29.07.2006 – суббота

10.08.

Я проснулась, умылась, выпила кофе, поскольку глаза, даже после водных процедур, предательски слипались.

По телевизору шло какое-то ток-шоу. Я включила звук, чтобы не чувствовать себя одинокой, затем закрыла все папки с описанием его поведения. Зачем мне все они? Всё равно теперь я знаю его больше, чем все его лечащие врачи вместе взятые.

Телефон зазвонил. Я ответила. Это оказалась мама. Она предложила мне приехать на выходные к ним – в деревню. Я вспомнила, как я «отмазалась» от Вани и подумала, что всё возвращается. Я согласилась.

12.44.

Я сидела в родительском доме, и мы вместе пили чай. Мне всегда здесь было хорошо: уютно, тепло, спокойно. Сегодня же я обладала абсолютно противоположными чувствами. Меня тянуло обратно. Нет, не в квартиру, а в клинику. Я хотела его увидеть. Я хотела посидеть с ним в палате, держа его за руку, но еще больше мне хотелось, как накануне днем, лечь спать рядом с ним, чтобы он мог говорить со мной во сне.

Сейчас, спустя одиннадцать лет, я так и не поняла, как ему удавалось проникать в мои сны. Он же сам не понимает, как делает это.

22.10.

Весь день я провела вместе с родителями. Мы разговаривали, смотрели телевизор… Переночевать я решила тоже у них в своей старой комнате с большой кроватью, старинным зеркалом и комодом. Завтра вечером я планировала отправиться домой.

23.49.

Снится мне сон: я сплю в своей спальне в родительском доме и просыпаюсь посреди ночи. На краю моей кровати сидит Герман все в том же сюртуке.

– Что ты здесь делаешь? – почти не удивилась я.

– Я замерз без тебя, – разглядела я в темноте его печальную улыбку.

– Чем же я могу тебя согреть?

– Своей детской наивностью, добротой к моей черной душе…

– Не говори так. Она вовсе не черна.

– Она – холодный осколок льда. Растопи мою боль, уничтожь зло внутри меня. Я – калека, которого высмеяли, унизили, одинокий зверь в темной ночи.

Он замолчал, думая о том, что скрывает мой недоумевающий взгляд. Я почти ничего не поняла из его слов, лишь то, что он сильно страдает, находясь в долгом заточении среди белых стен клиники.

– Лишь потому, что я медленно замерзаю, я ищу тебя. Я точно знаю, что, когда я рядом с тобой, мне не грозят печали. Здесь, в вечных льдах, я потерял компас. Я на пути назад к тебе и продолжаю искать твои следы на снегу…

– Герман, – мой голос, казалось, дрогнул, а в груди сильнее забилось сердце, – как бы мне хотелось быть сейчас рядом с тобой!

Он лишь улыбнулся в ответ, взяв меня за руку.

– Мне нравится это место, – говорил он, – оно, пусть и находится в реальности, окрашено в цвет. Знаешь почему?

– Нет, – честно ответила я.

– Потому что ты, когда была маленькой – мечтала здесь. И создавала сама эту комнату. Сюда вложена твоя душа.

– Как ты там? В клинике?

– Все хорошо. Я жду тебя. Спи.

Он наклонился, поцеловал меня в лоб и скрылся в моем старинном зеркале.

30.07.2006 – воскресенье

9.42.

На первом этаже что-то звякнуло, и я проснулась. Снизу доносился запах выпечки. Как хорошо жить у родителей! Еще три минуты ленивого валяния в кровати с закрытыми глазами.

Я зашла в ванную комнату, умылась, спустилась вниз. На столе стоял кофе и тарелка с круасанами.

10.14.

Позавтракав с родителями, мы вышли в сад. Отец пошел осматривать владения, а мы с мамой сели на качели и начали разговор.

– Как дела на практике? – спросила мама.

– Хорошо. Пациент интересный достался.

– Не боишься?

– Чего?

– Да, хотя бы, его.

– Нет.

– Какой он?

– О ком ты говоришь?

– Дочь, я все вижу: усталый взгляд, полный надежды… Ты влюбилась? В кого?

– Ох, не знаю, мама.

– Не говори, что в своего пациента.

– Я не знаю.

– В таком случае, лучше промолчать.

«Зачем она спросила меня об этом? Влюблена, не влюблена… Какая разница? Все равно он – пациент психиатрической клиники и закон запретит нам быть вместе в любом случае. Даже, если я и испытываю к нему какие-то чувства, то все они меркнут в сравнении с жалостью и желанием облегчить его страдания».

13.47.

Я попрощалась с родителями, села в машину и поехала домой. В квартире было тихо и пусто. Мне хотелось побыть одной. Почему? Я не знала.

Теперь настало время, когда я могла заварить себе большую кружку горячего чая, включить слезливую мелодраму и вдоволь наплакаться. У всех бывают такие моменты, когда нужно нареветься, чтобы выплеснуть всю тяжесть навалившихся проблем. Я тоже устала быть сильной.

17.24.

Мечты сбываются. И не только у меня. Раздался телефонный звонок, я ответила заплаканным голосом. То была Настя.

– Ты чего ревешь? – бодро, без доли сочувствия, проторила она.

– Кино грустное смотрела, – ответила я.

– Понятно. Слушай… Помнишь, ты мне два дня назад предложила погулять с одним парнем?

– Ваней?

– Да.

– И что?

– Вчера мы с ним провели время вместе.

– Поздравляю.

– Он очень классный! Внимательный, заботливый, умный.

«Да, уж, поумнее тебя» – подумала я.

– И? – надоело все это мне.

– Он мне предложил встречаться. Я согласилась.

– Я вас поздравляю! Насть, у меня связь плохая. Извини.

Я положила телефон и закрыла глаза. У какой-то глупой, бездарной, далеко не симпатичной девчонки жизнь куда интересней, чем у меня.

«Зато у меня есть Герман!» – подумала я и снова уронила улыбку с губ. Это не было достижением, скорее, стечением обстоятельств. Это мне не давало никаких утешений.

«Я обещала ему что-нибудь вкусное привести в понедельник. Нужно будет заехать в кондитерскую завтра. Она начинает работать с восьми!»

Я решила, что завтра нужно будет купить вкусный чай, тортик, бутылку виски и вина для персонала, так сказать, «проставиться». Пока они будут отмечать, я смогу посидеть вместе с Германом.

20.53.

Я погладила несколько вещей, среди которых была белая рубашка, платье с мелкими редкими цветками, футболку. Завтра утром решу, что надеть, ведь всегда выбираю наряд в самую последнюю секунду и по текущему настроению.

21.58.

Я легла спать в надежде, что во сне снова попаду в цветной мир Германа. Мне нравилось в нем: яркие краски, солнечный свет, компания мужчины, который может понять меня с полувзгляда. Редко можно найти такого человека.

Мне долго не удавалось уснуть, но через полчаса я все-таки смогла провалиться в сон.

22.40.

Я спустилась по лестнице усадьбы, покрытой черно-белым мхом. Дерево уныло померкло. Краски угасли, но все же можно было с трудом их различить. На скамье под листвой сидел Герман.

Я подошла к нему. Он посмотрел на меня и снова устремил взгляд вперед, опершись на трость.

– Зачем ты оставила меня одного? – не поворачиваясь ко мне, произнес он.

– Мне так сказал главврач.

– А если бы он приказал меня убить? Ты бы сделала это?

– Это разные вещи. Между ними нельзя поставить знак равенства.

– Хах, разве ты не поняла, что для меня это равносильно?

– Прости, я же не знала, что теперь мое присутствие в твоей жизни – неотъемлемая ее часть.

– Надень завтра платье, – вдруг попросил он.

– То, что с юбкой до колена?

– Да.

– Почему именно его?

– Потому что оно похоже на то, в которое ты одета во сне.

– Для тебя это действительно важно?

– Да.

Я осмотрелась.

– Почему здесь нет солнца? Здесь все пылало красками…

– А разве ты не понимаешь?

– Нет…

– Ты ушла и мой мир померк. Завтра ты приедешь и все снова станет ярким. Теперь погода в моем мире зависит от наличия тебя в черно-белой реальности.

31.07.2006 – понедельник

7.45.

Я проснулась и обдумала сон. В нем была тоска и уныние. Он грустит в своем выдуманном мире без меня.

Выпив кофе и умывшись, я оделась, взяла сумку, ключи от машины и спустилась на парковку.

8.24.

В кондитерской никого не было. Я купила большой торт для сотрудников и два крупных квадратных куска медовика. В свежести своих покупок я была уверена. Здесь отоваривалось полгорода.

После я зашла в винный магазин, где у меня попросили паспорт, что меня очень удивило: вряд ли я выгляжу моложе восемнадцати. В пакете оказалась бутылка красного полусладкого и бутылка хорошего виски.

8.54.

Я подъехала к воротам клиники, забрала пакет с заднего сидения и положила медовик в сумку, отдельно от других покупок.

Я позвонила в домофон, охранник впустил меня на территорию. Войдя в холл, я спросила его, где сейчас находятся все сотрудники. Он указал мне на комнату для персонала.

Конечно, первым делом я хотела зайти в палату Германа, провести с ним это солнечное утро, но, чтобы усыпить бдительность санитаров и медсестер, я должна была занести им выпивку и закуску.

9.03.

Я постучала в комнату для сотрудников. Ее обитатели встретили меня с улыбкой. Я поставила на стол пакет, достала из него угощения.

Что мне стоило отвлечь коллег? Копейки.

9.49.

Веселие было в самом разгаре. Санитары сказали пациентам сидеть смирно в своих палатах и не беспокоить их.

Наливая себе первый бокал вина, я вдруг вспомнила потухший мир Германа. В груди что-то защемило и я, оставив празднующих, взяла сумку, в которой был медовик, чистую тарелку и ложку, направилась в палату к своему подопечному.

10.02.

Он не спал, а только лежал с закрытыми глазами. Услышав мои шаги по комнате, он открыл их, внимательно меня осмотрел и улыбнулся.

– Соскучился? – весело поинтересовалась я, садясь на край его кровати.

Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Нет? Тогда я пошла! – всё так же весело говорила я, вставая с постели.

Он схватил меня за запястье и кивнул головой. Я заулыбалась

– Я тебе кое-что вкусненькое принесла, как и обещала.

Он прощупал пальцами ткань моего платья. Я заметила это.

– Надела, как ты и просил.

Он снова улыбнулся. Ему было приятно, что я прислушиваюсь к его советам.

Герман перевел взгляд на тарелку, которую я держала в левой руке. Я вспомнила, что хотела.

– Я купила тебе медовик. Надеюсь, тебе понравится.

Я достала из сумки пакет, положила бисквитный кусок на блюдце, села чуть ближе к своему подопечному, приподняла изголовье кровати, отломила от торта кусочек с помощью ложки и остановилась.

– Пообещай мне, – серьезно обратилась я к нему, – что сам приложишь все усилия, чтобы выздороветь. Тогда, как ты сам предложил мне, мы раскрасим эту черно-белую реальность.

Он снова кивнул, и тогда я поднесла ложку к его губам. Он принял лакомый кусочек и зажмурил глаза. Да, эта порция показалась ему самой великолепной пищей за последние несколько лет. Я боялась его прервать. Я не хотела лишать его удовольствия. Этот маленький кусочек был прекраснее всех блюд, что выдавались в столовой, вместе взятых.

10.32.

Медовик закончился. В сумке, правда, лежал второй кусок, но, по глазам моего подопечного, я поняла, что на сегодня ему хватит.

– Давай так, – предложила я, – каждый понедельник я буду приносить тебе медовик, в качестве извинений за мое двухдневное отсутствие.

Он зажал мои пальцы в своей ладони и заулыбался. Так началась наша с ним дружба.

11.08.

В комнате для персонала продолжалось гуляние. Главврач уехал сегодня на какую-то научную конференцию, и из врачей в клинике была только я.

Санитары периодически заглядывали в палаты, но особого труда никто не прилагал.

Я взяла Германа за руку.

– Только давай ты сегодня пообедаешь. Хотя бы суп, – попросила я.

Он недовольно сморщился, но, не выдержав на себе моего умоляющего взгляда, согласился.

В палату зашел Ваня. Он был достаточно трезв. Сев на пустую койку напротив меня, он заметил, что эти стены давно не видели таких праздников. После он рассказал мне, как сходил на свидание с Настей, потом встал и собрался уходить.

– Оставь ключ, – попросила я.

– Какой? – удивился он.

– От ремней.

– Каких?

– Смирительных.

– Ты хочешь его отстегнуть? – испугался санитар.

– Как пойдет, – ответила я и протянула вперед руку.

Он вложил мне в ладонь металлическую отмычку, предупредил об опасности и вышел из палаты.

– Ну и что, – обратилась я к Герману, – начнем индивидуальные занятия?

Он посмотрел на меня так, будто не он здесь пациент, а я. Мне удалось вынести этот взгляд, и я отстегнула ремни на правой руке. Переложив свою сумку, тарелку и ложку на пустую кровать, я расстегнула и второй ремень, теперь уже на левой руке.

Моему безрассудству не было предела. Я приподняла изголовье еще немного, чтобы он обрел полусидящее положение.

– Слушай меня внимательно, – говорила я, – я написала в листе назначений самую простую терапию для поднятия иммунитета и прочих мелочей. Будь добр, не сопротивляйся моему лечению. Я отменила все транквилизаторы. Они тебе ни к чему…

Он дотронулся до моего платья, провел пальцем по узору, разгладил складку на юбке. В этот миг мне показалось, что я сильно заигралась.

Вырез на платье был полукругом. Он дотронулся указательным пальцем до ямки между ключицами, той, что в медицине называется яремной вырезкой, и той, что углубляется при вдохе.

Дыхание у меня оборвалось, опасаясь, что следом наступит акт удушения, однако, прощупав эту впадину, он слегка коснулся моих волос и опустил руку на кровать. Я забыла, о чем шла речь, да ему это было не интересно. Его лечили по-разному и теперь, какие-то витамины, казались ему крайне безобидным средством.

Я пыталась завоевать его доверие, испытывая его же к нему. Я старалась не бояться ни одной его выходки, как бы страшно не было.

12.29.

Наступило время обеда. Ваня помог мне перевести Германа в столовую. Самой мне есть не хотелось. Я накормила своего подопечного рыбным супом, который на вид казался очень даже съедобным, затем отвезла его в палату.

Я вышла на пару минут, чтобы помыть руки, а когда вернулась, пациент уже был размещен на кровати.

13.17.

Санитары дружною толпою зашли в комнату для персонала и, включив телевизор, продолжили пить чай.

Я придвинула пустую кровать вплотную к той, на которой лежал Герман, опустила у него изголовье. Он не был связан ремнями. Да, было страшно, но я легла на соседнюю койку в десяти сантиметрах от него, предварительно опустив жалюзи.

Сна не было. Окна были открыты и мне стало прохладно. Совсем рядом я слышала осторожное дыхание Германа, словно он боялся меня разбудить. Я и не спала, а только притворялась, чтобы он поверил мне.

Он повернулся на правый бок и оказался лицом ко мне. Я чувствовала, как он провел пальцами по моим волосам, откинул их назад, дотронулся до шеи, ключицы… Было жутко, но я старалась дышать ровно так, как человек дышит во сне. Все это напомнило мне зарисовку из дикой природы, когда человек прикидывается мертвым, а медведь подходит к нему, обнюхивает, изучает.

Это могло бы быть смешным, но было страшно.

Он дотронулся до моей щеки, губ, и только тогда я все для себя поняла: он видит во мне не просто друга, которому можно доверять, а нечто большее…

Любовь?

14.30.

Я сладко потянулась и открыла глаза. Герман не спал, а лежал, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Я села на кровати, подогнув ноги под себя.

Сейчас только я осознала, что могла не проснуться, развязав своими же пальцами руки зверю.

– Ты совсем не спал? – спросила я у него.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Что-то не так?

Он на мгновение закрыл глаза и снова распахнул их, хитро прищурившись.

То, что этот дневной сон повторяется уже второй раз – ничего не значило. Сегодня для меня это был первый. Конечно, ведь в пятницу мы были гораздо дальше друг от друга, чем сейчас. К тому же, два дня назад руки его были закованы в ремни, а сегодня я доверила ему свою жизнь.

Он же чувствовал себя прекрасно и был на седьмом небе от счастья. Я ему поверила. Теперь это значило много.

Он был горд от того, что сумел проявить сдержанность и скрыть агрессию по отношению ко мне. По правде говоря, ему и не хотелось причинить мне вред. Ему просто было хорошо.

Я не знаю, с чем можно было бы сравнить эти полтора часа сна. Почему-то мне показалось, что мы были морально близки, и это было намного прекраснее, чем физическая близость.

– Нам нужно вернуть тебе голос и способность ходить, – заключила я.

Он безоблачно улыбался, глядя на мои детские попытки вернуть его к нормальной жизни. Герман достал одну руку из-под головы и положил ладонь на мои пальцы, размещенные на согнутых коленях. Мне стало безумно спокойно. Что-то было между нами не так. Что-то заставляло чувствовать себя абсолютно свободным. Возможно, мир, который пульсировал в нас обоих.

Мне безумно хотелось его обнять. Зачем? Не знаю.

Я придвинулась ближе, положила свою голову на его грудь, а он правой рукой бережно обхватил меня за плечи. Казалось, будто он боится меня спугнуть, но я сама решила стать близкой для него.

Я чувствовала под своей щекой его дыхание. Сердце стучало мне прямо в висок, и я вдруг поймала себя на мысли, что у нас абсолютно одинаковый пульс. Раз…два…три… Сердца бьются в один голос, и даже дыхание совпадает. Чего еще я хотела от него?

Он провел ладонью по моим волосам, а я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он улыбался.

15.12.