Подобно лакомке, которого в пироге интересует только изюм, клещ из всех предметов окружения выделил только масляную кислоту. Нам важно знать не то, какие вкусовые ощущения испытывает от изюма лакомка, а лишь тот факт, что изюм относится к признакам восприятия его окружающего мира, так как он имеет для лакомки особое биологическое значение. Мы не задаемся вопросом и о том, как клещ ощущает на запах и вкус масляную кислоту, но только констатируем факт, что она, будучи биологически значимой, становится признаком восприятия клеща.
Мы довольствуемся утверждением, что в органе восприятия клеща должны наличествовать клетки восприятия, посылающие вовне свои перцептивные сигналы, как это очевидно имеет место и в случае с органом восприятия лакомки. Только сигналы восприятия клеща превращают раздражение от масляной кислоты в перцептивный признак его окружающего мира, в то время как в окружающем мире лакомки сигналы восприятия превращают в перцептивный признак раздражение, вызванное вкусом изюма.
Окружающий мир животного, который мы намерены исследовать, – это лишь фрагмент окружения, которое мы видим вокруг животного, и это окружение – не что иное, как наш собственный человеческий окружающий мир. Первая задача исследования окружающего мира состоит в том, чтобы отыскать признаки, воспринимаемые животным, среди тех, что наполняют его окружение, и выстроить из них его окружающий мир. Признак изюма оставляет клеща совершенно безразличным, тогда как признак масляной кислоты играет в его окружающем мире колоссальную роль. В окружающем мире лакомки смысловой акцент, напротив, поставлен не на масляной кислоте, а на признаке восприятия изюма.
Каждый субъект, словно ткущий нити паук, выстраивает отношения, связывающие его с определенными свойствами вещей, и выплетает из них прочную сеть, на которой держится его бытие.
Какими бы ни были связи между субъектом и объектами его окружения, они всегда осуществляются вне субъекта, – и именно там мы должны искать воспринимаемые признаки. Таким образом, признаки восприятия всегда имеют какую-нибудь пространственную привязку, а поскольку они сменяют друг друга в определенной последовательности, они также связаны и во времени.
Однако нам трудно отказаться от того заблуждения, согласно которому отношения между другим субъектом и предметами окружающего его мира выстраиваются в том же пространстве и в том же времени, что и отношения, объединяющие нас с предметами нашего человеческого мира. Это заблуждение подпитывается убеждением в существовании одного-единственного мира, в котором пребывают все живые существа. Отсюда проистекает прочно утвердившееся мнение, будто бы у всех живых существ должно быть только одно общее пространство и общее время. Лишь в последнее время у физиков возникло сомнение в том, что пространство вселенной едино для всех существ. Невозможность существования такого пространства следует уже из того факта, что каждый человек живет в трех пространствах, которые обоюдно проникают, дополняют, но отчасти и противоречат друг другу.
Когда мы, закрыв глаза, свободно двигаем своими конечностями, мы точно знаем как направление, так и размах этих движений. Своей рукой мы намечаем пути в пространстве, которое мы называем пространством наших движений или, кратко, пространством действия. На этих траекториях мы регистрируем мельчайшие отрезки, которые мы предлагаем обозначить как шаги ориентации в пространстве, поскольку нам точно известна ориентация каждого такого шага благодаря чувству или сигналу ориентации. А именно: мы различаем шесть направлений, которые попарно противопоставлены друг другу: направо, налево, вверх, вниз, вперед и назад.
Специальные опыты показали, что наиболее короткие шаги, которые мы можем выполнить, судя по движениям указательного пальца на вытянутой руке, охватывают приблизительно два сантиметра. Как мы видим, эти шаги не дают особо точного измерения пространства, в котором они осуществляются. Каждый может легко убедиться в отсутствии точности, если попытается свести с закрытыми глазами указательные пальцы своих рук. Он увидит, что большинство попыток не удастся и пальцы пройдут на расстоянии до двух сантиметров друг от друга.
Илл. 4. Система координат человека
Еще более значимо для нас, что однажды освоенные ходы движения легко удерживаются в памяти, благодаря чему мы можем вести записи в темноте. Эту способность называют «кинестезией», и о ней нам уже хорошо известно.
Таким образом, пространство действия – это не просто пространство для движения, выстроенное из тысяч пересекающихся шагов ориентации, оно снабжено системой из напластованных одна на другую вертикальных плоскостей, то есть всем известной системой координат, служащей основой для определения всех положений в пространстве.
Принципиально важно, чтобы всякий, кто занимался проблемой пространства, удостоверился в этом факте. И сделать это очень легко. Достаточно лишь с закрытыми глазами поводить туда-сюда ладонью перед лбом, чтобы точно определить, где пролегает граница между правым и левым. Граница эта практически совпадает со срединной линией тела. Если, закрыв глаза, поводить перед лицом ладонью в вертикальном направлении, нетрудно определить, где пролегает граница между верхом и низом. У большинства людей она находится на высоте глаз. И всё же достаточно много и таких, кто определяет эту границу на уровне верхней губы. Наименее ясной является граница между задом и передом, которую можно ощутить, если водить фронтально поставленной ладонью вперед-назад сбоку от головы. Многие определяют эту плоскость в области ушной раковины, другие обозначают в качестве такой грани скулу, наконец, кто-то переносит ее к кончику носа. Всякий нормальный человек имеет прочно связанную со своей головой систему координат, образованную из этих трех плоскостей, и благодаря этому наделяет свое пространство действия четкими границами, в которые заключены шаги ориентации.
В изменчивый хаос шагов ориентации, которые, будучи элементами движения, не могут придать стройность пространству действия, устойчивые плоскости привносят прочный каркас, поддерживающий в пространстве действия порядок.
Большой заслугой И. Ф. Циона[44] является то, что он возвел трехмерность нашего пространства к органу чувства, находящемуся в нашем внутреннем ухе, – к так называемым полукружным каналам (илл. 5), положение которых в общих чертах соответствует трем плоскостям пространства действия.
На существование этой закономерности недвусмысленно указывают многочисленные эксперименты, что позволяет нам сделать следующее утверждение: все животные с тремя полукружными каналами обладают трехмерным пространством действия.
На илл. 6 показаны полукружные каналы рыбы. Очевидно, что они очень важны для животного. В пользу этого говорит и их внутреннее строение, представляющее собой трубчатую систему, в которой в трех пространственных направлениях под контролем нервов движется жидкость. Движение жидкости точно отражает движения всего тела. Это служит указанием на то, что, кроме задачи переложения трех плоскостей в пространство действия, у органа есть и другое значение. Нам представляется, что он должен играть роль компаса. Но не того компаса, что всегда указывает на север, а компаса, направленного на «двери дома». Когда все движения тела раскладываются и маркируются в полукружных каналах по трем направлениям, животное должно вернуться в исходное положение, после того как в ходе движения нервные показатели вновь придут к нулю.
Нет сомнений в том, что всем животным, имеющим фиксированное место пребывания, например во время гнездования или нереста, в помощь обязательно дается такой компас, указывающий путь к дому. В большинстве случаев для определения пути к дому оптических признаков, имеющихся в зрительном пространстве, оказывается недостаточно, так как его необходимо найти даже в том случае, если внешний вид дома поменялся.
Способность вновь находить путь к дому, опираясь только на пространство действия, можно обнаружить также у насекомых и моллюсков, хотя у этих животных нет полукружных каналов.
Илл. 7. Пространство действия пчелы
В особенности показателен для нас следующий опыт (илл. 7). После того как из улья вылетело большинство пчел, его перемещают на два метра. Мы можем наблюдать, что пчелы собираются в свободном пространстве близ того места, где прежде находилось отверстие, из которого они вылетели, – двери их дома. Должно пройти пять минут, чтобы пчелы наконец развернулись и полетели к улью.
По продолжении эти опыты показали, что пчелы с отрезанными усиками сразу летят к перемещенному улью. Из этого следует, что пчелы превосходно ориентируются в пространстве действия до тех пор, пока у них есть их усики. Без них пчелы руководствуются оптическими впечатлениями от зрительного пространства. Таким образом, усики пчелы при обычных обстоятельствах берут на себя роль компаса для определения пути к дому, и этот компас надежнее, чем зрительные впечатления, показывает им обратную дорогу.
Илл. 8. Брюхоногий моллюск в поиске дома
Еще более поразительно, как находит обратный путь брюхоногий моллюск пателла, также называемый англичанами «homing» (илл. 8). Пателла обитает на скалистом дне в зоне приливов и отливов. Крупные особи своей твердой раковиной выцарапывают в породе ложе и, крепко прижавшись к нему, проводят период отлива. Во время прилива они пускаются в странствие, снимая слой каменной породы в своем окружении. Когда начинается отлив, они снова находят свое ложе, не всегда при этом прокладывая такой же путь. Глаза пателлы столь примитивны, что, если бы моллюск пользовался только ими, он никогда бы не нашел место своего дома. Наличие обонятельного признака столь же маловероятно, как и оптического. Остается лишь предположить существование компаса в пространстве действия, о котором, однако, мы не имеем представления.
Элементарной составной частью осязаемого пространства является не величина, определяемая движением, наподобие шага ориентации, но величина покоящаяся, а именно – место. Место также обязано своим существованием перцептивному сигналу субъекта и является образованием, не привязанным к материальному окружению. Доказательство этому было разработано Э. Г. Вебером[45]. Если в рамках опыта приложить ножки циркуля (илл. 9), концы которых отстоят друг от друга на 1 см, к затылку человека, он будет отчетливо различать оба конца. Он будет знать, что каждый из них упирается в свою точку. Но если мы будем перемещать циркуль, не изменяя заданного им расстояния, вниз по спине, то эти концы будут восприниматься человеком как более сближенные друг с другом и, наконец, слившимися в одну точку.
Илл. 9. Опыт Вебера с циркулем
Из этого следует, что у нас, кроме сигналов восприятия, связанных с осязанием, также имеются перцептивные сигналы и для ощущения места, которые мы называем локальными сигналами. Каждый локальный сигнал, вынесенный вовне, определяет место в пространстве осязания. Площадь участков нашей кожи, при прикосновении к которым в нас пробуждаются одни и те же локальные сигналы, очень разнится, и это зависит от значения, которое имеет для осязания соответствующее место на коже. Наряду с кончиком языка, обследующим полость нашего рта, наименьшие по площади участки есть и на кончиках наших пальцев, и потому им под силу распознавание большинства поверхностей. Когда мы ощупываем предмет, мы прикосновениями своих пальцев наносим на его поверхность тонкую мозаику из точек. Мозаика из точек, находящихся в среде обитания животного предметов, как в осязательном, так и в зрительном пространстве – это дар, который субъект преподносит вещам своего окружающего мира (умвельта), поскольку в самом окружении такая мозаика отсутствует.
При нащупывании точки пространства увязываются с шагами ориентации и вместе способствуют сложению представления о форме.
У многих животных пространству осязания отводится совершенно выдающаяся роль. До тех пор, пока у крыс и кошек есть осязательные волосы (вибриссы), они даже при потере зрения остаются нестесненными в своих движениях. Все ночные животные и животные, обитающие в пещерах, по преимуществу существуют в пространстве осязания, представляющем собой слияние места с шагами ориентации.
Кожа безглазых животных, в том числе клещей, восприимчива к свету, одни и те же участки их кожного покрова предназначаются для производства локальных сигналов как для световых, так и для осязательных раздражителей. В их окружающем мире зримые и осязаемые места совпадают.
Лишь у животных, наделенных глазами, зрительное и осязаемое пространства четко разграничены. В сетчатке глаза плотно друг к другу размещены крошечные элементарные участки – зрительные элементы. Каждому зрительному элементу соответствует место в окружающем мире, ибо было обнаружено, что на долю каждого зрительного элемента приходится по одному локальному сигналу.
На илл. 10 изображено зрительное пространство летящего насекомого. Естественно, что из-за круглого строения глаза фрагмент внешнего мира, отражающийся в зрительном элементе, по мере отдаления увеличивается, так что один участок глаза охватывает всё более и более значительные части внешнего мира. Вследствие этого все предметы, отдаляющиеся от глаза, постепенно уменьшаются, в конце концов исчезая в одном участке, ибо он представляет собой мельчайший пространственный сосуд, внутри которого нет различий.
В пространстве осязания уменьшения предметов не происходит. И это тот момент, когда пространство зрения и пространство осязания начитают состязаться друг с другом. Если мы протягиваем руку, берем чашку и подносим ее ко рту, в зрительном пространстве чашка становится больше, но не меняет своей величины в пространстве осязаемом. В этом случае превосходство на стороне последнего, ибо неискушенный наблюдатель даже не обратит внимания на то, что чашка увеличилась.
Подобно руке, двигающейся на ощупь, взгляд, блуждая, выстраивает из всех вещей окружающего мира искусную мозаику, точность которой зависит от количества зрительных элементов, охватывающих один и тот же фрагмент окружения.
Так как количество зрительных элементов в глазу разных животных значительно различается, мозаика мест их окружающего мира соответствующим образом отражает эти различия. Чем грубее мозаика мест, тем больше деталей предметов теряется, и мир, воспринимаемый глазами мухи, выглядит намного упрощеннее в сравнении с миром, который созерцает человек.
Поскольку при помощи наложения тонкой сетки любую картину можно превратить в мозаику из мест, метод решетки позволяет нам наглядно продемонстрировать многообразие мозаик, воспринимаемых взглядом разных животных.
Для этого нужно лишь последовательно уменьшать одну и ту же картину, каждый раз фотографировать ее сквозь одну и ту же решетку и затем снова увеличивать. Тогда постепенно мозаика картины будет становиться всё более грубой. Решетка, зафиксированная на снимке, мешает восприятию, поэтому более грубые мозаичные изображения воспроизведены без нее и выполнены акварелью. Илл. 11 (a – d) сделана при помощи метода решетки. Она дает возможность составить мнение об окружающем мире животного, если нам известно число зрительных элементов его глаза. Илл. 11с приблизительно соответствует картине, которую получают глаза домашней мухи. Очевидно, что в столь мало детализированном окружающем мире никак нельзя увидеть нитей паутины, и мы можем утверждать, что паук плетет остающуюся совершенно незримой для его добычи сеть.
Последнее изображение (илл. 11d) приблизительно передает зрительное представление моллюска. Становится ясно, что зрительное пространство улиток и мидий состоит лишь из нескольких темных и светлых пятен.
Как и в пространстве осязания, в зрительном пространстве связи между разными местами возникают за счет шагов ориентации. Если мы будем препарировать предмет под лупой, задача которой состоит в объединении на малой поверхности большого количества мест, мы обнаружим, что не только наши глаза, но и наша рука, орудующая препаровальной иглой, будет выполнять гораздо более короткие шаги ориентации, в соответствии с близостью размещения распознаваемых мест.
О проекте
О подписке