Я открыла глаза. Рядом со мной на широкой постели с черным бельем и спинкой из переплетенных стальных прутьев лежал красивый мужик, чье имя не имело никакого значения, так как это был близкий друг Тимура по художественному училищу, недавно приехавший из-за границы. Он спал.
Тимур не знакомил нас, его друг не был в нашем доме. Они вообще еще не встречались! Я сама выследила мужчину в баре гостиницы «Постоялый двор», самом шикарном заведении Гродина в этом году.
О приезде однокашника мужа я узнала из сообщения, оставленного «американцем» на нашем автоответчике. Видимо, телефон художника Багрова Кирин выяснил в справочном бюро. Я прослушала сообщение раньше Тимура и уничтожила его. А чтобы опознать клиента в лицо, откопала юношеские фото мужа в альбоме, сделанном к выпуску студентов училища, нашла Виталия Кирина, постаравшись запомнить его лицо. В баре еще уточнила у знакомой проститутки: тот ли это американец, которого я ищу, – и она подтвердила: да. Я бросилась в атаку, и уже через час мы упали на кровать в номере «люкс» «Постоялого двора». Эта кровать мне была уже знакома.
С первого взгляда было ясно, что Кирин – тот самый случай, когда встреча будет только одна. Витус мог запросто свести с ума любую телку. Я тоже рисковала крупно влипнуть. Дело было не в сексе, нет, просто он вкладывал в обычный половой акт больше нежности, чем это предполагалось ситуацией. Я ведь была для него всего-навсего подружкой на ночь, а он целовал мне пальцы на ногах и слизывал вино с моей груди так, что я забыла на миг свою низменную миссию: растлевать все вокруг себя, сеять разрушение, оставлять осклизлые пятна плесени…
Назвав Витуса «красивым мужиком», я имела в виду в общем-то не внешние данные. У меня особое отношение к красоте. Красиво – это внутреннее содержание объекта. Красиво – это особая наполненность простой формы. Говоря языком метафор, для меня красивый бокал не может быть пустым. И говоря о бокале «красивый», я буду иметь в виду прекрасный вкус шампанского, дарящий легкий и веселый хмель. Вот Витус был, как бокал шампанского, который хочется выпить. После таких встреч труднее всего. Очень трудно извалять в дерьме воспоминания о нежности и сладких губах прекрасного, в моем понимании, мужчины!
Ну, достаточно, пора уходить. Все было отлично, спасибо.
Однако, как только я встала, Витус обернулся и спросил с милой улыбкой, обещавшей больше, чем я смогу вынести:
– Уже уходишь?
– Мне пора, муж ждет.
– Кто у нас муж? – с любопытством спросил он, вальяжно переворачиваясь на спину, как сытый кот.
– Художник.
Это была удочка. Кирин должен знать, кого он оттрахал, иначе все коню под хвост!
– И как его зовут?
– Тимур Багров, – мстительно влепила я. Хочешь помучиться? А ведь ты будешь мучиться, ты именно такой!
– Что?! Ты – жена Багрова?
Он сел на постели и даже сделал непроизвольный жест, пытаясь прикрыть свои чресла. Ага, ты относишься к женам друзей, как к музейным экспонатам. То, что с удовольствием вытворял минут сорок назад, теперь кажется тебе преступлением.
– Да, – сказала я, улыбаясь самой гадкой улыбкой из своего арсенала. – Я жена Багрова, а ты – его друг.
– Ты знала? Я думал, ты – проститутка…
– Повезло бы той проститутке! Но я намного хуже, я – шлюха!
У Витуса вытянулось лицо. Он был ошарашен. Я торжествовала, упиваясь отличной работой и легкой, приятной, чуть горьковатой болью, которая поселилась в моей душе. Чудесно, Тимурчик и Витус уже не смогут быть близки, как прежде. Даже если Витус покается и скажет Багрову, что переспал с его женой, все равно былой откровенности между ними не будет! Тимур не признается, что терпит блудливую жену из-за ее денег. Да Витус, со своей чистотой и высокой нравственностью, в обморок ляпнется, вообразив ситуацию, в которой Багров живет последние годы.
Уходя, я даже не обернулась: что еще можно тут сказать?
А бывали моменты еще большего триумфа для меня. Вот, например, Станислав. Это был хозяин крупной фирмы, торгующей в Гродине и близлежащих местечках бытовой техникой. Он сделал шикарный ремонт в своем офисе и решил украсить его живописными полотнами. В качестве ремесленника на заказ он выбрал Тимура, который всегда был рад халтурке.
Я появилась в офисе Станислава якобы по просьбе Тимура. Он встретил меня приветливо, но все поглядывал на часы, пока я не разделась у него в кабинете. Мысль о быстром перепихоне на своем рабочем столе возбудила его. Сидя на подоконнике в студии Тимура и разглядывая первые три готовые картины для офиса Станислава, я выложила мужу, в какой именно позе его заказчик кончил.
Все было бы чудесно, но Станислав оказался мне под стать и, вручив Тимуру деньги после выполнения заказа, положил сверху еще сто долларов, сказав удивленному Багрову, что это за секс с его женой, классной б… Вообще-то, когда Тимур вернулся домой с выразительным синяком под глазом, я решила, что миссия выполнена очень удачно. Татарская кровь взыграла в жилах Багрова, и он влепил Станиславу затрещину, которая была ему возвращена усилиями охранников офиса. Может, он действительно решит развестись, если будет еще и по морде получать после каждого из моих подвигов?
Вернувшись домой после свидания с прекрасным Витусом, я приняла ванну и собралась сварить себе кофе. Мне показалось, что перед уходом я закрыла балконную дверь, но сейчас она была чуть приоткрыта. Странно. Но ничего! Мы живем на шестом этаже, и балконы у нас в доме расположены в шахматном порядке, поэтому перелезть от соседей к нам невозможно.
А может, это папа открыл? Он, кажется, приезжал. Я прошла по квартире, в комнате для гостей горел свет, но было тихо. Я решила отложить приветственный визит – на душе было мерзко, как всегда, после свидания. Я вернулась на кухню.
Наша квартира представляет собой яркий пример папиного безвкусия и моего наплевательства. Тимура можно не учитывать – он никогда ничего не соображал в красивой жизни по причине своего плебейского происхождения.
После маминой смерти папа купил мне однокомнатную квартиру, хотя у меня был мамин дом, и меня он устраивал. Домишко так себе, даже без туалета. Такие дома риэлторы игриво называют «с частичными удобствами». Папа сказал, что когда-нибудь откроет в нем дом-музей, посвященный маме. Это было бы и мне по душе.
Потом я вышла замуж за художника, и он загромоздил своими подрамниками, холстами, этюдами одну-единственную комнату. Меня и это устраивало. Мне нравилось валяться в постели и смотреть, как Тимур работает, но папа счел своим долгом создать нам больше жизненного пространства. Для этого он купил трехкомнатную квартиру по соседству и соединил ее с нашей однокомнатной. Потом занялся ремонтом, отправив нас с Тимуром в дом отдыха. Вернувшись в свою новую шикарную квартиру, я просто заплакала. Ну как жить среди стен, похожих на ледяные глыбы и айсберги? Комнат, в сущности, теперь не было вообще! Был белый лабиринт: белые загородки, стенами этого не назовешь, делили общую площадь на закутки и коридорчики. В одном стояла белая кровать, в другом – мольберт Тимура, в третьем – белый диван и телевизор. На окнах – жалюзи, на полу – ковер синий с белым. В квартире было два входа, но, чтобы не путаться в ключах, мы наглухо заперли один. Единственно умной вещью в белом лабиринте была гардеробная комната. Она располагалась рядом со входом, и все барахло было свалено именно там. Я пыталась наводить порядок в гардеробной раза два-три в месяц, но потом сама же все и захламляла, раздеваясь и разуваясь на ходу и бросая все вещи там, где они упали. В остальном же квартира была крайне неудобная. Нормальным помещением осталась только белая кухня, отделанная по последнему слову кухонной техники со всеми возможными прибамбасами.
Там я обычно проводила свои одинокие вечера.
Сварив себе кофе, я улыбнулась, вспомнив, как пьет кофе Тимур. Кочевник брал кружку, похожую больше на тазик, высыпал в нее половину банки с дешевым растворимым кофе и заливал кипятком. Бурду эту он растягивал на целый день. К вечеру черная изнутри емкость украшала собой стол в его студии. Сколько я ни пыталась приучить его к благам цивилизации – все напрасно. Даже кофеварку ему купила, но…
Я поискала на кухне сигареты и зажигалку и, не найдя ее нигде поблизости, пошла поискать в сумке, висящей в прихожей. Не нашла, пришлось идти в спальню. Мне все мерещились какие-то звуки в квартире, но, похоже, просто разболтались нервы. К тому же папа дома! Я закурила, налила себе кофе, расслабилась, постаравшись забыть сегодняшний день. Подумала, что, докурив, надо не забыть проветрить. Отнесла окурок в туалет и спустила в унитаз. Вымыла чашку из-под кофе. Когда супруг вернется из своей студии, он не найдет ни одного следа преступления.
Перед Тимуром я всегда изображаю идиотку, помешанную на своем здоровье. Никогда при нем не курю, не пью кофе, не употребляю алкоголя, не принимаю наркотиков. Питаюсь правильно и делаю вид, что занимаюсь спортом. Ну, немного занимаюсь, конечно: только для того чтобы уметь постоять за себя. При моем образе жизни это нелишнее. Меня уже пару раз пытались изнасиловать, но не на ту нарвались! Личный тренер по борьбе – это серьезная поддержка для женщины, имеющей всего пятьдесят килограммов живого веса. Кстати, с ним я не сплю. Потому что Тимур незнаком с моим тренером по борьбе.
Да, а мужу я пускаю пыль в глаза, чтобы он не надеялся, что я и впрямь скоро помру. Вот уж нет! И регулярно вру ему, что только получила свежий отрицательный анализ на СПИД, а также на сифилис, гонорею – и что там еще бывает у таких, как я! На самом деле меня беспокоит опасность заразиться, и я очень серьезно отношусь к вопросу предохранения, но анализы каждый месяц все же не сдаю.
Меня вдруг стало клонить в сон. Прямо здесь, в кухне. Я хотела встать, но конечности подло подогнулись, и я упала на пол. Заснула я еще до того, как мое усталое тело коснулось прохладной синей напольной плитки.
Потом начались видения. Все они были пропитаны удивительно гадким запахом. Как-то не могла разобрать, что же на самом деле напоминает этот запах? Вроде бы что-то техническое, но нет, скорее…
В видениях было много мужчин. Все они смешивались в одно смуглое тело с одуряющей родинкой на талии, слева от пупка, а потом распадались на разные. Смысл этого был в том, что, видя одно тело, я видела совершенство, идеальный образ мужчины, который был мне нужен, как хлеб, и были все остальные, бессмысленные люди, вносящие в мою жизнь лишь разрушение. Ощущались поцелуи разных губ и прикосновения разных рук, гул голосов нарастал, мужчины уже не ласкали меня, а постепенно начинали душить, наваливаясь копошащейся массой и перекрывая доступ воздуха. Я стала задыхаться, меня начало мутить, потом тошнить. Вскоре желудок уже извергнул чашку кофе, выпитого несколько тысячелетий назад. Но этого было мало, и желудок все сокращался, выплескивая в рот кислоту и желчь.
Потом, слава богу, стало темно и все прекратилось.
Очнулась я в больнице. Стоял майский день, и солнышко радовало всех людей в Гродине, кроме меня. Мерзкий вкус во рту, отвратительные тошнотворные ощущения во всем теле, иголка в левой вене – вот что я почувствовала, очнувшись.
У кровати сидел Тимур.
– Выжила? – спросил он обычным тоном, которым он разговаривал со мной последнее время, если не было вокруг посторонних.
– Могла и не выжить? – Я еле разлепила сухие губы. – Ты надеялся овдоветь?
– Глупая шутка.
Он выглядел так, будто только что пришел из своей студии. К щеке прилипло чуть-чуть белой краски, и под клетчатой рубашкой виднелась измазанная той же краской майка. В студии мужа был душ и было полно одежды, но он часто забывал смывать следы своей трудовой деятельности и надевать чистые вещи. Наверное, ночевал на диване, возле своих холстов. Конечно, не выспался и выглядит довольно мрачно. А может, уже поговорил с Виталием? Причин хмуриться у Тимура было предостаточно, но я все же решила, что главная в том, что я осталась жива. Я его довела до ручки, он спит и видит свою прекрасную новую жизнь без унизительных для нас обоих выкрутасов своей половины. И вообще без нее.
Мне было нехорошо физически, но, когда я додумала свою мысль до конца, мне стало нехорошо и морально. Господи, как же паршиво жить!
– А что со мной было?
– Ты не помнишь? – удивился Тимур.
– Нет… Точно, не помню. Только спать вдруг захотела, и потом тошнило, и запах неприятный…
– Ты газом отравилась. Выпила меланиум и открыла газ. Мне соседи позвонили, Наташка с Колькой. Сказали, что пахнет газом сильно на лестнице, и спросили, что делать? У них же есть ключ от нашей квартиры. Я разрешил открыть и сам приехал. А тебя «Скорая» увезла. Тебе повезло, что тебя стошнило – лекарство не успело попасть в кровь в достаточном для летального исхода количестве, – кажется, это была цитата. – Они считают, что ты хотела…
– Умереть? – Он кивнул, опустив взгляд. – Нет! Я не собиралась умирать! Зачем мне отказываться от такой чудесной жизни? У меня море поклонников, муж – талантливый художник, живу на денежки отца и работаю только для удовольствия! Кстати, а как же папа? Он же был дома!
– Нет, его не было. У него встреча с Ижевским. Приезжала милиция, они тоже решили, что это попытка самоубийства. Все допытывались, не ссорились ли мы последнее время…
– Ой, ладно, хватит уже! Не пила я никакой меланиум! – Мне надоела эта болтовня. – Кстати, о скандалах, ты знаешь, с кем я была вчера?
Тимур встал.
– Не знаю и знать не хочу! – он уже повернулся, чтобы уйти, но тут я сказала интимным тоном светской львицы:
– Виталия Кирина помнишь?
Муж поднял недоуменно брови:
– Он в Америке!
– Я съездила в Америку.
– Он приехал? И ты уже успела?.. – Тимур побледнел от гнева. – Чертова шлюшка!
Я кивнула, довольная произведенным эффектом. Да, так его еще ничто не шокировало! Он просто перекосился весь, представляя себе, что думает о нем теперь Кирин.
– Ах ты, гадина! – выплюнул он в мою сторону и продолжил, сверкая узкими глазами: – Что же ты за гадина такая? Есть хоть что-то, что может остановить тебя?
– Да, – я снисходительно улыбнулась. – Развод!
– Не будет развода, не надейся! – и высказался уже почти спокойно: – Мне казалось, ты мучаешься, тебе плохо от того, что ты творишь, но нет! Думал: может, я и вправду виноват. Я сегодня всю ночь сидел здесь и вспоминал. Что же с нами случилось? В чем дело? Что у тебя на душе? Но у тебя души нет, одно влагалище. Стерва ты, не больше.
Он вышел, хлопнув дверью.
О проекте
О подписке