вдруг все огоньки разом отлетели в сторону.

– Что они делают? – взволнованно спросила Лахта.

– Хотят, чтоб мы последовали за ними, – догадался Фэйр.

Путники переглянулись – делать было нечего. Фэйр уверенно двинулся первым. Бральд помог Лахте подняться, и они не спеша последовали за ним. Замыкал ход Борхольд, бросавший в сторону огоньков подозрительные взгляды.

III

Нежданные проводники летели скоро, ловко петляя меж косматых деревьев. Путники шли каких-то полчаса, а показалось – вечность. Когда чего-то нетерпеливо ждешь, мнится, что время течет иначе.

Оказавшись подле Фэйра, Лахта промолвила:

– Спасибо тебе!

– Не благодари раньше времени, – тихо ответил тот.

– Я верю, что пастыри смогут помочь, – уверенно сказала она. – Их волшебство поистине не знает себе равных!

– Тебе о них что-то известно? – улыбнулся Фэйр.

– Немногое, – пожала плечами Лахта. – Страсти, конечно, всякие, что деревенские любят порассказать. Но я им не внимала. Покойного мужа слушала. Хальд сказывал про волшебство. Не про целительство, правда, про чудеса разные, – она мечтательно улыбнулась, припоминая былое. – Говорил, вид у пастырей дивный. Кожа цвета свежей листвы и сочного мха. Волосы – всех оттенков лесных ягод и цветов. На лицах отметины, – серые, витиеватые, – она задумалась на мгновение. – А вот что они значат – не ведаю.

– Отметины эти повторяют очертания ягод и цветов, что подарили цвет их волосам, – пояснил Фэйр. – Каково растение пастыря – такова и его суть. К примеру, подснежник говорит о веселом нраве и доброте, а вьюнок о мягкости и скромности.

– А как они растения выбирают?

– Они не выбирают, – ответил мальчик. – Такими рождаются. Родители сразу и угадывают растение по отметинам.

– Вот это диво, – прошептала Лахта. – Вот почему Хальд говорил, что в пастырях леса скрыта сила самого леса, его сокровенная суть.

– Правильно, таковы пастыри лесов, – кивнул Фэйр.

– А бывают и другие? – удивилась она.

– Вестимо, бывают, – ответил он. – Пастыри вод, например, или пастыри гор. Повсеместно населяют они Запредельные земли. Владеют всеми языками и могучим волшебством. Но пастыри лесов кажутся мне особенно удивительными.

– Отчего?

– Они одни из пастырей могут насылать волшебные видения, – пояснил Фэйр. – Порой они неотличимы от реальности. А порой сияют как далекие звезды.

– А могут ими быть плоды пузырной травы?² – спросила Лахта.

– А то! Их пастыри леса заместо светильников держат. А отчего… – голос мальчика оборвался при виде большого оранжевого фонарика, что неспешно плыл им навстречу. Внутри фонарика ярко горела волшебная ягода.

Лахта осторожно коснулась его пальцем. В тот же миг фонарик рассыпался мириадами сверкающих огоньков. Они устремились вверх и незаметно истаяли в воздухе.       – Кажется, пришли, – улыбнулась она.

– И успели доложить о себе, – усмехнулся Фэйр. – Этот фонарик еще и неустанный ночной часовой.

Мальчик обернулся и поспешил обрадовать остальных. Скоро им встретилось еще несколько волшебных фонариков. Вокруг снова делалось светлее. Потом молчаливые деревья расступились, выпустив людей на просторную поляну.

Посреди поляны величаво возвышался исполинский дуб. А по краю стояли дубы пониже, но не менее крепкие и горделивые. То здесь, то там в воздухе мерно покачивались сияющие волшебные светильники.

– Лучистая поляна… – прошептал Фэйр.

Лахта недоуменно нахмурилась.

– Но где же дома?

Фэйр загадочно улыбнулся.

– А ты присмотрись.

Лахта прищурилась и невольно шагнула вперед.

– Это что в дереве… дверь?