Она вздрогнула. Оказывается, кофе уже принесли – когда?… надо полагать, признак профессионализма секретарши – и, судя по запаху, правда хороший. Эва протянула руку за чашкой, попутно коснувшись драконьего крыла статуэтки; тезеллит ответил теплой пульсирующей волной. Не подделка.

– Нет, спасибо. Все нормально.

– Возникнут.

Эва пожала плечами. Чтобы это быстрее кончилось, все резкости и обвинения, а также непроизвольные смешки лучше держать при себе. Тем более что все равно ничего уже не изменишь. Кто у него там в рамочке – любимая женщина?… нет, скорее всего, счастливое семейство. Такие всегда сразу заводят образцово-показательную семью. Минуя этап любви.

– Прочтите, – цивил протянул ей ксерокс газетной вырезки. Грязноватый, с кляксой вместо фотографии.

– Спасибо, я не читаю газет.

– И все-таки. Я прошу вас, Ева Николаевна.

Она поставила чашку на стол, взяла листок. Прочла вслух, без выражения:

– «Левая организация «Равенство» протестует против похорон на нашей земле кровавого тирана Николаса Роверты, известного также как Лиловый полковник. «Равенство» возмущено тем фактом, что полковник Роверта не был при жизни выдан властям государства, претерпевшего столько горя во времена его диктаторства. Активисты заявляют о своем намерении пикетировать похоронную церемонию…» Полная чушь, – она сложила листок вдвое. Затем вчетверо. – Насколько я знаю, это «Равенство» – горстка городских сумасшедших. И потом, никакой церемонии не будет. Нечего пикетировать.

Цивил покачал головой:

– Согласен, это мелочи. Но мелочи очень неприятные. Боюсь, вы не сумеете нормально похоронить отца и не будете уверены, что никто не потревожит его прах. А школа? Вы ведь еще не ходили на работу с тех пор, как…

– Вы следите за моими передвижениями?

Он усмехнулся, уронив каплю кофе на желтый галстук. Негромко выругался. И вернулся к усмешке, словно к отложенной телефонной трубке:

– И кто только не следит сейчас за вашими передвижениями, Ева Николаевна!.. Но перейдем ближе к делу. Мое ведомство осознает: в том, что информация просочилась в прессу, есть доля нашей вины. Поэтому и часть ваших проблем мы берем на себя. Полковник Роверта будет похоронен с воинскими почестями, на охраняемой территории кладбища для особого контингента. Не надо морщиться. Если вас не устраивает этот вариант, мы можем организовать скромное погребение инкогнито…

Инкогнито! У нее уже выработалась идиосинкразия на это слово. Микроскопический квадратик между пальцами больше не хотел перегибаться пополам. Эва уронила его под ноги, пусть валяется.

– Нет, почему. Я согласна на воинские почести. Отцу было бы приятно.

Сотрудник покивал и сделал какие-то пометки в бумагах. Потом отпил кофе и вдруг интимно спросил:

– Вздорный был старик, правда?

– Правда, – сухо сказала Эва.

Значит, сегодня уже не нужно мотаться по инстанциям. Она отметила это просто как факт, будто вычеркнула красной пастой несколько пунктов из списка в ежедневнике, не почувствовав ни малейшего облегчения. И чего, интересно, они потребуют взамен?… любопытство теплилось еле-еле, неспособное всколыхнуть какие-либо сильные чувства. Да что бы ни потребовали. У нее нет никаких обязательств перед ними. А у них – никаких рычагов воздействия, чтобы эти самые обязательства возникли.

И, подчеркивая расстановку сил, сама задала вопрос:

– Каким образом произошла утечка информации?

Сознательно подпустила в голос профессиональные интонации: «Почему вы не готовы к уроку, Иванов?» Цивил вздрогнул, втянув подбородок под узел желтого галстука, – сто процентов, бывший двоечник, – но овладел собой тоже профессионально быстро. Посмотрел на нее грустно и сочувственно. Они умеют так смотреть, их, наверное, специально этому учат. Всех; кажется, в прошлый раз с ней все-таки беседовал другой.

– Поверьте, мы работаем в данном направлении и скоро будем знать. Вряд ли такое могло случиться по нашим каналам, но, как я уже говорил, это не снимает с нас некоторой доли ответственности за вашу судьбу. Из школы вас, разумеется, уволят. Под любым благовидным предлогом, задействовав очень неблаговидные методы. Лично я посоветовал бы вам, не дожидаясь, уйти самой.

– Куда вы посоветовали бы мне уйти?

Она уже не сдерживала сарказма. И все же забеспокоилась: не прозвучала ли ее реплика приглашением к началу торговли, предварительным согласием неизвестно на что? Впрочем, даже если и так, это не имеет значения. Отпила кофе, уже остывшего, но все равно вкусного. Хоть тут не соврал.

– Вы правы, – вздохнул цивил. – Вам будет нелегко устроиться по специальности. А ведь есть еще друзья, соседи, просто знакомые и даже незнакомые люди… вы тонкая натура, вы чувствительны к подобным вещам. Конечно, волна скоро схлынет. Я бы не сказал, что в нашей стране так уж ненавидят Лилового полковника. Да когда это было?… и где? – он махнул рукой куда-то вдаль; совсем в другую сторону, машинально отметила Эва. – Но полностью уйти от психологического прессинга вам будет трудно. А ведь вы еще так молоды, Ева Николаевна. Сколько вам, простите за бестактность, лет?… тридцать пять?… тридцать шесть? Вы прекрасно выглядите.

Он точно знал, сколько ей лет. Если не помнил, то, в конце концов, у него перед носом лежит ее досье. Наверное, хотел, чтобы она сама напомнила ему… какой завтра день. Не дождетесь.

Эва молчала. Разглядывала статуэтку. И где они видели таких шипастых драконов?

Цивил перехватил ее взгляд:

– Очаровательная вещичка, правда? Кстати, еще один совет. Сразу после похорон вам лучше всего отправиться в Срез. Там легко затеряться, избежать ненужного внимания к своей персоне, да и развеетесь заодно… Мы полностью финансируем вам путевку по самому высшему разряду. Когда вы последний раз были в Срезе?

Она снова не ответила. Он не мог не знать, когда.

– Люблю Срез, – мечтательно протянул сотрудник. – А дети так и вовсе в восторге. Все-таки, как ни крути, несправедливо, чтобы подобными благами пользовался ограниченный круг людей. В чем несомненное преимущество демократии перед диктатурой…

Он кашлянул. До предела наклонил голову, разглядывая пятно на галстуке; поморщился. Заговорил, не поднимая глаз, словно в сотый раз формулировал нечто давно обсужденное и решенное:

– А вернетесь уже в другой город, под другим именем, жилье и трудоустройство гарантировано. Программа защиты свидетелей, может быть, слышали о такой? Стоит дорого, но в вашем случае, повторяю, ведомство чувствует себя обязанным… Да и вы действительно в каком-то смысле свидетель.

Последняя фраза была шуткой. Судя по его собственному негромкому смеху.

За смехом последовала пауза. Такая, какую вежливые хозяева разыгрывают для засидевшихся гостей перед обменом ритуальными фразами прощания. Странно. Да, разговор затянулся немного дольше, чем обычно в этом кабинете (а может, у них и кабинеты все одинаковые, с драконами и фотографиями в тезеллитовых рамочках?), но ведь допрос, по сути, еще не начинался.

– Кстати, – бросила она пробный шар. – Вы хотели задать мне несколько вопросов относительно обстоятельств смерти моего отца. Начинайте.

Цивил недоуменно поднял глаза:

– Что?… нет, в этом нет необходимости. Обстоятельства смерти полковника Роверты, к счастью, вопросов не вызывают. Цель нашей встречи – наметить шаги в защиту вашей приватности, и я рад, что мы быстро пришли к взаимопониманию. Повторяю: нам очень жаль, что так получилось. Вы можете рассчитывать на всестороннюю помощь, Ева Николаевна.

Даже так. Ну что ж. Это тоже ничего уже не изменит.

– Спасибо, – Эва ослепительно улыбнулась. – Я рада столь трогательной заботе о моей приватности. Однако вы ошибаетесь: в разгаре экзамены, и уволить из школы единственного преподавателя по основному предмету руководство физически не сможет. А сплетни коллег, да и соседей, я как-нибудь переживу. И еще: я не люблю Срез. В вашем досье должно быть записано.

В чем несомненное преимущество демократии перед диктатурой: местных спецслужб можно не бояться. Просто чиновничья инстанция, нудная и нелогичная, местами до абсурда, способная вымотать нервы и довести до истерики, – но абсолютно безопасная для жизни. Хорошо, что они ходят в штатском, а не в лиловых мундирах. Хорошо, что им можно высказать хотя бы малую часть необходимого с точки зрения здравого смысла. И беспрепятственно уйти.

Она встала и оперлась ладонями на стол, глядя на сотрудника поверх монитора:

– Всего доброго. Еще раз спасибо за помощь в организации похорон. Надеюсь, там и увидимся.

– Да-да, разумеется, госпожа Ро… Анчарова. Вас известят.

Ее левая рука почти касалась тезеллитовой рамки. Перед тем, как выпрямиться, Эва развернула фотографию на себя: пусть понимает, как хочет. Увидела даму бегемотистой внешности и двух упитанных оболтусов в возрасте где-то на второй-третий и седьмой-восьмой классы. Естественно. А если кабинет все-таки другой – так и в том, первом, примерно такое же фото на столе.

…Она вышла наружу. После хорошо кондиционированного кабинета было не по-июньски душно и парко; наверное, будет гроза. На улице – впрочем, удаленной от центра и потому всегда немноголюдной – не виднелось ни единого человека; по пыльной дороге прогромыхала одинокая развалюха. Эва представила себе хищную стаю журналистов, которые, по идее, должны бы толпиться здесь в ожидании ее выхода; нервно усмехнулась. Какой Лиловый полковник? Кому интересны вчерашние новости?… кому она нужна?

Над асфальтом колебался горячий воздух. Тяжелый, как чей-то взгляд.

Здравствуй, папочка!

У меня все хорошо. Мы переехали в летнюю резеденцию. Это такой замок поменьше, но зато возле моря. Почему Роза не разрешает мне купатся? Она говорит шторм. А пажи все равно купаются! Шторм очень красивый. Белые-белые волны по всему морю. Море тоже красивое. А Драго боится. Я его просила полетать над волнами, а он не хочит. Говорит что намочит крылья и упадет. Но можно же высоко летать!

Мне подарили водные крылья! Красивые, белые, большие, с перьями, только, тяжелые. Они работают от солнца. Если я хорошо научусь, буду обганять Драго прямо по воде! Но надо, чтобы стал штиль. Я сижу на крепосной стене, смотрю и жду. И пишу тебе письмо.

Чуть не забыла а то Роза будет ругать. Экзамены я здала хорошо. Сеньор Ричес сказал у меня большие способности, особено к языкам. А теперь у меня каникулы и можна не учится.

Почему ты ко мне не приезжаеш? Только не пиши, что у тебя дела. У меня тоже дела. А такое длинное письмо тебе написала! А твои письма все короткие. Жалко.

Драго передает тебе привет. А я целую.

Твоя Эвита.

22.05.10