Таксист проверил карту на своем навигаторе и мрачно вздохнул:
– Пробка. Минут десять придется стоять.
Белка, словив его взгляд в зеркале заднего вида, кивнула в ответ и немного сползла вниз на сиденье. Хотелось лечь, но позволить себе такую наглость она не могла. Или, скорее, не посмела бы: усталость и общая потерянность не оправдание для невежливости.
До Гаткиного ресторана оставалось всего ничего – весной или летом Белка бы выпорхнула из такси, оставив чуть больше нужной суммы, и прошлась бы пешком. Но мерзкие комья мокрого снега, залепляющие окна, вызывали желание не просто оставаться в машине до самого входа в «О май Гат!», а по возможности перезимовать в этом новеньком «рено» до апреля. Белка и ехать-то не сильно хотела, но эскизы не рисовались от слова совсем, а «Дедлайнушка уже разлила масло», как любил повторять Мишка. В родительском доме, где она надеялась счастливо жить и творить до самой свадьбы, тоску можно было резать ножом и подавать закуской к алкоголю – это единственное, что не переводилось у них последние дни. Тёмыч жил в каком-то своем – глухом и безразличном ко всему – мире, и винить его сложно. Даже Белка с ее миролюбием хотела придушить Варю, что уж говорить про брата. Или про Элю, которая стала наведываться в родительский дом не раз в год, а раз в два дня – удивительная частота при ее-то занятости и «любви к этому месту». В общем, дома можно было скорбеть, злиться, напиваться – что угодно, только не полноценно жить и рисовать, а тратить деньги на временное жилье, да еще приспосабливаться к новым комнатам и ящикам, магазинам у дома и тысяче дурацких маршрутов у Белки не было никакого желания. Невесты и без того крайне нестабильны – как любила поговаривать Гатка, взвалившая на себя огромную часть организационных вопросов.
В шоуруме про эскизы и говорить нечего было. Посетители, звонки, Лизка, которая от природы как маленький ураган – ни минуты покоя, ни секунды тишины. Для дела это крайне полезно: пробивная, задорная и энергичная Шацкая дополняла спокойную и тихую Белку, выполняла всю возможную административную работу и вообще отлично поддерживала жизнь их маленького бренда одежды. Иза Стрельцова – а именно под этим именем она была известна (Белка – это только для своих, самых близких) – воплощала творческую сторону проекта. Эскизы, придумки, выбор тканей, образов, фурнитуры – вот истинная страсть Белки, а не договоры, налоги и прочие убивающие вдохновение вещи. Поэтому без Лизки бренд «Иза» так и остался бы разовым пошивом эксклюзивов для друзей. Но вместе с огромной пользой подруга приносила с собой хаос, хохот и отсутствие хоть какой-то возможности творить. Поэтому приходилось менять локацию, едва шоурум открывал свои двери, – и тут на помощь пришла Гатка.
«О май Гат!» работал всего около года. Небольшой ресторан на цокольном этаже мини-отеля славился не только потрясающей кухней, доброжелательным персоналом и очаровательной хозяйкой, но и приватностью. В глубине ресторана находилось несколько вип-комнат, где можно было поужинать без посторонних глаз и отголосков чужих разговоров. Обычно услугами Гаткиных випок пользовались серьезные дядечки или случайные знаменитости местного разлива, но для Белки всегда находилась одна свободная комната. По дружбе, конечно. И в благодарность за «самую чумовую форму для персонала» – цитата самой Гатки, когда та увидела свой штат в одежде от Изы Стрельцовой.
Гатка горела идеей открыть свой ресторан еще со школы – это была не просто мечта, а явная и достижимая цель. Даже если пришлось влезть в кредиты, не спать ночами, отвоевывать право считаться хорошим заведением, а не капризом молодой девчонки. Гатка – она же Агата Миловская – ровесница Эли, они в школе вместе учились, но как-то причудливо сложилось, что подругой она стала именно младшей Стрельцовой. Для Эли Агата была слишком легкой и мечтательной: ну кто назовет свой ресторан шутливой фразой из их дружеского лексикона? А вот Белка оценила самоиронию и колорит, которые Гатка вложила в название своего бренда.
Машина дернулась и медленно поползла среди таких же участников черепашьего забега. Белка повела плечами, чтобы сбросить с себя легкую дремоту, в которую ее успешно вогнали размышления и тепло в салоне автомобиля. Последние несколько ночей она спала из рук вон плохо: вертелась в коконе из одеяла не в силах уснуть, видела во сне такие сюжеты, от которых по полдня потом не могла отойти, просыпалась в несусветную рань. Немудрено, что ее разморило в два счета. При мысли о ветре и сырости за окном стало зябко. Белка любила тихую зиму: когда сугробы возвышаются над землей маленькими крепостями, деревья стоят безмолвные, уснувшие, а люди неспешно прогуливаются в искристой красоте, похрустывая едва прихватившейся корочкой на тропинках. Она всегда романтизировала события, места, людей, а потом восторженно смотрела на редкие мгновения жизни, когда придуманная ею история совпадала с реальностью.
Высаживаясь у четырехэтажного здания оливкового цвета, Белка мельком глянула на телефон – не звонил ли Мишка. На экране вспыхнули оповещения из чата шоурума, несколько писем – рабочих и спама – да сообщение от Гатки, что випка для любимой подруги зарезервирована. Самой Агаты в ресторане сейчас нет, но администратор в курсе – все покажет, принесет и кофе за счет заведения обязательно напоит. С диетическим чизкейком – когда до свадьбы остается чуть меньше полугода, следует заботиться о том, что и в каких количествах ты ешь. Это не заморочки Белки, а слова Гатки, которая слишком серьезно восприняла новость о статусе главной подружки невесты.
В «О май Гат!» было людно: почти все столики оказались заняты. Белка ощутила на себе несколько любопытных взглядов – ничего не значащих, вызванных скукой. Но почему-то именно такое внимание очень раздражало. Что нужно от нее вон той женщине в розовом кардигане? Или тому юноше у самого окна? Зачем они вглядываются в ее усталое лицо, прилипшие ко лбу пряди, которых коснулся проклятый снег, абсолютно простое черное пальто? Белка и сама могла изучать кого-нибудь взглядом, но обычно это происходило в двух случаях: чисто профессиональный интерес к одежде или чуть менее профессиональный интерес к человеку, который мог бы стать их новой моделью. Может, поэтому она часто пряталась здесь, в Гаткиных випках, хотя рядом с домом и шоурумом тоже имелась парочка отличных кофеен и коворкингов. Но ни в одном из этих мест не было закрытых дверей и полного одиночества – в лучшем понимании этого слова.
– Привет, – Белка улыбнулась симпатичному администратору, который в ответ почему-то побледнел и лишь огромным усилием воли сохранил натянутую улыбку на лице.
– Здравствуйте, Иза. Вы так рано? – Взгляд бедного администратора метался по залу в поисках подмоги или хотя бы надежды на спасение. – Может, кофе хотите пока вот тут, у стойки?
– Я бы сразу в випку, – Белка решила облегчить жизнь бедолаге, даже не подозревая, что делает противоположное.
– Иза Александровна, – капитулировал парень, явно прощаясь не только с чаевыми, но и с работой, – мы не успели подготовить вип-комнату для вас. Столько людей…
– Она занята?
– Нет, свободна. Просто там ни меню, ни музыки… Даже подсветка не включена – тьма непроходимая. Подождете пару минут?
– Андрей, – сориентировалась Белка, мельком взглянув на бейдж администратора, – выдохните. Я знаю, где там включается свет и как запустить вентиляцию. Музыка мне не нужна. Все в порядке.
– Но Агата Витальевна…
– Агате Витальевне не обязательно это знать. – Белка обожала свою подругу, но предпочитала не влезать в ее методы работы. Гатка была требовательной и очень серьезной начальницей – по-другому просто не пробилась бы. Хотя все замечания всегда были по делу, да и пряник сотрудникам выдавался примерно равнозначный кнуту, но подчиненные предпочитали лишний раз не вызывать гнева начальницы. – Просто передайте на кухне, что нужен обед для Белки – как обычно. Примерно минут через сорок, можно через час.
О проекте
О подписке