Позитивным обстоятельством следует признать тот факт, что государство, не согласившись по существу с позицией ЕСПЧ, приняло решение о выплате заявителям присужденных сумм. Также в качестве позитивного последствия можно назвать возможный пересмотр процессуальных решений относительно правомерности действий должностных лиц МВД России. Многие заявители по настоящему делу полагали их виновными в трагической развязке событий в Беслане. С точки зрения Минюста России, эти события подлежали более тщательному и взвешенному рассмотрению, поэтому, хотя реальная возможность привлечения к уголовной ответственности кого бы то ни было из должностных лиц отсутствует (истек срок давности, установленный ст. 78 УК РФ), в свете стабильно сохраняющейся высокой террористической угрозы такое расследование сохраняет актуальность. В то же время с момента террористического акта в Беслане расследования проводились неоднократно с разной степенью тщательности и объективности. Наиболее развернутый отчет был представлен в публичном пространстве Парламентской комиссией по расследованию причин и обстоятельств совершения террористического акта в городе Беслане Республики Северная Осетия – Алания 1 – 3 сентября 2004 года под председательством заместителя Председателя Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации Торшина А.П.41.
Следует отметить, что в декабре 2018-январе 2019 г. ЕСПЧ вынес более 30 решений по жалобам жителей Чеченской Республики на нарушение федеральными властями ст. 2 ЕКПЧ. В том числе, было рассмотрено 42 факта безвестного исчезновения граждан в период проведения контртеррористической операции. Большинство жалоб содержало описание стандартных ситуаций:
● пропавший родственник заявителей был остановлен военнослужащими российской армии на блокпосту или на территории населенного пункта, насильно посажен в автомобиль и увезен в неизвестном направлении;
● родственники обращались с заявлением по поводу его пропажи, но уголовное дело не возбуждалось, или же возбуждалось, но расследование было безрезультатным;
● заявители не получали никакой информации о ходе розыска их пропавших родственников.
Большинство подобных историй произошли в начале 2000-х годов, т. е. достаточно давно, чтобы предполагать, что пропавшие жители чеченских населенных пунктов живы. Во всех перечисленных делах ЕСПЧ объединял жалобы нескольких человек, признавал нарушение ст. 2 ЕКПЧ и присуждал значительные компенсации (по делу «Яндаева и другие против Российской Федерации»42 10 заявителям присуждено 1,5 млн евро, решение вынесено 04.12.2018; по делам «Тазуева и другие против Российской Федерации»43 и «Кукурхоева и другие против Российской Федерации»44 20 заявителям присужден 1,6 млн евро, решение вынесено 22.01.2019). Высокая активность, связанная с рассмотрением этой категории дел, может быть объяснена истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности (в соответствии со ст. 78 УК РФ максимальный из них составляет 15 лет) и принятием органами предварительного расследования окончательных процессуальных решений по возбужденным уголовным делам. Возникшее основание для обращения в Европейский Суд по правам человека коснулось одновременно большую группу лиц, поэтому жалобы от них оказались в распоряжении Секретариата суда в небольшом временном интервале и были объединены в нескольких производствах для более быстрого рассмотрения. Поскольку в делах этой категории спора об исполнении решения не возникает, присуждение компенсаций можно оценить положительно, поскольку заявители действительно перенесли страдания, а государство в экстремальной ситуации действительно не выполнило обязанностей по обеспечению общественной безопасности.
Военный конфликт и последующая контртеррористическая операция в Чеченской Республике имели множественные негативные последствия для гражданского населения. С учетом нестабильной обстановки и привлечения значительного количества военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов для проведения контртеррористических мероприятий, недостатков организационного и управленческого порядка, исчезновение и гибель местных жителей, к сожалению, стали объективной реальностью. В подобных прецедентах, созданных ЕСПЧ и фактически признанных государством, проявляется некоторое гуманитарное начало: родственники пропавших без вести получают компенсации и восстановление справедливости, поскольку в ходе судебных заседаний «мнимая», по мнению заявителей, причастность этих лиц к террористической деятельности не находит своего подтверждения.
Постановление от 03.10.2017 по делу «Мишина против Российской Федерации» (жалоба № 30204/08) 45
Обстоятельства дела: Заявитель жаловалась на нарушение ст. 2 ЕКПЧ в связи с непроведением властями эффективного расследования обстоятельств смерти ее сына, а также считал расследование чрезвычайно долгим.
Позиция суда: Суд признал жалобу приемлемой и учел одностороннюю декларацию представителей российских властей о частичном признании требований заявителя, а именно, нарушения статьи 2 ЕКПЧ в процессуальной части. Следует отметить, что Российская Федерация обратилась к Суду с заявлением о прекращении производства по делу в обмен на выплату компенсации заявителю и частичное признание требований о нарушении статьи 2 ЕКПЧ.
В то же время ЕСПЧ высказал свою последовательную позицию о том, что полное признание ответственности государством-ответчиком на основании положений Конвенции не может признаваться условием «то, без чего невозможно» (лат. – sine qua non), наличие которого является достаточным основанием для прекращения производства по делу без рассмотрения дела по существу (см., например, постановление ЕСПЧ по делу «Таксин Аджар (Tahsin Acar) против Турции» (жалоба №26307/95)46; постановление ЕСПЧ по делу «Йеронович (Jeronovics) против Латвии» (жалоба № 44898/10)47 и др.).
По этому делу заявитель указывала, что в 2005 г. она обнаружила своего сына мертвым; следов насильственной смерти не было, однако на теле имелись два следа от уколов, а причиной смерти стала интоксикация, вызванная введением морфина. Поскольку сын не употреблял наркотики, она настаивала на криминальном характере случившегося. Доследственная проверка заняла два дня, после чего в возбуждении уголовного дела было отказано в связи с отсутствием события преступления. Заявитель обжаловала это решение, мотивировав это тем, что смерть ее сына была вызвана преднамеренными действиями другого лица (следы уколов были на правой руке, а погибший не был левшой). Постановление было отменено, и далее в течение 4 лет выносились аналогичные решения (по результатам дополнительной проверки – об отказе в возбуждении уголовного дела, по жалобе заявителя – о его отмене, всего 11 раз). В 2011 г. было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 109 УК РФ, прекращенное в связи с истечением срока давности. При таких обстоятельствах отказ представителей российских властей от оспаривания жалобы заявителя выглядел обоснованным.
При рассмотрении настоящего дела суд произвел оценку эффективности расследования, указав, что из ст. 2 ЕКПЧ следует обязанность государства обеспечить право на жизнь путем применения уголовного законодательства, предотвращающего посягательства на человека и основанного на механизме правоприменения, призванного «пресекать нарушения и наказывать нарушителей». Иными словами, каждый случай смерти при подозрительных обстоятельствах требует тщательного расследования.
Решение суда: Суд признал нарушение ст. 2 ЕКПЧ в процессуальном аспекте и назначил заявителю компенсацию морального вреда в сумме 10 тыс. евро и 9 тыс. евро – компенсацию судебных расходов.
Позитивные и негативные последствия принятия решения: особый интерес данный прецедент вызывает в связи с тем, что при рассмотрении дела в суде государством была сделана односторонняя декларация, в которой признавалось непроведение эффективного расследования. Такая практика достаточно редка, однако может быть оценена положительно в тех случаях, когда в ЕСПЧ исследуются события, весьма отдаленные во времени от момента рассмотрения дела. Поскольку в задачу ЕСПЧ, по его собственным выводам, не входит оценка национального законодательства и предусмотренных им процедур in abstracto (лат. – отвлеченно), и он должен установить, соблюдены ли конвенционные нормы в конкретном деле, такая стратегия представляется приемлемой.
При рассмотрении дел о нарушении ст. 2 ЕКПЧ в процессуальном аспекте в большинстве случаев основные аргументы заявителей имеют существенное сходство с теми, которые использовались в данном деле. Они жалуются на многократные отказы в возбуждении уголовного дела, безосновательное приостановление производства по уголовному делу, длительное непринятие мер по установлению лиц, совершивших преступления. Позиция государства, в свою очередь, основывается на допустимости как отказа в возбуждении уголовного дела, так и отмены соответствующего постановления. Однако выявленные через несколько лет нарушения закона не могут быть устранены одним лишь только возобновлением производства, надо учитывать и то обстоятельство, что за истекший период времени доказательственная информация может быть безвозвратно утрачена. Эффективность, т. е. тщательность расследования, в таких случаях обоснованно ставится ЕСПЧ под сомнение. Признанной позицией суда является то, что результативность расследования не тождественна его эффективности (иными словами, при неустановлении лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности, расследование не перестает быть эффективным, если из представленных материалов следует проведение большого объема следственных и процессуальных действий). Поэтому если интенсивно ведущееся расследование не дало положительный результат, оно может быть признано эффективным, и это существенный контраргумент представителей властей в таких ситуациях. Если же, напротив, расследование не имело наступательного характера, то вариант предложения мирового соглашения может быть признан, хотя и заведомо проигрышным, но более справедливым.
Негативным последствием постановленного решения можно назвать сохраняющуюся практику возбуждения уголовного дела по истечении длительного периода времени и относительно таких преступных действий, которые квалифицируются по уголовно-правовой норме, устанавливающей ответственность за преступление небольшой тяжести. Такая практика нарушает право потерпевшего на разумный срок судопроизводства, но при этом сохраняется в тех случаях, когда преступный характер действий быстро не установлен, а потерпевший настаивает на продолжении расследования. Среди аргументов представителей российских властей по настоящему делу была и ссылка на то, что возможности проведения расследования утрачены, поскольку с момента смерти сына заявителя и до фактического начала расследования прошло пять лет (а до момента направления в ЕСПЧ односторонней декларации – почти 11 лет).
Постановление от 17.07.2018 по делу «Мазепа и другие против Российской Федерации» (жалоба № 15086/07) 48
Обстоятельства дела: заявители – близкие родственники (мать, сестра, дети) журналистки Анны Политковской, убитой в г. Москве в 2006 г. Хотя в связи с ее убийством было возбуждено уголовное дело, по которому привлечены к уголовной ответственности и осуждены пятеро граждан, заявители обжаловали нарушение ст. 2 ЕКПЧ в части, относящейся к обеспечению безопасности журналистской деятельности и к проведению эффективного расследования. Итоговое решение по делу было постановлено только в 2014 г., ему предшествовало вынесение оправдательного приговора, отмененного впоследствии апелляционной инстанцией. Двое из пяти соучастников приговорены к пожизненному лишению свободы. Заявители не согласились с версией расследования относительно того, что организатором убийства был российский гражданин, скончавшийся в Великобритании в 2013 г.; они также выдвинули ряд претензий, связанных с принадлежностью некоторых осужденных к российским спецслужбам.
Позиция суда: Суд признал жалобу приемлемой, согласившись с тем, что лица, финансировавшие и организовавшие совершение преступления, установлены не были. Основной аргумент российских властей состоял в том, что поскольку убийство было раскрыто, а за его совершение к уголовной ответственности привлечены конкретные лица, ст. 2 ЕКПЧ не нарушена. Суд учел, что при расследовании уголовного дела было допрошено более 1500 человек, проведено несколько десятков экспертиз, а материалы дела составили свыше ста томов. Одновременно Суд обратил внимание на то, что статус жертвы преступления (потерпевшего по уголовному делу) предоставлен не каждому из заявителей, невзирая на их близкое родство с убитой журналисткой (надо отметить, это – обычная российская практика: по делу об убийстве процессуальное положение потерпевшего приобретает, как правило, один из родственников, поскольку ст. 42 УПК РФ не требует обязательного наделения этим статусом несколько человек). В то же время особо стоит отметить вывод Суда по процессуальному статусу заявителей. Российская Федерация неоднократно заявляла об утрате заявителями процессуального статуса «жертва нарушения статьи 2 Конвенции» в связи с тем, что в рамках внутреннего судебного разбирательства заявителям были присуждены компенсации в счет возмещения причиненного ущерба. В то же время Суд, вновь не принял эти доводы на том основании, что присужденные компенсации не были связаны с нарушением Конвенции, а, следовательно, не могут влиять на статус заявителей при рассмотрении жалобы Судом (см., например, постановление по делу «Герасименко и другие против России» (жалобы №№5821/10 и 65523/12, §§ 82–83) от 1 декабря 2016 года49).
Как и по ряду других дел, предметом которых было нарушение ст. 2 ЕКПЧ, суд воспроизвел в постановлении собственные стандарты эффективного расследования (адекватность, оперативность, разумность, полнота, независимость). Оценивая соблюдение этих параметров при расследовании убийства Политковской, суд указал, что профессия журналиста содержит многие риски, относящиеся к личной безопасности. Поэтому основной версией, отрабатываемой при расследовании убийства, должна стать связь с профессиональной деятельностью. При этом расследование не должно заканчиваться «идентификацией киллера», т. е. установлением личности исполнителя.
В этой связи суд подверг критике представленные российской стороной аргументы о причастности к организации убийства конкретного лица, отметив, что в течение многих лет проверка одной этой версии и отказ от выдвижения иных, связанных с профессиональной деятельностью погибшей (в том числе, с освещением локальных вооруженных конфликтов), серьезно снижают эффективность проведенного расследования. Чрезмерная продолжительность расследования (около восьми лет) также свидетельствует о его неэффективности.
Решение суда: Суд признал нарушение ст. 2 ЕКПЧ в процессуальном аспекте и назначил заявителям компенсацию морального вреда в сумме 20 000 евро.
Позитивные и негативные последствия принятия решения: Судом дана достаточно высокая оценка эффективности расследования, позволившего установить непосредственных организаторов и исполнителей убийства. Благодаря этому, суд пришел к выводу о том, что в материально-правовом аспекте ст. 2 ЕКПЧ российскими властями была соблюдена (иными словами, суд не стал возлагать на них ответственность в связи с самим фактом убийства журналистки, как могло бы быть в случае признания причастности к этому спецслужб50). В отношении привлечения к ответственности лица, в интересах которого было совершено это преступление («заказчика»), суд учел позицию российских властей о затрудненном взаимодействии с правоохранительными органами Великобритании и Северной Ирландии. Из этого можно сделать позитивное заключение о том, что дальнейшее расследование дела об убийстве известной журналистки будет продолжено, поскольку общие сроки давности, установленные в ст. 78 УК РФ, это позволяют. В то же время, это ставит под сомнение позицию российских властей о том, что организатором убийства был российский гражданин, скончавшийся в Великобритании в 2013 г., а также необходимость в том, чтобы придерживаться ее как единственной версией по установлению организатора преступления.
Однозначно негативно можно оценить, что правовые меры, направленные на усиление защищенности журналистов, в связи с принятием данного постановления пока не разработаны. При том, что российское законодательство о средствах массовой информации содержит большой массив обязательных требований, относящихся к профессиональной деятельности, гарантии защиты ее ведения в нем проработаны недостаточно. Ст. 144 УК РФ, устанавливающая ответственность за воспрепятствование профессиональной деятельности журналиста, обладает точечным правоприменением. На фоне того, что ежегодно значительное количество журналистов в России и других странах мира становится жертвами противоправных действий различной степени тяжести (в 2018 г., например, по данным международной организации «Репортеры без границ», 80 журналистов было убито в различных странах мира, а всего в 1990–2018 гг. – свыше 250051), эта проблема требует взвешенного решения.
О проекте
О подписке