Разбудил птичий гомон и жажда. Если мне память не изменяет, где-то рядом должен быть источник. Сережка спит. Зря я с ним вчера так, вредный характер, вечно вывернусь наизнанку, всегда хочу показаться хуже, чем есть. Ладно, перемелется.
Жадно напилась холодной воды, и засмотрелась на ручеек. Журчит, бежит, прыгает. Наверное, не одни мы здесь пили, и если Сергей прав относительно того, что тут кто-то был то… Стала внимательней рассматривать лужицу, и до меня дошло, а ведь водоем искусственный – из отдельных камней выложен и чем-то обмазан, а за годы стал как естественный. Надо еще поискать. Если я осторожно похожу вокруг шалаша, страшного ничего не случится.
Внимательно глядя под ноги и по сторонам, сделала первый круг. Все тот же лес, правда, не такой густой. Я боялась далеко отходить от родника, но в одном месте заросли мешали пройти прямо, и, перепрыгнув через него, пошла вправо, и, ступив два шага, чуть не закричала, угодив ногой в холодную воду. Меня смутило то, что этот приток шел перпендикулярно основному руслу. Странно. Спустя какое-то время, можно было сделать вывод, что это сеть оросительных каналов, дробящих часть джунглей на квадраты, и в каждом из них, после тщательных поисков, находились растения очень похожие на культурные. В заблуждения вводили толстенные деревья, росшие кругом, но по стебельку каждой из находок я прихватила с собой. Радость переполняла меня, хотелось петь и смеяться в голос. Это было открытие, подтверждавшее наблюдения Сергея. Надо ему сказать. Заспешила назад, но остановилась в раздумье, а куда идти? Я все время держалась воды, но сколько раз поворачивала и в какую сторону?.. Сердце бешено колотилось. А чего собственно паниковать? Буду подниматься все время вверх, выйду на площадку, а там найду вчерашнюю тропу и шалаш.
Довольная своей сообразительностью, стала подниматься. Уже не пугало, что дорога незнакомая, цель и так ясна. Только вот заросли мешают быстрее идти. Вот в том прогальчике я, наверное, пролезу. Пригнувшись, стала продираться, в этом полумраке джунглей особо ничего не разберешь. Вот понесла нелегкая.
Сердце вдруг испуганно сжалось. Где-то рядом в кустах раздался шорох. Вспомнились наставления Сергея о возможных обитателях и хищниках. От этого стало еще страшнее. Притаилась. Надо спрятаться, вон там какая-то дыра. Но это… Старалась двигаться бесшумно, а в последний момент чуть не закричала. Из этого затхлого полумрака на меня смотрели две глазницы замшелого черепа. Зубы мерцали смертельным оскалом. Развернувшись, кинулась бежать, сломя голову, не разбирая дороги. Угнувшись в очередной раз от ветки, лоб в лоб столкнулась с Сергеем.
– Тихо, тихо, отдышись! На тебе лица нет. Что опять случилось?
– Там… – указывая пальцем, только и смогла вымолвить я.
– Спокойно, я с тобой. Акул пережили и это пересилим. Говори медленно и не бойся ничего, – его рассудительность вернула меня к действительности.
– Я нашла оросительные каналы, ими усеян весь лес. Несла тебе растения похожие на домашние и растеряла. Услышала шорох, решила, что зверь и спряталась, а там скелет с зубами.
– Мог быть и без зубов. Веди, следопыт, – его улыбка почти взбесила меня, опять снисхождение, чем я хуже него! Ну, я ему докажу, он думает, что у меня со страху в глазах померещилось.
– Пошли, Фома неверующий!
– Не нервничай, верю.
Повернулись идти, а куда, не знаю, бежала, не выбирая дороги. Слезы, от обиды, чуть не брызнули.
– Что не помнишь? – он говорит, а у меня ком в горле встал, сказать ничего не могу.
– Поищем вместе, смотри поломанные ветки, кроме нас тут никого не было, – серьезность Сергея, немного успокоила.
– А шуршал в кустах кто?
– Это, наверное, был я, так, что это где-то рядом.
Его наблюдательность поражала, в считанные минуты Сергей определил направление, и я смогла различить на влажной земле собственные следы.
С детства боялась покойников, а тут целый скелет, да еще этот страшный оскал. Теперь, когда я была не одна, можно спокойно осмотреться. По всей видимости, это была старая хижина, но настолько добротно сделанная, что смогла выстоять эти годы. Заслугой всему оказалась крыша, набранная из бревен и покрытая широкими листьями пальмы, а за прошедшее время еще и усиленная опавшей растительностью. Стены, конечно, поредели, но их заменили заросли, а может, их и вообще не было, климат позволял обходиться.
Помещение маленькое; в дальнем углу, на каком-то настиле, лежал он; ближе к выходу стоял стол, врытый в землю, рядом табурет. Наличие кровли создало идеальные условия для жилья, здесь было сухо, а это враг гниения. На столе темной массой, как потом выяснилось, возвышался подсвечник, перед ним, оплетенный паутиной и загаженный птицами, под страшным слоем пыли, чернел какой-то прямоугольник.
Первое к чему подошел Сергей, была кучка посуды у дальней стены.
– Это довольно ценная находка, но ножей нет. Посмотри у него на поясе ничего не лежит?
– Ты, что с ума сошел? Он же мертвый, – испугалась я.
– Поэтому он не кусается, но у этого бродяги должно быть оружие.
Я взяла палочку и брезгливо поковырялась в районе талии. Труха, пыль кости рук и ничего…
– Пусто, Сережа.
– Жаль. Что такое не везет и как с этим бороться, – он стал собирать остатки утвари.
– Пошли, Настена, нам тут делать больше нечего, – гремя находками, Сергей направился к выходу. Как-то обидно стало за этот старый дом и его хозяина. Разочарованно поддела палочкой уголок предмета, лежащего на столе, и ахнула: верхняя часть его отделилась, и моим глазам предстали бледные строчки.
– Сережа, – боясь вспугнуть догадку, тихо позвала я.
– Что там еще, пошли, пора возвращаться на берег.
– Я думаю, это тоже надо забрать?
– Что проку в старом хламе?
– Сначала посмотри, потом говори, – он нехотя вернулся, с трудом протиснувшись в лаз. С минуту стоял, привыкая к темноте. Аккуратно потрогал, попробовал поднять, но угол осыпался в прах.
– Кажется, ее не возьмешь, а это книга.
– Бросим?
– Нет, Настя, это, пожалуй, самое ценное, а я вначале не обратил внимания.
Бережно, как ребенка, он стащил ее со стола, но опасения были напрасны, обложка осталась прочной.
– Делим находки, и пошли, – скомандовал он.
День какой-то выдался ненормальный. Сплошные открытия, я и Сергея не могла узнать. Он стал как одержимый, глаза сияли странным огнем, движения более резкие. Всю дорогу он о чем-то думал и молчал, гнал нещадно, я еле успевала за ним, но не пищала. Наконец выбрались на наше место. Все цело, плот сиротинушкой лежал на песке.
– Я пойду за едой, а тебе мыть посуду, справишься?
– Постараюсь, – он скрылся в зарослях, очень хочется кушать.
Песок и соленая вода сделали свое дело. Посуда заблестела, но одна тарелка оказалась дырявой. Интересно, а что он собирается в ней варить? Тушеных бананов я еще не ела, но очень хочется кушать. Где он пропал? Я искупалась и растянулась на песке. Пожалуй, нет ничего блаженней, чем купаться голышом. Странное дело – стыд. Вначале боялась ему открыться, а сейчас второй день мы с ним без одежды, а я и думать об этом забыла. Но все же, мужики голые смешные со своими колобошками мохнатыми. Как они им только не мешают. Я бы, наверное, все время за что-нибудь ими цепляла или прищемляла. Нет, ей богу смешные, особенно когда из воды выйдет, весь сморщится, сжурится, колокольчики-бубенчики – динь-динь! Вот умора! Толи дело у нас – все гладенько, аккуратненько, ничего не мешает. Приятно посмотреть.
– Вставай, Венера, обед с завтраком прибыл.
– Ого! Царская еда!
– Жаль руки только две, всего не донесешь.
– Пока этого хватит, а потом я корзину сплету.
– А ты умеешь? – с недоверием поинтересовался Сергей.
– Меня дед учил в деревне, когда маленькая была.
– Нужное дело, ешь, потом поговорим.
Не успели мы съесть по паре бананов, как разговор начался сам собой.
– Что ты думаешь о дальнейшем житье-бытье?
– Голод нам не страшен, жажда тоже, а что еще?
– Настя, все гораздо серьезней, чем, кажется на первый взгляд.
– А что тебя смущает?
– Твоя последняя находка.
– Ты про книгу?
– Нет, сама хижина. Это говорит о том, что здесь никого не было много лет.
– Маловероятно. Хоть и плаваю недавно, а движение на море, я заметила, оживленное.
– А почему до нас, его никто не нашел?
– Плохо искали, я и сама наткнулась случайно, от страха ведь залезла.
– Хорошо, если так.
– Ты думаешь, нас не найдут?
– Не знаю, теперь не знаю. Не хочу быть Робинзоном. Одичаем скоро.
– А ты оказывается скептик.
– Хочешь мира – готовься к войне.
– Вот и давай готовиться, ты же не собираешься сидеть, сложа руки?
– Нет, конечно, но не хотелось бы, чтобы кто-нибудь и мой скелет ковырял палкой.
– Дурак! Сам сказал! – от обиды готова была ударить его. Козел.
– Я не об этом. Жизнь коротать здесь не хочу. Безвыходных положений не бывает, бывают только безвыходные дураки.
– Тогда поплыли, куда глаза глядят.
– Глупо.
– А что не глупо, сидеть и ныть, как все плохо. Займись делом, время пройдет, кто-то заметит. Книгу надо пролистать, он, скорее всего, вел наблюдения.
– Это может быть и библия.
– Ты сколько языков знаешь?
– Английский, немецкий и русский.
– Я тоже, значит, если не на других языках, должны разобраться. Ты садись, читай вслух, а я буду корзину плести.
– Давай сначала сходим за берестой и лозой.
Так мы и сделали. Через несколько часов мы напоминали идеальную семейную парочку: муж читает вслух, а жена занимается домашним хозяйством. Только вот с изучением находки загвоздочка вышла: язык был старый и не очень походил на современный. Часть мест была крайне бледно написана, что ничего не разберешь, так, что понимали с пятое на десятое слово. Сергей злился и пытался даже материться.
К слову сказать, начало состояло только из данных о посещении портов, погруженной провизии, грузах и т.д. Первоначальное название корабля мы так и не поняли, а после трети прочитанного его стали называть «Бешеный». Это был тридцати восьми пушечный галеон английской постройки. Остальные данные для меня были понятны, как зайцу телефон. То, что его в 1668 году захватили пираты, было ясно, как божий день.
Пальцы мои устали, и я запросила передышки. Мы пошли купаться.
В армии у меня проявилась одна способность – почти фотографическая память, которая долгими тренировками была усилена и доведена до абсолюта. Это дает мне возможность воспроизвести прочитанное почти дословно.
17 апреля 1671 года. Наш «Бешеный» попал в страшный шторм. Нас бросало и швыряло около суток. Остались без парусов и руля, чтобы избежать опрокидывания срубили весь рангоут и такелаж. Шпангоуты трещали так, что мороз пробирал по коже. Несколько бимсов лопнули. Пушки с боеприпасами сбросили за борт. Когда все что можно отдали морю, оставалось только молиться.
От всей команды в пятьдесят человек осталось чуть меньше половины. Помпы работали не останавливаясь, люди падали с ног от усталости, но продолжали бороться за плавучесть. Силы неравные, вода прибывает от накатывающихся валов. Нас еще спасает крепкий корпус. На этом писать кончаю, надо идти менять Питера, если спасемся хвала Господу Богу и Пресвятой Деве Марии. Спаси и сохрани наши души.
28 апреля 1671 года. Впервые выдалась свободная минута и можно записать о нашем счастливом спасении. На рассвете 18 апреля, когда сил едва хватало за что-то держаться, мы только молились. Шторм стих, и мы дрейфовали, но наши часы были сочтены. Расшатанный набор корпуса больше не держал воду, мы тонули. Надеяться на спасение бесполезно, кругом океан. И когда Стивенсон хотел покончить с собой, извергая проклятья, глаза его полезли из орбит.
– Земля, – тихо сказал он, и нож выпал из руки, он, не переставая, стал креститься. Мы все, у кого еще были силы, поднялись к фальшборту. Да, это была земля. Течение несло нас на скалы. Что решить: прыгать и плыть или отдать себя судьбе? Сил плыть нет, значит ждать и молиться.
Удар был страшен. Потерял сознание, а пришел в себя оттого, что стал захлебываться. Полулежал, полу висел на мелкой воде, на канате, привязанном к борту. Надо мной возвышалась громада корпуса «Бешенного», лежавшего на сломанном боку на песчаной отмели. Не привяжись я тогда – конец.
Всего нас спаслось семь человек, остальные погибли. Немного придя в себя, мы спешным порядком перетащили, в первый отлив, остатки вещей с корабля на берег. Работали как сумасшедшие, боялись, что приливом смоет остатки судна.
Теперь все позади. «Бешеный», разбитый прибоем, унесло в море. Мы на острове. Пища есть, порох и пули есть, кое-какой инструмент, воду нашли. На самой высокой точке поставили мачту с тряпкой, может, кто заметит. Решили дежурить по очереди.
Строим себе дом. Определить свое местонахождение без секстанта бесполезно. Хорошо, что никто не теряет надежду о спасении.
Прожили первый месяц. Раны зажили, еды хватает. Трезвый образ жизни не дает взбеситься моим морякам. Мы устроились очень хорошо. Ведем земледелие, двое из ребят были в прошлом крестьяне. Прокопали оросительные каналы, будем надеяться на хороший урожай.
Отменили дежурства, пустая трата времени, год прошел, но, ни одного паруса. Достаточно мачты с тряпкой, увидят – причалят.
Чернила высохли. Все эти годы писать не имело смысла. Одно и то же. Но последние события заставили размочить засохший пузырек. Вчера, 23 июля 1675 года, над нашим островом пронесся ураган. Мы не пострадали. У нас сложилась традиция: тот, кто идет за водой к источнику, пока набирается кувшин, поднимается к мачте и осматривает океан. Джим перепугал нас до смерти. Корабль! Его постигла наша участь. Это были испанцы. Двух палубный галеон, Без признаков жизни, несло на наш остров. О спасении не могло быть и речи. Но там могли быть люди. Гарпер вызвался смотаться на лодке, сделанной нами, до борта и обратно. Мы не стали возражать. Он успел. Его рассказ резанул по нервам свободных людей сильнее ножа. Привезенное оружие и порох радовали, но услышанное разрывало душу.
Судно по самую батарейную палубу было загружено золотом. Захваченная посуда говорила сама за себя. Команды не было, но до нее дела нет. Но золото! Наша скромная добыча казалась песчинкой в куче песка, по сравнению с тем, что должно было погибнуть.
Мы стояли все на вершине и с замиранием сердца следили, как разбилась эта посудина о скалы и затонула недалеко от берега. В солнечную погоду ее контур хорошо виден на дне. Но как достать, там глубоко. Мы должны были смириться с этим горем. А с другой стороны, зачем оно нам здесь? Ценности в мире относительны.
Я оторвал взгляд от книги и понял, что Настя давно не плетет, а смотрит на меня с побледневшим лицом.
– Ты что?
– Серега, давай посмотрим?
– А что там увидишь? Иловые заросли или вообще ничего.
– Скажи, лень идти и я тебе поверю.
– Поднимайся и бегом, чтобы меньше языком болтала.
– Зачем бежать?
– Вместо тренировки, ты ж просила научить, вот и готовься физически.
Всю дорогу бежали, сделав две остановки. Сердце прыгало в груди, мы обнялись, чтобы не упасть от усталости. Да, форму надо восстанавливать. День был, как по заказу.
Мы долго всматривались с высоты утеса в глубину, но кроме гальки и песка ничего не увидели, а метрах в пятнадцати начиналась черная пучина.
– Ничего нет.
– Его и не могло быть, Настя.
– Почему? Куда он делся?
– Прибой растащил обломки, остальное занесло песком и илом.
– Значит, он есть.
– Ты прямолинейна, но он недоступен.
– А там глубоко?
– Если они не достали, то мы тем более.
– А с аквалангом?
– Ну, ты и упрямая.
– Черт с ним, пошли дочитывать, может, мы смотрим не в том направлении.
– Хорошо, побежали.
– Опять?
– Силу надо качать, сегодня же начнем тренировки. Или не хочешь?
– Я хочу стать ниндзей черепашкой, можно.
– Хоть Брюсом Ли, вперед.
Спуск прошел легче, мы не спешили и не отдыхали.
Разобравшись с первыми листами текста, чтение пошло быстрее, с языком освоился. После кораблекрушения, шло описание быта островитян. Настю смутило описание утвари, она вся была из золота или серебра, но мы же ничего не нашли в хижине.
– Здесь что-то не так?
– Что тебе не нравится?
– Куда все делось? Корабля нет, тарелок нет, вилок нет. Где все? Выходит не мы первые?
– Это тоже не подходит. Книгу никто не трогал.
– А зачем она им? Золотишко собрали и ушли, а остальное, как ты сказал.
– Нам от этого не легче.
– Ошибаешься. Если я права, про остров знают и нас найдут.
– Согласен. И, тем не менее, я сторонник дочитать ее.
– Листай, хоть какое-то занятие.
Как я и ожидал, большого внимания заслуживало окончание бортового журнала. Вся команда дожила до старости, и постепенно каждый умер своей смертью, о чем свидетельствовала отдельная запись. Они прожили здесь пятнадцать лет.
Последняя запись гласила:
«14 декабря 1686 года. Силы с каждым днем оставляют меня. Скорее всего, это мое завещание. Я не жалею о прожитой жизни. Пусть я был грешен, но все искупилось упорным трудом. Ухожу за своими друзьями, дни мои сочтены. Я, Джонатан Смайлс уроженец Лондона, родившийся 2 сентября 1618 года, сын капеллана Хогарта Смайлса завещаю все наше золото и другие драгоценности, а также останки испанского галеона, который мы считали своей добычей, тому, кто найдет мой бренный прах. Весь нехитрый скарб я укладываю в свое ложе, и буду молиться за спасение моей грешной души. Аминь.
Под записью стояло число и витиеватая роспись.
Второй раз за этот день меня пробил озноб. Это надо быть настолько тупым, чтобы не перевернуть в том доме все вверх дном. Но приближался вечер, все откладывалось до утра.
– Как ты думаешь, что там может быть? – Настя, склонив к плечу голову, смотрела на закат.
– Даже не берусь гадать. Судя по записи это вещи, если я правильно перевел. Сама знаешь, что в английском много слов с одинаковым написанием имеют разное значение. Во всяком случае, слова «gold» здесь нет.
– Никогда не думала, что стану кладоискателем.
– О, Настена! Это заразная штука, а главное опасная.
– Почему?
– В юности мы излазали все заброшенные церкви, и готовы были не оставить камня на камне лишь бы найти поповское золото.
– Нашли?
– Нет, конечно.
– А что в этом опасного?
– Могло завалить в подвале или стена рухнуть, к тому же вспомни фильмы и книги.
– А?! Пьяный Джон Сильвер вынул свой стеклянный глаз, и вместо лупы стал через него разглядывать найденный алмаз.
– Там такого не было.
– Ты такой правильный, Сережа, что зевать хочется.
– А я думал пукать.
– Следующий раз я так и сделаю. Купаться идем? – она встала и сладко потянулась. Без соблазна на ее тело смотреть было нельзя. Каждый волосок, в лучах солнца, отливал золотом, соски заострились, живот подтянут, на ногах от напряжения выделился каждый мускул.
– Вот я сейчас тебя поймаю, – затевалась любовная игра. Метнулся в ее сторону.
– Ой! – взвизгнула Настя и бросилась бежать к воде.
О проекте
О подписке