Тихая просторная прихожая – а за дверью вдали специфический шум множества ведущихся одновременно громкими голосами разговоров, шум, в котором можно иногда вдруг различить отдельное слово, или бессмысленно вырванный из связного диалога кусочек фразы, или неожиданный взрыв смеха. Она всегда слышит эту какофонию, подходя к аудитории. Потом студенты замечают преподавателя, умолкают или переходят на шепот, рассаживаются по местам, общий гул переходит в шорох доставаемых тетрадей и убираемых сумок, и после минутной суеты воцаряется относительная тишина. Можно начинать лекцию.

Дамы, сидевшие в гостиной, не замолчали. Наоборот, голоса стали громче, реплики отчетливее, интонации воодушевленнее. Потом, когда ей пришлось, напрягая память, восстанавливать все происшедшее и сказанное в этот вечер, Айше не могла отделаться от ощущения постоянного шума, мешающего вслушиваться в множество ведущихся в разных концах гостиной разговоров. Их невозможно было уловить все: дамы почти не вели общей беседы, она распадалась на отдельные куски, но они как-то ухитрялись слышать и понимать друг друга. И, что самое удивительное, получать удовольствие от такого общения.

В первый момент у Айше, вошедшей в гостиную, разбежались глаза.

Следующим впечатлением после шума было впечатление от блеска. Слишком много блеска. Сверкали всеми своими хрусталиками зажженные люстры, переливались всеми гранями бокалы и вазы, блестели явно вымытые накануне стекла и зеркала, да и сами женщины как будто излучали сияние.

Айше даже не сразу поняла, сколько их. Бросилась в глаза очень толстая дама, похожая на витрину ювелирного магазина, и совсем не вписывающаяся в декорации коротко стриженая молодая девушка. Дверь, правда, тоже открывала молодая особа, но та, судя по всему, была здесь платной или бесплатной помощницей. Во всяком случае никто, кроме Айше, не обратил на нее ни малейшего внимания, ограничась минимальным «Добрый вечер!»

С красивого светлого кресла красивым, почти царственным движением поднялась навстречу вошедшим хозяйка. В ушах и на руках мерцали бриллианты, на в меру накрашенном, приятном лице мерцала приятная улыбка, прическа как будто только что от парикмахера и, похоже, не тронута этим ужасным, все сметающим ветром. Айше приостановилась, ожидая своей очереди быть обцелованной и обласканной королевой вечера.

«Вот, значит, как это раньше бывало», – она вспомнила сразу обо всех многократно читанных романах, где герои посещали салоны, где у важных персон были специальные приемные дни, где полагалось отдавать лакеям визитные карточки и где разговоры, ведущиеся на званых вечерах, составляли основную часть действия. Наверное, именно в таких гостиных сиживали герои Голсуорси и Джейн Остен, недавно перечитанного ею русского Толстого и Маргарет Митчелл, на подобных собраниях устраивались и расстраивались свадьбы, заключались пари и помолвки, создавались и уничтожались репутации, тайно передавались любовные записки и вызовы на дуэли, решались чьи-то судьбы и разбивались сердца, а улыбки и хорошие манеры скрывали неприязнь и ненависть, любовь и зависть, горе и искреннюю радость.

Только здесь не было мужчин.

«Я попала в роман», – стараясь, чтобы ее любопытство не слишком бросалось в глаза, Айше потихоньку озиралась, наблюдая присутствующих.

Хороши! Они все были хороши и эффектны.

Немолоды, да, но для своего возраста выглядели безупречно. Руки с кольцами и непременным маникюром, запястья с золотыми браслетами, продуманно нарядные блузки и платья, скрещенные щиколотки и туфли на высоких каблуках плюс огромная, обставленная дорогой мебелью гостиная с кружевными занавесками и бархатными портьерами, гобеленами, картинами в пышных рамах и напольными вазами – все это сливалось в единое впечатление чего-то дорогого и изысканного, слишком, может быть, изысканного, чтобы быть подлинным, и навевало воспоминания о давно канувшей в Лету или никогда не существовавшей книжной жизни прошлого и позапрошлого века.

– Здравствуйте, Айше, дорогая, мы все рады вас видеть, Элиф столько о вас рассказывала, – заговорила, обращаясь к ней, хозяйка, и Айше, отвечая, улыбаясь и кивая, пыталась стряхнуть наваждение, вернуться к реальности и понять, кто есть кто. Она надеялась увидеть знакомое лицо Софии, а не обнаружив ее, остановила взгляд на молодой девушке, рассчитывая, что эта вполне современная особа не позволит ей завязнуть в вымышленном литературном мире.

Девушка, похоже, скучала и вовсе не была очарована происходящим. Айше показалось, что она нарочно оделась как можно небрежнее, чтобы не подыгрывать остальным. Ведь есть же нарядная и модная одежда для молодежи, но девица почему-то предпочла джинсы и самый обыкновенный, хоть и выглядевший дорогим свитер. Толстая ювелирная дама, сидевшая рядом с ней, зашевелилась и не без труда поднялась поприветствовать вошедших.

Айше была последней из этой четверки, она поняла, что ей полагалось вслед за ними обойти сидящих в гостиной женщин и поздороваться, слегка прикладываясь щекой к щеке, с каждой. Впереди нее вовсю осуществляли эту церемонию Филиз, Семра и опекающая ее Элиф.

После хозяйки – Айше еще дома выучила, что ее зовут Лили – она подошла к очень красивой даме в лилово-сиреневой блузке и поняла, что первое впечатление от компании и обстановки во многом связано с нею. Жаль, что это не ее собственная гостиная. Она куда красивее Лили, причем естественной, а не сделанной красотой, ей бы очень подошел весь этот антураж с мерцающим хрусталем и гобеленами.

«Надо сделать большую уборку, – ни к селу ни к городу подумала Айше, – у нас, в сущности, тоже неплохая гостиная».

И ей самой стало смешно от этой несуразной мысли, потому что «уборка», после которой ее собственная гостиная стала бы хоть отдаленно походить на музейный зал, принадлежащий Лили, обошлась бы в ее годовую зарплату и включала бы скорее всего переезд в другую квартиру.

«Мы в разных весовых категориях, – успокоила она себя, – но, наверное, стремление к роскоши заразительно. Для меня иметь такую гостиную – такая же недостижимая вещь, как стать такой же красивой, как… да, как Эминэ. Запоминай-ка имена и занимайся слежкой, а не мечтай о ерунде. Впрочем, слежка уж точно ерунда!».

Следующая дама была маленькая, щупленькая, с золотыми очками на тонком, чуть длинноватом носике, с забавной прической, делавшей ее почему-то похожей на болонку. Айше вспомнила, как кто-то, кажется, какая-то студентка, называл такие маленькие хвостики по бокам при распущенных волосах «кошкины ушки». На молоденьких девчонках они смотрелись очаровательно – кокетливо и мило. Но мадам… Селин, запоминаем! – так вот этой мадам явно вокруг пятидесяти. Что же сии «кошкины ушки» означают? Сама себя не видит в зеркале и искренне полагает, что с ними выглядит моложе? Впала в детство? Причесывалась так всю жизнь и не желает менять привычки?