– Прости, пожалуйста, Картер. Просто… просто слова восхищения в мой адрес звучат так часто, что… В общем, прости, пожалуйста, что перебила тебя. Вот, я даже не могу объяснить почему.

Прелестный румянец, выступивший у неё на щеках, говорил о том, что и так было заметно невооружённым глазом: Фейт было стыдно, очень стыдно. Но если бы такие поступки были самым ужасным, что только можно было бы представить, мир был бы прекрасен.

– Я всё понимаю. Правда.

– Я знаю, что ты понимаешь. Спасибо! – и лицо Фейт вновь озарила улыбка.

Комнату с роялем мягко освещало солнце, всё вокруг – Фейт.

ФЕЙТ

– Знаешь, ночью я послушала несколько твоих песен, посмотрела некоторые видеозаписи, и мне понравилось, честное слово, но пока что я ещё не до конца прониклась твоим творчеством, просто нужно немного времени, чтобы всё осознать. Пожалуйста, спой какую-нибудь свою песню, мне так хочется тебя послушать. Если, конечно, ты не против.

– Конечно, я спою тебе совершенно новую песню. Ты будешь первым человеком, которому я её покажу. Она немного отличается от предыдущих композиций, но ведь я взрослею и меняюсь, соответственно, взрослеет и меняется вместе со мной моя музыка.

Картер начал играть, а потом и запел. Если честно, то было так хорошо и спокойно, что я как будто ничего не помню, но в то же время помню абсолютно всё. В песне пелось про счастье, вот такое простое, самое обыкновенное счастье. Семья, дети, здоровье, работа по душе, друзья, хобби… Счастье – это так просто.

КАРТЕР

– Фейт, ты в порядке? Фейт, всё хорошо? – я спрашивал это уже в пятый раз и, наконец, она ответила.

– Да, да, всё хорошо! Просто я задумалась. Прости, пожалуйста! Спасибо тебе, песня потрясающая, такая добрая и искренняя. Спасибо!

– Это тебе спасибо, ты прекрасный слушатель. Я всё время смотрел на тебя, ты, правда, на меня не смотрела, но так улыбалась, что это меня невероятно вдохновляло.

– Прости, пожалуйста, просто я улетела куда-то. В следующий раз, обещаю, буду на тебя смотреть, может быть, не всегда, но буду.

Я почему-то засмеялся.

– Хорошо, договорились! И перестань, пожалуйста, постоянно просить прощения, я начинаю чувствовать себя монстром.

Улыбка на её лице немного померкла, но потом появилась вновь.

– Хорошо, конечно, я постараюсь. Прости…

И вот тут мы уже засмеялись оба. Смех Фейт похож на родник в какой-нибудь жаркой пустыне, он вдохновляет, оживляет, исцеляет, даёт силы, заставляет жить. Мне так захотелось её обнять. Но пока мы ещё не достаточно близки, поэтому пришлось сдержать себя. Да, надеюсь, что только пока.

Мы опробовали новую гитару Фейт, немного поиграли, попели, потом звуки в моём животе возвестили нас о том, что хорошо бы было перекусить, и мы спустились в кухню.

– Чай или кофе?

– Кофе.

– Хорошо, а я буду чай. Тебе какой кофе? Эспрессо, латте, …

– Я буду чай.

– Картер, послушай, мне совсем не сложно сделать для тебя кофе.

– Прости, пожалуйста, но я действительно передумал, я буду чай. Такой же, как и ты.

– Хорошо,– согласилась Фейт, достала чашки, а потом улыбнулась и добавила, – и не извиняйся, я начинаю чувствовать себя монстром.

Господи, если бы все монстры были такими, я, наверно, не боялся бы их в детстве.

– Твой папа говорил про Кейт, девочку, у которой…

Я не знал, как правильнее выразиться, пауза затянулась, поэтому Фейт сама закончила мою фразу самым спокойным и естественным голосом, какой только можно представить:

– У которой рак крови, а точнее, острый миелобластный лейкоз. Да, Кейт замечательная девочка. Что ты хочешь про неё узнать?

– Томас сказал, что ты подарила ей свою гитару…

– Да, всё верно. Она чудесная. Когда узнала про свой диагноз, всем своим видом старалась показать, что не переживает, чтобы, главное, родители видели её спокойствие и хоть немного заражались им. Но тут любой человек испугается, неизвестность пугает, правда? Мы с ней очень сдружились, мне так захотелось подарить ей что-нибудь, и почти сразу я решила подарить именно гитару, свою гитару. Она была дорога нам обеим, на ней я начала учить Кейт играть, я знаю, она продолжила заниматься в больнице, когда, конечно, состояние позволяло. Я знаю, она скоро вернётся, и мы с ней ещё сыграем и споём. Да, обязательно.

– Ты так спокойно говоришь об этом… Ну, это же так…

– Страшно?

– Ну, да.

– Конечно, но на самом деле всё не так ужасно, как мы себе представляем, не столкнувшись с этим. На мой взгляд, лучше так и продолжать бояться, но никогда не сталкиваться, но раз уж так случилось, то сдаваться, конечно, не нужно, да этого никто и не делает. Медицина не стоит на месте, развивается с каждым днём, это вселяет уверенность. А ещё, не могу точно сказать про все тяжёлые заболевания, но детей с онкологическими и онкогематологическими заболеваниями на протяжении всей болезни сопровождает огромное количество неравнодушных людей. Конечно же, это врачи, весь медицинский персонал, различные фонды, волонтёры, психологи, благотворители. Добро и зло иногда ходят вместе, вот это именно такой случай. И всё-таки в большинстве случаев добро побеждает, это тоже вдохновляет. На самом деле столько всего можно сказать по этому поводу, но главное, что всё не так ужасно, как мы себе иногда представляем. Онкология это не приговор. А ещё иногда случаются просто невероятные чудеса. Твой чай, наверно, уже остыл. Хочешь, я налью тебе ещё?

Да, действительно, я совсем не притронулся к чаю. Если честно, то я даже не заметил, как Фейт поставила чашку передо мной. В то время, когда она всё мне рассказывала, абсолютно естественно попивая свой чай, я, как заворожённый, как губка, впитывал каждое слово Фейт, уткнувшись в позолоченную ручку на кухонном шкафчике за её спиной. Если честно, я просто боялся, что не смогу удержаться, поцелую её и всё испорчу. Её голос и слова заставили меня задуматься, поэтому я не сразу отреагировал на её обращение ко мне.

– Нет, спасибо.

– Картер, всё в порядке?

– Да, да, всё хорошо, – хотя на самом деле я так не думал.

Мне было необходимо проветриться, поэтому я предложил:

– Давай прогуляемся? Ты обещала провести экскурсию, – сказал я, натянув свою самую обворожительную улыбку.

– Если честно, то я хотела предложить тебе сначала другое занятие, а потом уже погулять, но раз ты хочешь, конечно, пойдём на улицу.

– А что ты хотела предложить?

– Узнаешь, когда вернёмся, сейчас же мы всё равно решили погулять.

– Фейт, пожалуйста, – моя улыбка была ещё при мне.

– Ну, миллионы девочек, наверно, не устояли бы перед твоей вот этой улыбкой. Что ж, я тоже обычная девчонка, долго ломаться не буду, да и нет смысла. Я хотела предложить тебе проявить сегодняшние фотографии, но, конечно, это можно сделать и потом.

– Нет, нет, пожалуйста, давай сейчас. А погуляем потом, хорошо?

– Хорошо, Картер.

ФЕЙТ

Первый раз я проявляла фотографии вместе с мамой. Вообще к фотографии приобщила меня именно она, влюбила в это искусство окончательно и бесповоротно. Мы всегда проявляли фотографии вместе, после её смерти я ещё ни разу не фотографировала на плёнку, но сегодня очень захотелось. Соответственно, после почти двухгодичного перерыва это была первая проявка, процедуру я знала наизусть уже в семь лет, и мне кажется, я никогда её не забуду. Сначала нужно в полнейшей темноте размотать плёнку, намотать её на катушку бачка для проявки. Затем нужно залить в бачок разведённый ранее проявитель, – процедура довольно тонкая, но я не буду сильно вдаваться в подробности, не буду нагружать вас. Скажу одно, вода должна быть дистиллированной или же профильтрованной и прокипячённой, рабочая температура растворов должна оставаться постоянной, это +20 ^oС. Теперь можно включить свет, и в течение всего времени, пока проходит проявка, каждую минуту нужно прокручивать бачок по часовой стрелке. Время проявки в зависимости от марки, концентрации проявителя и типа плёнки бывает разным, в сегодняшних условиях это будет девять минут. А вообще, очень важно правильно определить время проявки, иначе плёнку можно просто испортить. После истечения девяти минут нужно вылить из бачка проявитель и сразу же залить в него стоп-раствор, это делается для того, чтобы остановить проявку и промыть плёнку. На следующем этапе нужно слить стоп-раствор и залить фиксаж, его держать в бачке нужно около шести минут. Фиксаж можно подержать и подольше, чтобы плёнка со временем не потемнела. Затем, чтобы смыть фиксаж, нужно тщательно промыть плёнку дистиллированной или профильтрованной и прокипячённой водой. Данный процесс занимает обычно от десяти до двадцати минут, в течение которых необходимо время от времени вращать бачок для проявки и менять воду. Теперь нужно аккуратно протереть плёнку губкой и повесить на верёвку, закрепив прищепками и прикрепив несколько прищепок снизу для тяжести, в помещении, где меньше всего пыли, обычно мы с мамой оставляли плёнку в ванной комнате, так сделаем и сегодня. Плёнка должна просушиться не менее двух часов, мы обычно оставляли часа на три. Всё, вот такая волшебная процедура. А за ней ещё одна – печать фотографий, но об этом чуть позже.

Я прокручиваю в голове всю последовательность действий, пока мы поднимаемся по лестнице в мою комнату, Картер сказал, что никогда раньше не проявлял фотографии и ему очень интересно, постараюсь его не разочаровать.

Коробка со всем необходимым стоит под кроватью рядом с коробками с нотами, виниловыми пластинками с музыкой всех времён и народов, многочисленными фотографиями и фотоаппаратами плёночными и зеркальными, среди них есть даже ценные экспонаты, уникальные фотоаппараты, доставшиеся нам с мамой от моего дедушки.

– Вот это да! Я видел такие только в фильмах, – воскликнул Картер, когда я сняла крышку с коробки, в которой лежали дедушкины фотоаппараты.

– Да, это фотоаппараты, которые подарил нам дедушка, у них с бабушкой дома огромная коллекция фотоаппаратов, но наша с мамой тоже очень ценная, для нас-то уж точно. Вот, например, этот подарил дедушке его друг, он тоже был фотографом, военным корреспондентом, остальные два уже приобрёл сам дед. Вот этот, – рассказывала я, показывая Картеру небольшую лейку, – первый дедушкин фотоаппарат, я тоже первый свой снимок сделала на него, а с этим, – продолжала я, доставая из коробки уже довольно массивный фотоаппарат с длинным объективом, – дедушка ездил в Арктику, фотографировал животных. Лично у меня два фотоаппарата: один плёночный, а другой – зеркальный цифровой.

– Значит, твой дед – настоящий фотограф? Что именно он фотографировал? – спросил Картер.

Если честно, я очень люблю рассказывать про своего дедушку, да про всю свою семью, поэтому мне был приятен вопрос Картера. Было приятно, что ему интересно.

– Да, мамин папа – фотограф. Ты бы видел их с бабушкой дом, в нём всё пропитано фотографией как искусством, мне очень нравится у них бывать, но с тех пор как мы переехали сюда, я там не была. У дедушки большая коллекция фотоаппаратов и объективов, много своих фотографий и фотографий других авторов, которые разными путями попали к нему: какие-то подарили, какие-то дедуля купил, какие-то просто каким-то чудом оказались у него. Дедушка по образованию экономист, но, окончив университет, понял, что экономика точно не для него. С юношества он увлекался фотографией, за время учёбы ему удалось заработать себе на хороший фотоаппарат, и дедушка решил заниматься тем, что ему действительно нравится – фотографировать. Сначала это были какие-то небольшие заказы (свадьбы, дни рождения, просто фотосессии), потом его заметили, стали предлагать снимать рекламу и репортажи для журналов, дедушка стал неплохо зарабатывать, но большую часть своих доходов откладывал на главную на тот момент мечту – поехать в Африку, чтобы привезти оттуда снимки горя, свалившегося на беженцев, которые стали абсолютно никому не нужны, показать всему миру, что пока мы довольно беспечно живём, рядом с нами такие же люди, как и мы, каждый день борются за жизнь, а так не должно быть, нужно что-то менять, определённо нужно что-то менять. И он заработал достаточно денег на эту поездку, всё увиденное им там потрясло его до глубины души, ему хотелось кричать, что он и пытался делать посредством своих снимков. Его фотографии покупали самые популярные издания, по всему миру устраивались выставки с его работами, выпускались альбомы, но в Африке ничего не менялось, по большому счёту всем так и продолжало оставаться всё равно, да, может быть, сочувствие было, но действий никаких, это расстраивало деда, он устраивал аукционы, сборы средств в пользу беженцев, что-то собиралось, дедушка направлял купленные на них продукты и лекарства в Африку, но глобально всё равно всё оставалось по-прежнему, на других концах планеты появлялись другие беженцы, и история повторялась. Дедушка ездил в горячие точки, снимал войны, какие-то важные перевороты и события, пытался показать людям правду, но не всегда правда была нужна, а даже если и оказывалась нужной, редко побуждала к каким-то действиям. На время дедушка даже отложил фотоаппарат, но знакомство с бабушкой вернуло его к жизни фотографа. Бабушка была главным редактором самого популярного на тот момент издания про природу, про разные уголки Земли, про путешествия. И дедушка снова взялся за фотоаппарат, но теперь работа отнимала у него не так много душевных сил, как раньше. Он ездил по миру и фотографировал людей, животных, горы, леса, озёра, моря, вулканы… его работа стала спокойнее, не считая встречи лицом к лицу с самыми кровожадными хищниками, постоянных рисков куда-нибудь провалиться, где-нибудь застрять, увязнуть, погибнуть, одним словом, но это пустяки, главное, снимки получались потрясающие, дедушка стал штатным фотографом журнала, в котором работала бабушка. Через год после знакомства они поженились, а ещё через год родилась моя мама. Они очень переживали, когда мамы не стало. До сих пор не могут прийти в себя. Я так хочу, чтобы у дедушки с бабушкой появился пусть даже маленький музей, им есть что показать и о чём рассказать миру. Это бы их заняло. Но они молодцы, постоянно находят себе какие-то занятия, так легче переживать утрату.

Я поймала себя на мысли, что на протяжении всего своего длинного монолога мы не отрываясь смотрели с Картером друг другу в глаза. На самом деле смотреть кому-то так долго в глаза непросто, всё равно взгляд куда-то отлучается периодически, но сейчас мы просто застыли.

– О Боже, Картер, прости, пожалуйста, что замучила тебя своими разговорами. Просто, да, о своей семье я могу говорить бесконечно. Прости, – сказала я, задвигая все коробки, кроме коробки с необходимым для проявки, под кровать.

Картер ещё секунду был в зависшем состоянии, потом вскочил, помог мне с коробками и всё-таки ответил:

– Не за что просить прощения. Было очень интересно, у тебя удивительная семья. Пойдём гулять, и я расскажу тебе о своей, если ты не против.

– Конечно! С удовольствием послушаю.

– Ну, не знаю насчёт удовольствия, рассказываю я не так интересно, как ты, поэтому заранее прошу прощения, но надеюсь, истории моей семьи сами сделают своё дело и мой рассказ будет не так ужасен, – и Картер засмеялся. – Если петь я ещё как-то могу, то вот говорить точно не мой конёк.

– Ну, тогда спой. У тебя будет время подумать, проявка – очень спокойное занятие, можно много всего обдумать. Но в любом случае я буду просто рада узнать что-то про твою семью. И перестань превозносить меня, я не сказала ничего особенного. Меня это раздражает, прости.

Чтобы не завести любимую мною шарманку про своё «ангельство» я решила всё-таки перейти к делу, взяла коробку, повернулась к двери, но тут Картер молча перехватил коробку и сам понёс её в ванную комнату.

– Ну, я готов к волшебству. Оно, правда, началось сразу же, как только мы приехали сюда, но сейчас будет что-то необыкновенное, не так ли? – у Картера и правда горели глаза, я улыбнулась.

– Я помню, как ждала своего первого раза. Да, это волшебство. На самом деле просто химия и физика, но даже понимание всего процесса не делает его менее замечательным. Итак, начнём.

Мы делали всё по инструкции из моей головы.

Когда я сильно сосредотачиваюсь на чём-то, могу уйти в себя, даже если рядом кто-то есть, даже если этот кто-то мне небезразличен. Конечно, я всё слышу и на всё реагирую, просто могу разговаривать сама с собой, что-то бубнить себе под нос. Я очень переживала, что забуду какой-нибудь этап, забуду что-нибудь сделать или сделаю неправильно, поэтому несколько раз проговорила последовательность действий перед началом и потом иногда говорила что-то тихо, Картера это очень смешило, но я ничуть не обиделась, сама бы над собой смеялась, наверно, если бы увидела со стороны.

Мы довольно ловко управились. Конечно, вместе веселее и интереснее. Оставив плёнку сушиться, мы, как и планировали, отправились гулять.

– А печатать фотографии мы тоже будем сами? – спросил Картер, когда мы спускались по лестнице.